А потом он увидел Их.
По жёлтой, словно выжженной, степи самого большого континента планеты, с востока на запад, в направлении голубой нитки полноводной реки, двигалась пыльная колонна. Тодд, заинтересовавшись, приблизился вплотную, синхронизовал скорость, и незамеченным (кто ж различит сгусток энергии в чистом виде!) полетел рядом, с интересом разглядывая странного вида колымагу из дерева, металла, углеводородов и спёкшегося до прозрачности кремния. Машиной управляло существо, одетое в ткани растительного происхождения. Изо рта существа торчал скрученный клочок бумаги с тлеющей травой, руками оно держало стальной тор, служащий, по всей видимости, органом управления машиной. Колымага была загружена деревянными ящиками, в которых ровными рядами лежали металлические цилиндры-конусы неизвестного назначения. Машин в колонне было не менее полусотни, и путь они держали к дымящему вдалеке городу.
В том, что это был именно город, сомнений не было. Тодд в одно мгновенье преодолел расстояние до реки, тенью скользнул под самые облака и завис, разглядывая сквозь чёрную дымку прямые лучи улиц и строения вдоль них. Город занимал правый крутой берег в том месте, где река поворачивала с северо-востока на юго-восток. Река, по-видимому, являлась главной транспортной артерией города: Тодд разглядел широкую улицу, идущую параллельно берегу, и множество мелких, пересекающих её и упирающихся в береговой обрыв.
Город горел. Он буквально весь был укутан дымом. Горели и дымили дома, большей частью разрушенные и представляющие собой груды камней. Тодд нашёл это обстоятельство странным. Огонь и дым – признаки деятельности разумных существ. Допустим, аборигены теплокровны и температура атмосферного воздуха здесь, в северных широтах, для них некомфортна, и они пользуются огнём, чтобы согреться. Такой вывод удовлетворил Тодда. Но как они живут в таких разрушенных домах? Чтобы ответить на этот вопрос, Тодд спустился и полетел вдоль главной улицы чуть выше крыш.
Еще одной особенностью, на которую Тодд, снизившись, сразу же обратил внимание, было обилие летающего железа. Железные капли со свистом рассекали воздух, врезались в стены домов, в твёрдое покрытие улиц, вызывая фонтанчики пыли. Крупные капли, достигнув цели, превращались в огромные фонтаны из обломков зданий, камней, земли. Тодд стал свидетелем, как одна из таких ревущих железных бестий вонзилась в подножие высокого – в пять этажей – дома, пробуравила стену и взорвалась. Дом тряхнуло, и в следующее мгновение вся стена с пятью этажами медленно и величественно осела, превратившись в пылящую груду обломков. Тодду пришлось понизить предел чувствительности датчиков, чтобы не оглохнуть, такой здесь стоял грохот…
3
– Товарищ санинструктор. Товарищ санинструктор! – Петька дёргал за штанину Нечипорука, прильнувшего к окну и стрелявшего короткими очередями.
– Чего… тебе…? – не оборачиваясь, в паузах между выстрелами спросил тот.
– Товарищ старшина приказал вам в подвал. Срочно. Там Зинка рожает.
– Всё ж тебе не ради бога! Евсейкин, держи оборону.
Боец, набивавший патронами магазин своего ППШ, поднял голову, понимающе кивнул и занял место товарища.
– Ну, пошли, боец Мальцев, – сказал Нечипорук, поднимая с пола сумку с красным крестом.
…Зинка лежала на горе тряпья и часто дышала.
– Ой, рожаю. Рожаю! – смешно окая, запричитала она, завидев Нечипорука. – Дядя Миша, рожаю ведь!
– Рожаешь, милая, рожаешь, – успокоил её Нечипорук, расстёгивая сумку.
– Петьку-то прогоните, мал он ещё, – попыталась возразить роженица.
– Какой он тебе Петька? – весомо возразил санинструктор. – Он боец Красной Армии, а в данный момент – помощник санинструктора. – И уже обращаясь к Петьке: – Ну-ка, боец, организуй горячей воды. Вон котелок, над керосинкой разогрей. И вот что… – Он вытащил из сумки, развернул и протянул простынь. – Как знал, не порезал на бинты. Подашь, когда скажу.
Петька принял простынь, свернул, засунул за пазуху и побежал организовывать кипяток.
– Давай тужься, милая, тужься, – склонился Нечипорук над Зинкой.
…Нечипорук взял на руки младенца, поднял его, повертел, чтоб мамаша видела:
– Вот, Зинка, пацан у тебя. Смотри, какой богатырь!
Зинка, отмучавшись, лежала и тихо улыбалась.
– Сейчас я его… – Нечипорук вытащил нож, что-то им отрезал, засунул обратно в штанину и требовательно крикнул Петьке:
– Простынь давай!
Петька, сидевший всё это время в сторонке отвернувшись и лишь в конце осмелившийся повернуть голову, вытащил простынь и протянул Нечипоруку. Тот ловко спеленал младенца и протянул матери. Зинка обняла малыша и прижала к себе. Петька, открыв рот, смотрел на эту сцену. Он был потрясён увиденным.
– Вот так, милая. Как назовёшь-то, придумала? – улыбаясь, спросил санинструктор.
Глаза Зинки вдруг расширились, лицо исказила гримаса.
– Дя…
Слева, со стороны лестницы, затрещало. Дядя Миша неловко выгнулся и упал на Зинку. Петька повернул голову на звук. Фриц стоял в проёме двери, из автомата в его руках шёл дымок.
– Не-е-ет! – Петька скидывал с плеча автомат, не сводя с фашиста глаз и понимая, что не успеет выстрелить. Их взгляды встретились, и Петька ясно разглядел короткие огненные вспышки, подёргивания ствола в руках врага… Всё. Это конец, – подумал он, но глаза закрыть не успел.
То, что произошло дальше, никакому объяснению не поддавалось. Что-то случилось со временем. Пространство между Петькой и фрицем вдруг задрожало, замерцало. Четыре серые кляксы шмякнулись, со звонким «чпок» ударившись о неведомую преграду, повисели мгновенье и опали. Чуть видимая, колышущаяся простыня, сотканная из воздуха, вдруг вспыхнула тысячами искр и рассеялась, испарилась ночным туманом под первыми утренними лучами солнца. Петька увидел, как у фашиста от удивления расширились глаза, и в следующее мгновенье нажал на курок. Пули прошили немца насквозь. За его спиной фонтанчиками взвилась штукатурка. Фриц крякнул и кулем осел на пол.
Петька повернул голову. Нечипорук лежал на Зинке. Гимнастёрка на спине была бурой, изодранной в трёх местах. У Зинки во лбу сияла красная дырочка, стена за ней была вся в кровяных брызгах. Петька подполз, взял на руки кулёк. Малыш лежал с закрытыми глазами и смешно причмокивал губами. Живой! Петька прижал его к себе, лихорадочно соображая, что же делать дальше. Вверху раздавалась стрельба. Второй этаж. Нет, третий. «Прорвались-таки, гады», – подумал Петька.
Подбежав к дверному проёму, он глянул вверх. Вроде никого. Поднялся по лестнице до первого этажа, осмотрелся, и, согнувшись, добежал до двери, ведущей на улицу. Прижался к стене, переводя дыхание. Кто здесь лежит? Зинченко, Зиновьев, Соломатин, а там?… Пелепяк. Все убиты. Петька сглотнул, прогоняя подступивший ком. Как же так?!.. А вон фриц мёртвый, гад!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});