Читать интересную книгу Ожерелье и тыква-горлянка - Роберт ван Гулик

— Нет, высокочтимая госпожа, я отказываюсь этому верить. Я допускаю, что подобный извращенный замысел мог возникнуть в голове некоторых порочных придворных — в особенности евнухов, этих бесполых искалеченных существ, этого необходимого, но опасного источника зла в любом дворце! Я могу также допустить, что принцессу терзают смутные, беспокоящие ее сомнения, что она еще не разобралась в собственных чувствах. Но мой покойный отец, бывший в свое время государственным советником и облеченный доверием его величества, всегда отзывался об Императоре как о великом и прекрасном человеке, сохранившем, несмотря на единственное в своем роде положение, возвышенные чувства и способность трезво и правильно судить о вещах, как это и подобает Сыну Неба. — Судья продолжал несколько более спокойно: — Как бы там ни было, я рад, что вы рассказали мне обо всем этом, поскольку теперь я доподлинно знаю, каковы цели заговорщиков и почему они не остановятся даже перед самыми ужасающими убийствами. Но какие бы замыслы ни вынашивали враги, они окажутся безоружными, когда выяснится, что Кан не брал ожерелья. Я уверен, что, как только невинность начальника императорской гвардии будет доказана, принцесса обратится к Императору с просьбой объявить и об их помолвке.

Судья снял парчовую накидку ж вернул ее госпоже Гортензии.

— Не отчаивайтесь, высокочтимая госпожа! Я сделаю все возможное для того, чтобы найти ожерелье этой же ночью. Если злодеи утром явятся к вам, постарайтесь отсрочить то, что они задумали с вами сделать, что бы это ни было. Скажите им, что располагаете очень ценными для них сведениями, либо еще что-нибудь в этом роде, по вашему усмотрению. Завершатся ли мои поиски успехом или нет, но утром я явлюсь во Дворец и постараюсь спасти вас.

— Я мало беспокоюсь о себе, Ди, — мягко сказала пожилая дама. — Пусть милосердное Небо защитит вас!

Судья поднялся и тронулся в трудный обратный путь.

 Глава семнадцатая

Как только судья Ди вновь оказался под сенью деревьев на противоположной стороне рва, он снял промокшие сапоги и отжал мокрые штаны. Тело он яростно растер оставшейся частью шарфа, что была спрятана в траве. Сделав из шарфа набедренную повязку, судья облачился в длинный халат и надел шапочку. Поразмыслив, он в конце концов засунул промокшие штаны в кроличью норку, затем поднял фонарь и меч и пошел.

Ощущение телесного комфорта доставило судье необыкновенное удовольствие. Но голова его, как он внезапно понял, была совершенно пуста. Сказалось напряжение последнего часа. Идя по лесной тропе, он был совершенно не в состоянии обдумать только что полученные им сведения. Вспомнив слова Наставника Тыквы о значимости внутренней пустоты, он отказался от попытки сосредоточиться и просто представил себя счетоводом Тай Мином, который возвращается по той же тропе с жемчугами, страстно желая куда-нибудь спрятать их. Продолжая путь, судья заметил, что, невзирая на скованность в мыслях, он чувствует все необычайно остро. Он ощущал запахи леса, уши улавливали каждый звук, долетавший из темной листвы, глаза отмечали каждое дупло, каждую нору среди мшистых валунов, высвеченных фонарем. Он спешил осмотреть все те места, которые могли бы привлечь внимание Тай Мина, но ожерелья нигде не было.

Примерно через час судья наткнулся на сухую ветку, которую он прежде положил поперек тропы. Он был очень доволен, что пометил место, где свернул, ибо деревья и кусты везде выглядели совершенно одинаково. Судья раздвинул ветви и пробрался сквозь подлесок к берегу бухты.

Шагая в тени деревьев, он не заметил, как на небе появилась луна. Вода в тихой бухте была залита мягким лунным светом. Стоя на скалистом уступе, судья с удивлением смотрел на лодку, качавшуюся на мелководье под низко нависшими ветвями искривленной сосны. Папоротника в лодке не было. Внезапно раздался всплеск:

— Вы очень рано вернулись. Прошло всего каких-нибудь два часа!

Он обернулся. Папоротник стояла обнаженная на мелком месте, и капли воды, сверкая, стекали с ее великолепного молодого тела. От ее необыкновенной красоты захватывало дух. Папоротник присела в воде, прикрыв грудь руками.

— Вы выглядите ужасно! Вам тоже нужно окунуться.

— Прошу прощения за то, что заставил вас ждать, — пробормотал судья и уселся на землю, повернувшись спиной к девушке. — Вам лучше одеться, сейчас уже далеко за полночь…

Он снял сапоги, сорвал пучок травы, росшей между камнями, и смочил ее в воде.

— Не беспокойтесь, мне это было совсем не в тягость, — заверила девушка, подходя ближе.

Краешком глаза он видел, что она стоит выпрямившись около скалистого уступа и отжимает свои длинные волосы.

— Поторопитесь, — сказал он и принялся с необыкновенным усердием скрести запачканные сапоги.

Он чистил их достаточно долго. Когда он снова обулся и выпрямился, Папоротник уже выводила лодку из-под сосны. Судья взобрался на корму, и девушка, отталкиваясь шестом, направила лодку к выходу из бухты. Взяв весло, она бросила прощальный взгляд на серебристые сосны и сказала тихонько:

— Простите меня, сударь. Я вела себя, как глупая девчонка. Но что правда, то правда — вы мне нравитесь, и мне очень хотелось бы, чтобы вы взяли меня с собой в столицу.

Он откинулся на корме. Пустота в голове исчезла, теперь он чувствовал только усталость, необыкновенную усталость. Помолчав, он сказал:

— Я нравлюсь вам только потому, что напоминаю о том счастливом, беззаботном времени, когда вы жили в доме вашего отца, Папоротник. Поскольку вы мне тоже нравитесь, я хотел бы видеть вас счастливой с каким-нибудь достойным молодым человеком. Но я всегда буду помнить вас. И, конечно же, не только потому, что вы были мне столь надежной помощницей.

Она тепло улыбнулась:

— Вы нашли то, что искали, сударь?

— И да, и нет. Я надеюсь, что завтра смогу сказать вам больше.

Скрестив руки на груди, судья вновь мысленно вернулся к разговору с госпожой Гортензией. Да, он попытается обдумать, как отыскать ожерелье, но только после того, как осмыслит все те тревожные данные, которые только что получил. Судья был уверен в том, что счетовод спрятал жемчуг где-то в «Зимородке» либо поблизости от гостиницы. Иначе он не стал бы туда возвращаться, рискуя встретиться с людьми Лана. Тай Мин знал, что рано или поздно Лан Лю и его люди уедут на юг, и тогда настанет день — он получит возможность вернуться за ожерельем из деревни Шили.

Причал был почти таким же пустынным, как в момент их отплытия, но сейчас в свете луны на гальку легли призрачные тени.

— Я пойду вперед, — сказал он. — При первых же признаках опасности прячьтесь куда-нибудь или ныряйте в глухой переулок.

Но им удалось добраться до переулка позади «Зимородка», никого не встретив на своем пути. Проскользнув через кухонную дверь, судья внезапно почувствовал, что голоден как волк.

— Вы сегодня ужинали? — спросил он и, когда она кивнула, захватил с кухонного стола деревянную миску с холодным рисом и тарелку с солеными сливами.

— Включите в счет, — пробормотал он. Папоротник подавила смешок. Пересекая

зал, они услышали бряцание оружия на галерее. Гвардейцы стаяли на своем посту. На цыпочках поднявшись наверх, судья и Папоротник расстались на пороге его комнаты.

Судья зажег свечу и переоделся в чистый ночной халат. К своему удовлетворению, он обнаружил, что чайник в корзинке еще тёплый. Усевшись в кресло около стола, он сменил пластырь на ране. Используя крышку деревянной миски как тарелку, судья скатал на ней шарики из холодного клейкого риса. Украсив их сливами, он съел это простое солдатское блюдо с огромным аппетитом, затем запил несколькими чашками чаю. Утолив таким образом голод, судья взял в руки с бокового столика тыкву-горлянку и растянулся на постели, опираясь на высокое изголовье. Завязывая и развязывая красный шнурок на тыкве, он попытался привести в порядок свои мысли.

Заговор с ожерельем теперь стал ему ясен во всех его гнусных подробностях. Дворцовые интриганы хотели опорочить начальника императорской гвардии Кана, чтобы не позволить ему стать зятем Императора, а также повергнуть принцессу в смятение перед отъездом в столицу. Госпожа Гортензия упомянула Главного Евнуха и Вэнь Туна как возможных участников заговора. Но остается еще одно высокое должностное лицо — это сам Кан. И о нем судья почти ничего не знает, известно лишь, что принцесса влюблена в него, а его помощник командир Сю отзывается о Кане с восхищением. Но ведь и принцесса, и Сю неравнодушны к Кану. Дворцовые заговорщики обвиняют Кана в том, что у него есть на стороне любовница. На первый взгляд это обвинение представляется злостной клеветой. Тем не менее не следует забывать о том, что опытные интриганы обычно стараются избегать беспочвенных наветов. Подобные люди предпочитают лишь слегка исказить события, добавляя одно-два слова к действительно сказанному или переставив акценты. Исключать возможность того, что у Кана где-то имеется дама сердца, ни в коем случае нельзя. Даже если он не брал ожерелья, это вовсе не означает, что сам Кан не может быть косвенно причастен к краже.