Читать интересную книгу Мертвецы живут в раю - Жан-Клод Иззо

Санчес уже ждал меня. Я удивился. Я представлял его эдаким горластым mia. Он был низенький, толстенький. По тому, как он поздоровался со мной, я понял, что он не из породы смельчаков. Вялая ладонь, опущенные вниз глаза. Этот тип всегда будет говорить «да», даже если мысленно все отрицает.

Он боялся.

— Знаете, я отец семейства, — сообщил он, проходя за мной в кабинет.

— Садитесь.

— И у меня трое детей. Красный свет, ограничения скорости, знаете, как я с ними осторожен, да. Такси — мой кормилец, поэтому…

Он протянул мне листок. С фамилиями, адресами, телефонами. Четыре позиции. Я взглянул на Санчеса.

— Они могут вам подтвердить. В то время, что вы называете, я был с ними. До половины двенадцатого. Потом снова сел за руль.

Я положил листок прямо перед собой, закурил сигарету и уставился прямо ему в глаза. Свиные, налитые кровью глазки. Он очень быстро их опустил. Он сложил ладони, беспрестанно потирая их. На лбу у него выступили капли пота.

— Сожалею, господин Санчес. (Он поднял голову.) Ваши друзья, если я их вызову, вынуждены будут лжесвидетельствовать. Вы доставите им неприятности.

Он смотрел на меня красными глазками. Я выдвинул ящик, наугад достал увесистую папку, положил перед собой и стал перелистывать.

— Вы прекрасно понимаете, что из-за обычного проезда на красный свет мы не стали бы утруждать себя вашим вызовом и всем прочим. (Его глаза расширились. Теперь он сильно потел.) Это серьезно. Гораздо серьезнее, господин Санчес. Ваши друзья пожалеют, что доверились вам. И вы…

— Я был там с девяти до одиннадцати…

Он кричал. Из страха. Но он мне казался искренним. Это меня удивляло. Я решил больше не хитрить.

— Нет, господин Санчес, — твердо возразил я. — У меня восемь свидетелей. Они стоят ваших. Восемь дежурных полицейских. (Рот у него раскрылся, но оттуда не вылетело ни звука. В его глазах, я видел это, промелькнули все катастрофы мира.) В 22 часа 15 минут ваше такси находилось на улице Корнеля, у входа в «Командорство». Я могу предъявить вам обвинение в пособничестве убийству.

— Это не я, — упавшим голосом сказал он. — Не я. Я сейчас все расскажу.

Глава восьмая,

в которой бессонница не решает проблем

Санчес обливался потом. Крупные капли стекали с его лба. Он утирался тыльной стороной ладони. Пот тек и по шее. Через некоторое время он вытащил носовой платок, чтобы вытереть пот. Я начинал чувствовать его потный запах. Он без конца елозил на стуле. Должно быть, ему сильно хотелось помочиться. Он, наверное, уже обмочил трусы.

Он мне не нравился, этот Санчес, но антипатии я к нему почему-то не испытывал. Он, наверное, был хороший отец. Он вкалывал изо всех сил, ночами напролет. Он спал, когда его дети отправлялись в школу. Он снова выезжал на своем такси, когда они возвращались домой. Он, должно быть, их вовсе не видел. Кроме редких суббот и воскресений, когда он отдыхал. Раз в месяц, вероятно. Вначале, вернувшись с работы, он брал жену. Он ее будил; ей это не нравилось. Он от этого отказался и с тех пор довольствовался шлюхой. Несколько раз в неделю. Перед тем, как отправиться ишачить или после. С женой теперь это происходило лишь раз в месяц, если выходной выпадал на субботу.

Такая же жизнь была у моего отца. Он работал наборщиком в ежедневной газете «Марсейез». Он уходил из дома в пять вечера. Я рос в его отсутствие. Когда он возвращался ночью, то заходил меня поцеловать. От него пахло свинцом, типографской краской и табаком. Это меня не будило. Отцовский поцелуй был частью моего сна. Когда он забывал меня поцеловать, — такое с ним случалось, — я видел плохие сны… Я воображал, будто он бросает нас, мою мать и меня. В двенадцать-тринадцать лет мне часто снилось, что у него есть другая женщина. Она была похожа на Желу. Он ее тискал. Потом, вместо отца, поцеловать меня приходила Желу. От этого у меня вставал член. Тогда я удерживал Желу, чтобы ее ласкать. Она ложилась ко мне в постель. Потом появлялся мой разозленный отец. Он устраивал скандал. И, вся в слезах, являлась моя мать. Так я и не узнал, имел ли мой отец любовниц. Он любил мою мать, в этом я не сомневался, но их жизнь оставалась для меня тайной.

Санчес заелозил на стуле. Мое молчание его смущало.

— Вашим детям сколько лет?

— Мальчикам четырнадцать и шестнадцать. Младшей, Лор, десять. (Лор звали его мать.)

Он достал бумажник, раскрыл его и протянул мне семейное фото. Мне не нравилось то, что я делал. Но я хотел его расслабить, чтобы он рассказал мне как можно больше. Я рассматривал его ребят. У всех были какие-то рыхлые лица. В их невыразительных глазах не было ни малейшего проблеска бунта. Они родились озлобленными. Они будут питать ненависть лишь к более несчастным, чем сами они. И всем тем, кто будет отбивать у них хлеб. К арабам, черным, желтым. Никогда к богатым. Они уже знали, кем станут. Почти никем. В лучшем случае мальчики будут шоферами такси, как папа. А девочка станет помощницей в парикмахерской. Или продавщицей в дешевом универсальном магазине. Они будут средние французы. Граждане страха.

— Красивые, — лицемерно заметил я. — Хорошо, вы рассказывайте. Кто вел ваше такси?

— Сейчас я объясню. У меня есть друг, Тони, ну, приятель. Потому что, да, мы не так уж близки, понимаете. Он работает вместе с грумом из «Франтеля». С Чарли. Они там лохов снимают. Деловых людей. Важных чиновников. И прочих. Тони на весь вечер предоставляет такси в их распоряжение. Возит их в шикарные рестораны, в ночные кабаки, где драк не бывает. Заканчивают они у шлюх. Дорогих, да! У тех, что имеют свои квартирки…

Я предложил ему сигарету. Он почувствовал себя смелее. Перестал потеть.

— И, держу пари, в игорные дома, где играют по-крупному?

— Еще бы. Потрясно! Есть суперкрасотки. Да, среди шлюх. Знаете, что им нравится, этим таким. Экзотика. Трахать арабок, негритянок, вьетнамок. Но хорошеньких, да. Между прочим, иногда они из них коктейльчик составляют.

Он становился неистощимым. Все, о чем он мне рассказывал, придавало ему значительности. И к тому же возбуждало. Он наверняка позволял себе иногда взять шлюху.

— А вы, значит, предоставляете такси.

— Ну да. Они мне платят, а я в это время болтаюсь без дела. Я играю с приятелями в белот. Я хожу в «Ом», когда там идет игра. Но я беру строго по счетчику. Вот и весь доход. И это логично. Ведь все берет на себя Тони. Лохов, рестораны, ночные кабаки, шлюх. И все прочее.

— Вам часто случается сдавать такси?

— Два-три раза в месяц.

— И в пятницу вечером?

Он кивнул в знак согласия. Словно сонливая улитка, он снова спрятался в свою раковину. Мы вновь возвращались к тому, что ему не нравилось. Страх опять брал вверх. Он понимал, что наговорил лишнего, но что самого главного еще не сказал.

— Угу. Тони меня попросил.

— Я не понимаю лишь одного, Санчес, почему ваш приятель не взял лохов? А вез двоих убийц.

Я закурил новую сигарету, на этот раз ему не предложив. Я встал. Я чувствовал, как возвращается боль. Ощущал резь в желудке. «Надо на него нажать», — подумал я. Я посмотрел в окно. Порт, море. Облака рассеялись. Какой-то невероятный свет озарял горизонт. Слушая его рассказы о шлюхах, я думал о Мари-Лу. О том, что ее избили. О ее сутенере. О клиентах, которых она принимала. Попадала ли она в один из этих «кругов»? Бросали ли ее в оргии богатых свиней? «С интимом или без?» — спрашивали при заказе номеров в отдельных отелях, которые специализировались на проведении коллоквиумов и семинаров.

Море серебрилось. Чем в эти минуты могла заниматься Мари-Лу у меня дома? Я не мог этого себе представить. Я уже не мог вообразить женщину у себя. В открытое море выходила яхта под парусами. Лучше бы я отправился на рыбалку. Чтобы только не торчать здесь. Я нуждался в тишине. Мне надоело с самого утра выслушивать идиотские истории. Муррабеда. Санчеса с его приятелем Тони. Вечно неизменная человеческая гнусность.

— Итак, Санчес, — сказал я, подойдя к нему. — Как ты это объясняешь?

Обращение на «ты» заставило его вздрогнуть. Он сообразил, что начинается второй тайм.

— Ну да, я рассказал не все. Всегда что-то забудешь.

— Послушай, — сказал я, снова садясь. — У тебя семья. Красивые дети. Вероятно, симпатичная жена. Ты их любишь. Они тебе дороги. Ты стараешься приносить в дом побольше деньжат. Я понимаю. Так живут. Но сейчас ты влип в грязное дело. Ты словно в тупик въехал. Выбор у тебя не велик. Ты обязан все выложить. Фамилию, адрес твоего дружка Тони. В общем, все.

Он понимал, что мы к этому придем. Он снова начал потеть, и это было мне противно. Под мышками появились темные круги. Он смотрел умоляюще. У меня пропала к нему всякая симпатия. Санчес стал мне омерзителен.

Мне было бы даже стыдно дать ему пощечину.

— Ведь я же не знаю. Я могу закурить?

Я не ответил. Я распахнул дверь в кабинет и подал дневальному знак войти.