— Какие намерения? Я не понимаю, о чем вы говорите, мисс, — запинаясь пробормотала Анна. — Вообще-то я знакома с Джошем с детства, он дружит с моим братом, мисс.
— Вот как! — откликнулась Антония, но уже не так строго. — Он, по-видимому, приличный человек, да и служит у его светлости, но я должна знать, когда он приезжает. Тогда вы можете посидеть на кухне, а не шушукаться в дверях.
— Да, мэм, спасибо, мэм. — И девушка бросилась вон из комнаты.
— О! — воскликнула Антония, прочитав записку.
— Что случилось, дорогая?
— Его светлость сообщает, что не может приехать сегодня. Ему придется разбирать какое-то сложное правонарушение, и это может занять весь день.
Записка была написана таким деловым языком, что Антония могла, не опасаясь, передать ее мисс Доналдсон. В ней ничего не было, кроме сообщения о судебном разбирательстве и сожаления по поводу того, что он вынужден отложить свой визит.
Антония проверяла книгу расходов, когда горничная впустила в гостиную Джема.
— Я принес почту, мэм, — сказал он, с надеждой взглянув на мисс Доналдсон. Как он и ожидал, она спросила:
— Ты ел, Джем?
— Ничего с самого завтрака, мэм. А это было уже давно, мэм, — слабым голосом, будто умирая с голоду, пожаловался мальчуган.
— Иди на кухню и скажи Анне, что я велела дать тебе тарелку супа и хлеба. А потом отправляйся в огород и посмотри, не надо ли чего-нибудь прополоть.
Джем просиял и пулей выскочил из комнаты.
Антония разложила на столе почту.
— Пришло письмо от бабушки Грейнджер. Судя по почерку, она, слава Богу, здорова. Так… счет за корм для цыплят… О! А это, похоже, письмо от мистера Блейка… Он пишет, что сэр Джосайя и леди Финч прибудут в Рай-Энд-холл послезавтра.
— Как ты думаешь, Антония, следует нанести им визит сразу, как они приедут, или они слишком устанут с дороги, чтобы принять нас?
— Сделаем так: через четыре дня оставим свои визитки. — Антония отодвинула в сторону книгу расходов. — От этих цифр у меня разболелась голова. Пойду прогуляюсь. Составишь мне компанию?
— Нет, моя дорогая, мне надо дошить эти наволочки. Надень шляпу и постарайся держаться в тени, — прокричала Донна вслед.
Антония шла по берегу реки, сняв шляпу и стараясь как можно глубже вдыхать свежий воздух. В синем, без единого облачка, небе пели жаворонки. Ее настроение улучшалось с каждым шагом: она даже стала напевать что-то себе под нос. Все ее желания исполняются. Она спасла свое поместье от разорения и вернула честное имя Дейнов. Вдобавок ко всему она нашла мужа, живущего по соседству, и останется в этих краях, которые так ей полюбились.
Погруженная в свои мысли, она не заметила, что ушла очень далеко от дома и, кажется, уже попала во владения Маркуса. Если пройти еще немного, то будет видна крыша его дома. Как долго ждать до вечера, когда он придет!
Она сделала еще несколько шагов, и ее взору открылся небольшой павильон в античном стиле. От павильона немного в гору поднимался подстриженный газон, простиравшийся до самого дома, полускрытого большими деревьями. Девушка остановилась. Не пройдет и года, как она станет здесь хозяйкой…
Поскольку предстоял далекий путь назад, а день становился жарким, Антония решила немного отдохнуть в тени павильона. Она села на чугунную скамейку и стала обмахиваться шляпой. Небо уже не было безоблачным, на горизонте стали стягиваться тучи, предвещавшие приближение грозы. Надо возвращаться домой, пока не начался дождь.
— Что вы здесь делаете? — услышала она за спиной знакомый голос.
Девушка быстро обернулась, обрадовавшись встрече, но не увидела Маркуса. Она обогнула павильон и вышла на небольшую цветущую поляну, окруженную деревьями. Лицом к реке стояла мраморная скульптурная группа: полуобнаженная богиня и фавн, лежащий у ее ног. Пораженная красотой и покоем места, Антония остановилась, и тут она увидела Маркуса. Он лежал в натянутом между деревьев гамаке: без галстука, в расстегнуой рубашке, с книгой в руке и графином на траве.
Но слова Маркуса были обращены не к ней. Он смотрел в глубь павильона, откуда в этот момент кто-то появился.
На какое-то мгновение Антонии показалось, что ожила мраморная статуя, но потом она увидела, что это Клаудиа Рид. Она была в белом платье, показавшемся Антонии верхом неприличия. Солнце освещало молодую женщину спереди, и сквозь прозрачную ткань явственно были видны ее ноги. Антония не могла разобрать, о чем они говорили, но она видела, как Клаудиа поправила прядь волос на лбу Маркуса перед тем, как нагнуться и поцеловать его.
Он наверняка возмутится, оттолкнет ее! Но он обнял Клаудию и прижал к себе. Гамак закачался, и Клаудиа упала ему на грудь.
Через секунду гамак перевернулся, и они оба оказались на траве. Губы их так и не разомкнулись.
Всхлипнув, Антония повернулась и, ничего перед собой не видя, побежала, спотыкаясь о корни деревьев и цепляя юбками за колючки прибрежных кустов.
А за павильоном Маркус отнюдь не галантно оттолкнул умудренную опытом, ненасытную леди Рид.
— Черт побери, женщина! Я же говорил тебе, что надо быть более осторожной. Нас могут увидеть!
— Откуда эта страсть к приличиям, любовь моя? Когда-то тебя ничто не останавливало, — надув губы, сказала Клаудиа, все еще лежа на траве.
— С каких это пор я стал твоей любовью? Признайся, ты любишь только себя.
— А ты, Маркус? Ты хочешь сказать, что любишь эту… Что тебя так в ней привлекает, дорогой? Кожа да кости, да деревенский цвет лица! Ни стиля, ни связей!
— Довольно! — Маркус вскочил на ноги. — Я собираюсь жениться на мисс Дейн. Это совершенно равный брак.
— Что касается земли — несомненно, — согласилась Клаудиа, вставая. — Я вижу преимущества, которые дает объединение двух поместий. А в общем, мне надоело говорить о твоей деревенской мышке. Пойдем домой и выпьем чаю. — И она взяла Маркуса под руку.
Антония между тем добежала до последнего поворота к дому. Но в таком виде — а она плакала всю дорогу — нельзя было появляться. Девушка умылась речной водой и посидела на берегу, пока не пришла в себя.
Однако Донна заметила припухшие глаза Антонии и разгоряченное лицо.
— Ты что-то долго гуляла. Уж не заболела ли?
— Да нет, это погода, — сама удивляясь своему спокойному тону, ответила Антония. — Видишь, какие собираются тучи? Наверно, будет гроза. — Несмотря на жару, что-то в душе Антонии заледенело, а сердце было разбито. Теперь она знала, что он ее не любит, что ему нужна только ее земля, а вовсе не ее любовь.
Надо же быть такой дурой, упрекала она себя, машинально отхлебывая чай. Строить воздушные замки, хотя он ни разу даже не обмолвился, что любит ее. Нечего винить его. Всему виной ее глупость и романтические мечты. Она попала в сети собственной неопытности, веры в то, что только любовь может вызвать у мужчины страсть. Теперь-то ей стало ясно, что мужчина может желать женщину, и не любя ее. Более того, он даже может желать нескольких женщин одновременно.