Читать интересную книгу Агония. Кремлевская элита перед лицом революции - Александр Скобов

Самое омерзительное, что подобные идеи встречают сочувствие в определенной части либеральной общественности. Той части, которая готова рукоплескать запретам коммунистической символики в некоторых «молодых демократиях» Европы. Несколько лет тому назад именно либеральные политики (причем более чем солидные) уже требовали уголовной ответственности за «отрицание либо оправдание преступлений сталинизма и большевизма», а также за «пропаганду идей сталинизма и большевизма». Те самые политики, которые приравнивают коммунистов к нацистам и любят поморализировать насчет того, что нельзя присаживаться с ними на одном гектаре. Не угодно ли теперь, господа, оказаться в одной компании со средневековым мракобесом Чаплиным и национал-социалистом Демушкиным?

Сторонники запрета «человеконенавистнических идеологий» ссылаются на пример европейских антинацистских законов. Отечественные держиморды тоже давно умеют апеллировать к общечеловеческим ценностям и опыту развитых европейских демократий. Советские вертухаи, гостеприимством которых я пользовался в одном сердитом заведении, любили развлекать себя интеллектуальными дискуссиями со своими гостями. Например, о допустимости понятия «запрещенная литература». Хорошо помню их преисполненные благородного негодования возгласы: «Так что же получается – Mein Kampf тоже нельзя запрещать?»

Да, нельзя. Одна из самых подлых (хотя и не самых страшных) вещей, придуманных человечеством, – это запреты книг. Даже если их авторы сами запрещали чужие книги, даже если устраивали из них костры. Запреты их книг не лучше тех костров.

Послевоенные европейские законы, запрещающие открытое выражение нацистских взглядов, были возмездием, основанным не на праве, а на коллективной политической воле победителей. Они имели право на существование в мире, в котором люди помнили непосредственно виденные ими неостывшие горы человеческого пепла. И то, что фашизм есть абсолютное зло, могло считаться в этом мире истиной, не требующей доказательств.

Но «ялтинского мира» больше нет, хорошо это или плохо. И в нашем «прекрасном новом мире» каждому новому поколению придется с нуля доказывать, что фашизм – это зло. Вот только современные борцы с фашизмом подразучились это делать. Запретительные законы не способствуют сохранению спортивной формы. И в современном мире они лишь рудимент ушедшей эпохи.

От запрета Mein Kampf для борьбы с фашистской идеологией столько же пользы, сколько от запрета переписки Ивана Грозного или мемуаров Чингисхана. Сегодня эта книга – литературный памятник и исторический источник, не более. А ее запрет – не более чем ритуальная экзекуция над вражеским культовым предметом, магический обряд. Только вот не будет безопасным мир, в котором борьба с фашизмом сведется к магическим ритуалам.

Предупреждение об этом, предупреждение всем тем, кто надеется уберечься от фашизма идеологическими запретами, – обвинение антифашиста Андрея Иванова в разжигании вражды к социальной группе скинхедов. Многие либеральные правозащитники ошарашены таким поворотом сюжета. Они привыкли считать, что действующее антиэкстремистское законодательство «при правильном применении» как раз и должно защищать общество от фашизма и потому «в целом» правомерно. Ну, может, требует незначительного уточнения. Сам принцип преследования за «вражду» под сомнение не ставится. Вот власть и отвечает им в свойственной ей манере: либо мы делим вражду на «правильную» и «неправильную», либо закон должен быть одинаков для всех.

Лев Пономарев продолжает попытки вести с властями спор в их «правовом поле». Он ссылается на постановление Верховного суда РФ, в котором указано, что разжигание вражды к группе (расовой, этнической, религиозной, социальной) – это только призывы к насилию, дискриминации или иному нарушению прав человека в отношении ее представителей. Только вот это постановление ни в малейшей степени не помешало изображающей судью мадам Сыровой вынести обвинительный приговор «по мотивам вражды и ненависти» святым новомученицам Надежде, Марии и Екатерине. То есть не за само «разжигание», а за намерение «разжечь».

Мотив – вещь труднодоказуемая, а следовательно, и трудноопровергаемая. А это значит, что при наличии политической воли и полной управляемости суда его можно доказать всегда. Сегодня, когда под знамена режима жуликов и воров собирается все самое реакционное, не приходится сомневаться, в какую сторону эта политическая воля будет направлена. Наконец, хотелось бы спросить Льва Александровича: а с Лениным-то что делать будем? Ведь призывал-таки злодей к насилию.

Держиморд во власти интересует не защита общечеловеческих ценностей, а механизм, позволяющий запрещать все неугодное в данный момент начальству. Делать это они готовы со служебным рвением и личным удовольствием. До сих пор их сдерживало лишь желание правящей клики сохранять какую-то видимость солидности. Не выглядеть совсем уж нелепо и смешно. Не позволять себе слишком резких движений. Оставаться в серой зоне недодемократии и недодиктатуры.

Сегодня путинский режим вступил в ту стадию естественного вырождения, когда он не может или не хочет больше сдерживать ни себя, ни своих ретивых исполнителей, получающих из Кремля все новые сигналы «фас». И если до сих пор кафкианские эпизоды вроде признания экстремистскими лозунгов «Долой самодержавие и престолонаследие!», «Убей в себе раба!», «Да здравствует русский бунт, мудрый и милосердный!» были все-таки единичными, ожидать следует повсеместного расширения подобной практики.

Именно политика Кремля ведет к усилению взаимной вражды и ненависти в обществе. Она разрушает худо-бедно существовавший у нас внутренний барьер в отношении политического насилия. Барьер, как оказывается, весьма хлипкий. Подтверждение тому – готовность представителей практически всех существующих в стране идейно-политических направлений выяснять отношения друг с другом при помощи репрессивного законодательства кремлевского режима. Именно это режиму и нужно.

27 августа 2012 г.

Абажурнальная полемика

(О заявлении Бориса Вишневского)

Борис Вишневский может обвинить меня в терпимости к откровенной мерзости, коей является высказывание г-жи Скойбеды. Он может даже обвинить меня в популяризации оной мерзости. И все же я начну с того, что переведу это высказывание на нормальный русский язык. По сути это несколько переиначенный весьма популярный тезис неосталинистов в их полемике со сторонниками теории идентичности сталинского и гитлеровского тоталитаризма. В оригинале звучит он так: «Вот вы СМЕРШ на одну доску с СС ставите, а не будь этого СМЕРШа с его не вполне интеллигентными методами, из вас СС абажуры бы понаделала».

Я не буду углубляться в сто раз высказывавшиеся аргументы за и против этого тезиса. Спор на эту тему был, есть и будет. И любому добросовестному наблюдателю ясно, что в подоплеке этого спора лежит не стремление докопаться до исторической истины, собрав и правильно разложив все имеющиеся исторические факты, а, скажем так, философско-этическая позиция. Это все тот же извечный спор между «так было надо» и «так было нельзя». Сторонники «так было надо» полагают, что, в отличие от чужих зверств, свои зверства могут и должны быть оправданы. Благой целью. Необходимостью борьбы с чужими зверствами. Да просто тем, что это свои, а не чужие зверства. Им нельзя, а нам можно.

Далее. Приверженец «так было надо» считает, что те, кто отказывается оправдывать «наши» зверства и «клеветнически» приравнивает их к зверствам «чужих», суть враги, мешающие нам жить. И их можно и должно устранить из нашей жизни любыми средствами. Расстреляют их «свои» в подвалах Лубянки или «чужие» наделают из них абажуров в Бухенвальде – это уже непринципиально. Все во благо. Такие взгляды могут быть названы фашистскими или нацистскими. Хотя фашизм и нацизм – безусловно яркие, но не единственные проявления философии, предполагающей насильственное устранение из нашей жизни тех, кто мешает нам жить и триумфально шествовать к нашей великой цели.

А теперь я хочу спросить Бориса Вишневского, уже обратившегося в соответствующие органы на предмет привлечения г-жи Скойбеды к уголовной ответственности по 282-й статье: будем сажать всех, кто так думает? А ГУЛАГа на них хватит?

Статьи, карающей за «оправдание фашизма», не должно быть хотя бы потому, что доказать «оправдание фашизма» будет невозможно, не вывернув трижды эту статью наизнанку. Вы хотите сказать, г-жа Скойбеда оправдывает изготовление из людей абажуров? Но она всего лишь «иногда жалеет», что не из всех либералов сделали абажуры. Признается в таком грехе. То есть вроде как признает, что это грех. То есть признает, что делать абажуры из людей не следует.

Мы все, конечно, знаем, что она врет. Что на самом деле она не «иногда жалеет» в запальчивости, а только об этих абажурах и мечтает. Так будем судить за то, что человек не сказал, но подумал? У соответствующих органов нашей страны богатый опыт выявления того, что человек на самом деле подразумевал или на что только намекал. И в этом они всегда проявляли творческий подход. Привет Борису Вишневскому от ульяновской полиции, задержавшей людей за раздачу на Пасху листовок с портретом Маркса и надписью «Воистину Маркс!» Это так у нас сейчас с оскорблением религиозных чувств борются. Идея уголовной защиты всяческих оскорбленных чувств у нас сейчас вообще стала чрезвычайно популярна. Высказывание г-жи Скойбеды безусловно оскорбляет чувства. Оскорбляет память жертв, оскорбляет их потомков. Хотите нового судебного процесса об оскорбленных чувствах? Одного мало?