остывающий плотный воздух, редкие всполохи степных цветов около воды. Все постоянно, но никогда - одинаково. Надеюсь, вы понимаете разницу между этими двумя словами.
Постоянство означает традиции, некую ось, вокруг которой все вращается, а одинаковость - тоскливая будничность, деревянная схема, которая остается одной и той же, что бы ты ни делал. Я любил, когда узловые точки оставались на своих местах, но между ними должно оставаться пространство для импровизации.
Когда Шрёдер провернул эксперимент по поиску параллельных реальностей, меня и даже моих родителей и на свете-то не было, так что похвастаться воспоминаниями прошлого я не смогу. Одно можно сказать точно - мы привыкли к тому, что каждый предмет остается таким, как есть, если его никто не сломал, что законы физики хоть и имеют пробелы, но многое объясняют. Искажение же полностью трансформировало этот взгляд на вещи, оставив человечество совершенно обескураженным.
Многие, как мне кажется, не привыкли до сих пор, держась бункеров и стабильных городов, другие же ринулись в неизведанное. Я мог понять тех, кто держался от искажений подальше - тем, что ты не можешь объяснить, нельзя управлять, а это пугает. Но сам вскоре сбежал, потому что меня, как и множество других, влекла неизвестность, бунт, жестокость доходивших легенд. Цивилизация себя изжила, людей стало слишком мало, в жизнь вернулась ценность риска, так что стоило опробовать этот коктейль.
Странно, я давно не вспоминал прошлого. Но то ли из-за Хайки, сонно съезжавшей вниз по спине Ястреба Джека, то ли из-за заварухи, которую мы устроили с Рё, в голову лезли мысли о старых спорах.
Если вы спросите мое мнение, то после эксперимента Шрёдера в Новой Сативе произошел отрицательный отбор - все стоящие люди отправились за открытиями и пропали, а остались те, кто не мыслил жизнь вне системы кнута и пряника. По их мнению, человечество могла спасти только дисциплина и огораживание. До какого-то момента я разделял такие взгляды, жил в многоэтажных бункерах, построенных для защиты от ядерного удара, которого так и не случилось, и изучал историю давно пропавших цивилизаций. Но потом я не выдержал - и убежал вместе с другими клаустрофобами на волю, в диковинную пустыню, чтобы мало-помалу привыкнуть и превратиться в странствующего потрепанного дикообраза, решающего проблемы с помощью сделанного тут же оружия.
Из городов я любил только Балх. Он был анти-городом без стен, кипучим варевом, а во всех остальных селениях мне хватало пары дней. Но, по правде сказать, кроме крошечных деревенек пустошей я уже очень давно не был нигде. Если бы хотел, то уже бы остепенился, но деньги всю жизнь утекали сквозь пальцы, потому что я не слишком стремился к покою.
Пустоши были идеальным местом, потому что перестраивались, каждый раз предлагая новую головоломку; они работали бесконечным поставщиком характеров и ниточек, за которые можно подергать. Химия соединения людей между собой заводила меня едва ли не больше ощущения жизни на границе с чем-то необъяснимым. Я никогда не совался в зону искажений, но пустоши давали нужное чувство близости к странному, постоянно подкидывая что-то неожиданное. Я знал, что неизведанное рядом, его нельзя было не ощутить в поющем в дырявых сухих стволах ветре.
Когда Шрёдер запустил эксперимент, он не переместился в параллельную реальность, как собирался, а открыл трещину, сквозь которую к нам начали протекать другие законы, другие мироустройства, другие времена и существа. Две трети людей просто растворились, когда повсюду начали открываться нестабильные области, где законы действовали несколько иначе. Оставшаяся треть из людей разных рас и стран хаотически перемешалась, как перемешались и сами города.
Многие пытались вернуться обратно, но пока искажения не успокоились, пробраться никуда было невозможно. Инфраструктура разрушилась в результате странных флюктуаций, а французские домики можно было запросто обнаружить перемешанными с японскими памятниками и оторванными от сетей американскими небоскребами, пока принадлежность свалки людей и кусков земель вообще не перестала иметь смысла. Люди разных культур оказались бок о бок, пытаясь учить языки друг друга, - одинаково растерянные и ошеломленные.
Не то чтобы на нас напали орды монстров или что-то подобное, нет. Просто в зоне искажения постоянство не в цене, люди и предметы легко превращались во что-то еще, а наблюдать дальше никто не мог, потому что тоже не возвращался.
Постепенно участки искажений устаканились по размерам, и пустоши находились как раз на ближайшей границе неведомого. Среди людей начали рождаться мутанты, теперь еще этот мотылек с телепатами… Зачем изучать историю, когда можно творить историю? В пустошах мы все, даже самые затрапезные алкоголики, незаметно становились частью загадки.
Мы летели через пустоши всю ночь, стараясь огибать песчаные участки, отмеченные на карте Шкуродёра. Карта оказалась очень качественной: как следует заклеена пленкой, чтобы не промокать от потных ладоней, почти не мнется и обманывает лишь в мелочах. Я даже захотел узнать, кто ее делал, чтобы в следующий раз затариться у умельца по полной. Рядом ехал Ястреб Джек, способный использовать птиц как развед-дронов, но я предпочитал действовать по старинке. Не привык я к нему еще и ожидал подвоха, так что таблички вез сам.
Согласно моему расчету механиндзя далеко не сразу поймут, что произошло, но надеяться на то, что они не разберутся, кто проделал дыру в ангаре, я бы не стал. Следы краденого мотоцикла, уходящие в пустоши, станут недвусмысленной летописью того, как мы сбежали, прихватив чужое имущество. Можно было понадеяться, что за время битвы следы затопчут и кражу спишут на бензоманьяков, как я и намеревался, но для этого придется поскорее уговорить пиро бросить мотоцикл. Нас не должны с ним застукать.
Полная луна вылезла из облаков и осветила бесцветные дали холодным, голубовато-серебристым светом. Кое-где светились стайки неизвестных мне насекомых, ухнула и вылетела на охоту ночная птица. Я жал на газ, Ястреб Джек осваивал трофей Хайки, врубив фары на полную мощность, а сама пиро наполовину дремала и расползалась по его спине. Задним числом я был рад, что ей не пришлось спалить никого из своих кумиров, - все-таки она еще почти ребенок.
Постепенно луна начала бледнеть на фоне занимающегося рассвета. Испуганная нами антилопа сделала нелепый фортель и унеслась вдаль. Мы находились где-то на середине пути между Балхом и Хаиром, городом Шкуродёра, и я рассчитывал сделать небольшой привал у Розового озера.
Это заполненный рассолом водоем, из-за живущих в нем водорослей окрашенный розовым, поражает неожиданным видом редких здесь путешественников. Раньше озеро было гораздо больше, чем теперь, поэтому его окружал ободок из просоленных мертвых почв и остовов старых кораблей, которые посередине песчаных