спускала всю злость на нас, на детей, на рабов, на не вовремя заглянувших соседей. Зарифа оправдывала ее нервозность тем, что у нее не сложилось с мужчинами, ведь она была дважды замужем за родственниками и дважды разведена. Сухая и тощая, как палка, она оказалась бесплодной. Зарифа не скрывала своего страха перед ней и, как только скончался отец, покинула «Большой дом» и уехала к Сангяру в Кувейт.
Асмаа
После трехдневной поездки в Маскат с будущим зятем и его матушкой за тканями для свадебного наряда и прочими аксессуарами Салима вернулась в аль-Авафи, недовольная покупками.
– Были варианты куда интереснее, – пожаловалась она жене муэдзина. – Асмаа заслуживает лучшего. Но Аззан, Аллах ему судья, не потребовал ничего от жениха. Сказал: «Моя дочь не товар, чтобы торговаться! Пусть сами решают!» И вот жених потратился тысячи на две риалов, не больше. Вот что значит условий своих не ставить! Мать его всю дорогу молчала, словно воды в рот набрала. Забыла, видать, как вести себя принято!
Салима разложила перед ними покупки. Асмаа, Холя, жена муэдзина, вдова судьи Юсефа, мать Нассера и еще три соседки по очереди стали ощупывать их, вертеть туда-сюда блестящие шелковые отрезы, которые в умелых руках Мийи должны были превратиться в платье с вышивкой и шаровары невесты. Салима развернула зеленое покрывало на голову, украшенное золотистыми розами, со свисающими нитями бисера всех цветов радуги по краям.
Холя, не удержавшись, схватила примерить блестящие туфли на высоком каблуке, за что мать с осуждением посмотрела на нее. Разобравшись с тканями и обувью, перешли к парфюмерии. Два флакона французских духов, извлеченных Салимой из коробочки, были приобретены по настоянию матери жениха. На самом деле за такую баснословную цену можно было взять еще и баночку настоящих арабских масел.
– Ты помешана на них, Салима! – засмеялась жена муэдзина. – И того довольно невесте будет.
– Невесту обязательно умастить надо, – заявила со всей серьезностью Салима. – Посмотри, вот купила сама два вида благовоний – один из Камбоджи, другой из Саляли. Холя! Неси уголь! Попробуем-ка разжечь!
Холя побежала на кухню. Асмаа же заметила:
– Но они быстро испаряются, мама. Лучше б духов побольше взяла.
Открывая шкатулку с золотыми украшениями, Салима ответила:
– Молчи! Ничего не смыслишь! Все невесту обкуривают! А то позора не оберемся!
Глаза у женщин при виде переливов золота загорелись. Добротная цепочка, ожерелье из нескольких ниток, кольца и печатки с камнями, перстенек с бриллиантом, подарок от свекрови, одни браслеты тонкой работы, другие широкие, с шипами.
– А в наши дни, – сказала одна из соседок, – украшения были только из серебра. Но, слава Богу, времена меняются!
– Верно! – отозвалась другая. – Только серебро мы знали. Но сколько было изящных вещей – браслеты на ноги, сережки в нос.
Салима вскипела:
– Сегодня девушки такое уже не носят!
– Еще бы! – отозвалась Асмаа. – Я нипочем не нацеплю на ноги эти дребезжащие кандалы.
Она стала с интересом перебирать горсть золота, купленного матерью на свадьбу, и, вытащив браслеты с шипами, улыбнулась, вспомнив, что вышло с этими традиционными украшениями у вдовы судьи Юсефа. Тогда их ковали из серебра и изредка покрывали тончайшим золотым напылением. Марьям, вдова судьи, сама рассказывала Асмаа:
– Клянусь, была я не старше четырнадцати. Ко мне пришла мать, ныне покойная, да помилует ее Аллах, и сказала: «Вставай, Марьям, вымойся как следует, надень вот эти новые одежды, вот браслеты, серебряная цепочка». – «Мама, зачем?!» – спросила я ее. «Сегодня выходишь замуж за судью Юсефа», – отрезала она. Я рыдала так, что веки распухли, но на меня никто не обращал внимания. А к вечеру пришли с песнопениями женщины и отвели меня к судье. На пороге мать разбила об мою ногу яйцо и прошептала: «Смотри, Марьям, не дай Бог мужчина поймет, что ты готова лечь с ним, защищай честь нашей семьи, высоко держи себя! Браслетами этими его коли. Только не отдавайся сразу». Я, Асмаа, целый месяц, как мать наказывала, сопротивлялась. А он все: «Марьям, дорогая, любимая… Марьюма, ну как ты хочешь, чтобы я тебя называл?» А я браслеты с руки не снимала и тыкала их ему в лицо, стоило ему подойти поближе. Да будет милостив к нему Аллах на том свете! Эх, как начитан был отец Абдель Рахмана, как религиозен! Как нежен со мной был! «Марьюма! Я с тобой только поговорить хочу… Чего ты на меня ощетинилась? Остынь, поговори со мной. Зачем визжать так и царапаться? Если я тебе не мил, я не стану навязываться. Я не хочу тебе зло причинять. В чем дело, Марьям? Тебя заставили замуж пойти? Я тебе противен? А, Марьюм?» Клянусь, Асмаа, не было и в помине у меня таких мыслей. Он лучше ко мне относился, чем родители, чем братья мои. Все законы Всевышнего соблюдал. Да покоится он с миром! Да дело было в том, что я продолжала выполнять указания матери!
– Целый месяц! – рассмеялась Асмаа.
– Да! Представь! – Марьям замахала руками. – Но потом случилось то, что нам было предписано… Он был такой понимающий, обходительный человек. А я девчушка мелкая! Кого мне было держаться в этом мире? А предначертан нам судьбой был Абдель Рахман с его братьями. Да упокоится душа их отца! Терпел меня, терпел. Я каждые два дня без причины домой к себе бегала, а он мне повторял: «Ты, Марьюм, жена мне на этом свете и на том! Как Аиша, да будет доволен ею Аллах, нашему Пророку! Да помолится за него Аллах и приветствует его!» Он умер молодым, Асмаа. Всегда лучших Аллах забирает к себе раньше срока. Такие всегда уходят в расцвете сил. Люди не оставляли меня в покое: «Какие твои годы, Марьям! Смотри, сколько живых мужчин ходит, а ты все о покойнике думаешь!» А как я за другого выйду? Он же сказал мне: «Ты моя жена, Марьюм, на этом свете и на том!»
Холя внесла горящие угли, Салима просыпала на них крошки благовоний, те заискрились, и она принялась окуривать смущенных соседок, запуская дым им под платье. Если хозяйка благоволила к гостье, то струйки выходили у нее из рукавов. А если недолюбливала – дымок рассеивался у нее где-то в складках одежды. Они заголосили:
– Вот мы невезучие! Только у жены муэдзина дым валом из рукавов!
На глазах у соседок Салима выложила вышитые чехлы для подушек и развернула коврики, которые купила у иранца после нелегкого торга. Холя наклонилась к сестре и тихонько заметила:
– Сестра! Недостача! Ни ночной рубашки, ни макияжа.
Асмаа подмигнула.
– Успеем до свадьбы!
Салима демонстрировала гостьям вместительный сундук, который заказывала у самого именитого торговца Матраха по своим меркам и лично выбранному декору, с