Я же говорила, что ты проспишься и пожалеешь!
Теперь горели и уши, она смеялась над ним, Макс пропадал.
– Саша, всё, что я сказал сегодня ночью, я готов повторить слово в слово. Я извиняюсь за то, что вот так спьяну ввалился к тебе. Это нехорошо и я это знаю… Но с ним совсем другое дело! Я умоляю тебя, не поддавайся ты этим его проклятым чарам! Он женщин ни во что не ставит, жуёт и выплёвывает, и всех вокруг делает несчастными!
– Ты ревнуешь.
– Я ревную. Но не только. Я боюсь за тебя. Я знаю его и знаю, на что он способен. Ты мне веришь?
– Верю, – она взяла его под руку, – Пойдем в дом, выпьем чаю, и ты мне всё расскажешь…
Алекс заварила чай и сделала им несколько бутербродов.
– А где Лёнька?
Она махнула рукой:
– Я его еле растолкала! Он позавтракал, потом решил почитать и сомлел прямо в кресле. Пусть поспит, ведь мы легли под утро, – Она шумно отхлебнула горячий чай, – Завтра я еду за костылями для него.
– Ко… костылями?… – Макс не верил своим ушам.
– Да. Андрею спасибо.
– В каком смысле?
– Мы с Лёней много говорили про костыли, ещё раньше. Он сам понимает, что нужно начинать, время дорого, ноги могут атрофироваться, вообще перестать расти. Я его немного попугала, про Тулуз-Лотрека рассказала, ещё кое-что… Вот. А вчера Андрей сказал ему, что нужно просто решить быть счастливым, и он решил. Сегодня, с самого утра заявил, что будет учиться ходить, и попросил купить ему костыли. Паша, плакать не надо, теперь всё хорошо.
– Я не плачу.
– Не стесняйся своих чувств.
– Хорошенькое дельце! Рыдающий десантник, это ж курам на смех, а кому охота, чтоб над ним смеялись, тем более женщина, которая… которую…
– Которая-которую. Сейчас и, правда, было смешно. Расскажи мне, что случилось с экономкой Бонье?
Макс пожал плечами:
– Пока рассказывать нечего. Без признаков насилия. Следов волочения нет.
– Упала замертво? Сердце?
– Дениска говорит, что, не похоже, чтоб она падала. Следователь считает, что ей стало плохо, она сползла на землю и умерла. Чертовщина какая-то!
– А как она выглядела? Я имею в виду при жизни.
– Как?… Да как большинство наших женщин под пятьдесят, особенно сельских. Плотная. Короткая стрижка. Волосы красила в кукольный белый цвет. Спортивные костюмы, ситцевые платья, фиолетовое стеганое пальто… Брат француза, Игорь, намекал, что она на что-то рассчитывала с Бонье. Конечно, с лица воды не пить, но если быть откровенным, то это маловероятно – Бонье был стопроцентный потребитель, предпочитал молодых привлекательных женщин и готов был за это платить.
– Нет, не сходится… – раздумчиво сказала Алекс.
– Что не сходится?
Она посмотрела на Макса:
– Вчера, после того как ты ушёл, я поняла, что не усну и вышла подышать. Я видела на улице женщину, и она как-то несуразно выглядела…
– Несуразно?
– Ну, понимаешь – ночь, лето, деревня, а она в осеннем плаще, красивом, похоже дорогом, ботиночки на каблуке, макияж, причёска волосок к волоску. Идёт и связкой ключей звенит… Я тогда подумала, что если б жив был Бонье, то её можно было бы принять за одну из его подружек, и под плащом у неё не платье, а кожаное бельё и портупея…
– Да… – сказал Макс, – Но он мёртв, и мертвы все, кто жил в его доме. Что ты должна была для него нарисовать?
– Пуссена.
– Это что?
Она усмехнулась:
– Кто. Французский живописец семнадцатого века, его очень ценили Людовик тринадцатый и Ришелье, да-да, тот самый. От меня требовалось написать пейзаж в его стиле и состарить. Я это умею.
– Подделка? – прошептал Макс.
Алекс рассмеялась:
– Нет, конечно. Это невозможно, Паша – написать в 21 веке картину и выдать её за пятисотлетнюю. Меньше читай детективов.
– Я не читаю детективов. Но что-то такое всё-таки делают, в новостях же рассказывают!
Она кивнула:
– Нужно настоящее старое полотно, без подписи. Ты его портишь, потом «неудачно» реставрируешь и после выдаёшь, к примеру, за Доссо Досси, который побывал в неумелых руках. На этом можно очень хорошо заработать, но нужно быть готовым к тому, что экспертизы, порой, тянутся годами.
– А зачем Бонье нужна была фальшивка?
– Не фальшивка, а высокохудожественная имитация. Или копия, тут от заказчика зависит. Бонье ведь был ценителем не только и не столько женских прелестей, он был настоящим знатоком искусства, но его денег хватало лишь на копию, а не на оригинал. Мне очень жаль его, но и досадно конечно, не скрою. На гонорар, который он мне обещал, я рассчитывала купить мебель в свою новую квартиру, а теперь придётся на надувном матрасе спать! Вряд ли его дочери нужна будет копия Пуссена, – усмехнулась Алекс.
Макс почесал затылок:
– Как бы посмотреть на эту Эжени? Может быть, ты её видела сегодня ночью?
– Может… К тебе гости, – она глазами показала на окно, Макс приподнялся, вытянул шею, сердце ёкнуло – по дорожке от калитки шла Светлана. Через мгновенье раздался стук, она открыла дверь, вошла, позвала из прихожей:
– Макс, Лёнечка, вы дома? – и не дожидаясь ответа пошла в кухню, остановилась на пороге, быстрым взглядом охватила сидящих за столом, сказала, – Добрый день!
Макс взял себя в руки, поднялся:
– Света, здравствуй! Проходи… Чаю хочешь?
Она помотала головой, протянула ему большой бумажный пакет с ручками.
– Что это?
– Это Лёнечке, ягоды… В городе купила…
– Какая тяжёлая сумка! Ты приехала на электричке? Почему ты не позвонила? Я хотя бы на станции тебя встретил!
– Я боялась, что ты не захочешь со мной говорить…
Алекс тоже поднялась:
– Я пойду, Макс. Нужно малышей выпустить побегать.
– Постой! Познакомьтесь. Это Света, а это… Александра.
Он испытывал мучительную неловкость от того, что не знает, как представить их друг другу, не знает, кем они обе ему приходятся.
– Очень приятно, – сказала с улыбкой Алекс, – Я всё-таки пойду.
Она кивнула Светлане и вышла. Света проводила Алекс взглядом, усмехнулась:
– Теперь всё ясно.
– Она работает у меня. Помогает с собаками.
– Сколько ей лет?
– Двадцать восемь.
Она вздохнула:
– Я вас больше не потревожу. И я очень рада, что ты у меня был. Честно. Знаешь, когда я сегодня ехала сюда, то была такая решительная, думала, что обязательно буду за тебя бороться, но… – Светлана тихо рассмеялась, – Она на пятнадцать лет меня моложе, кому такое по силам? Прощай, мой хороший.
Она развернулась и вышла. Макс стукнул кулаком по стене. Постоял, потом тоже вышел из дома, зашагал к псарням. Лабрадоры носились в вольере. Алекс одной рукой бросала им толстое мягкое кольцо, в борьбе за которое они устраивали настоящую