Сильвен рывком прижимает меня к себе и шепчет на ухо:
— Только попробуй, русалка. Они отдадут тебя туманной королеве, которая вырвет твоё сердечко и скормит своему принцу. И ты знаешь, что это правда.
Нет, я не знаю. Но не могу пошевелиться, его ладонь по-прежнему закрывает мне рот, и что-то не даёт мне рассердиться, начать вырываться по-настоящему. Приказать. Что-то внутри меня — голос вздыхающего гленского чудовища, которое мне отчего-то так нравится слушать.
Обоз скрывается за поворотом.
Сильвен молча сажает меня в седло, набрасывает на голову капюшон и снова ведёт куда-то в серую изморось, где воет ветер, где тоскливо и очень неуютно.
Мы останавливаемся только вечером — холмистое поле укутывает плотный сумрак. Неподалёку слышится плеск воды, напоминающий мне ручьи Туманных гор. Сильвен снимает меня с седла — я привычно обхватываю его шею и жду, что он опустит меня на землю, и можно будет снова спать.
Плеск усиливается, и какое-то время спустя я чувствую, как руки Силвьена задирают мне юбку — и тут же холод, который быстро сменяется приятным теплом и чудесным ощущением: вода смывает боль. Как дома, в купальне. Я улыбаюсь.
— Тебе легче, когда живая вода рядом? — говорит фэйри, и я открываю глаза.
Вода вокруг, серая, почти стальная, шелестит под каплями дождя. Но она не похожа на Лэчин. Она течёт — медленно, завораживающе течёт куда-то влево, петляет, как огромный ручей. А ещё она действительно живая. Я не понимаю, что это значит, но знаю точно: хорошо, когда вода живая. В Лэчине воды мертвы, потому что…
— Русалка? Арин?
Я подбираю сползающий к воде край юбки и оборачиваюсь.
— Спасибо.
Фэйри кивает и уходит к оставленной у камней лошади. Я должна ему помочь, но у меня просто нет сил. И очень, очень хочется остаться, смотреть на воду — я могу делать это часами, а Сильвен не дугэлец, его это не удивляет. Он не тревожит меня вопросами и рассказами, что смотреть так пристально на что-то неправильно.
Правильно.
Когда из воды поднимается струящаяся фигура, напоминающая громадную змеиную голову, я, всё ещё в полудрёме, тяну к ней руки. Змей смотрит на меня прозрачными серыми глазами и трётся о мои ладони скользкой чешуёй. Как щенок. Я нахожу нужное местечко, внизу, под горлом и глажу. Тихий булькающий свист заставляет вздрогнуть. И, как только я понимаю, что змей мне не снится, он бросает на меня последний, будто бы грустный взгляд, и ныряет.
— После этого ты сомневаешься, что ты русалка? — говорит Сильвен, помогая мне слезть с камня над водой на песок.
— Чт-то это было? — лепечу я, с опаской глядя на воду.
— Это, Арин, — Сильвен следит за внезапно поднявшимися волнами, — был водный дух. И он шлёт тебе привет, — одна волна как раз лижет песок у нас под ногами. И выбрасывает серебристых, трепещущих рыбок, которых я раньше тоже видела только на картинках.
— Ну вот и ужин, — усмехается фэйри. Берёт одну из рыбок, с силой ударяет о камень, где я только что сидела. Отдаёт замершее серебристое тельце мне. — Ешь.
Я беру рыбу в руки и тут же роняю. Холодная и скользкая. Гадость.
— Ты издеваешься?
— Не глупи, Арин. Тебе подношение. Хочешь обидеть водного духа? Он нас ночью утопит.
Краем глаза я замечаю поднявшуюся над водой змеиную голову.
— Ешь, — Сильвен вкладывает в мои руки несчастную рыбу. — Русалка ты или нет? Ешь.
Меня подмывает устроить скандал. Я? Есть вот это? Этого… червяка? Такой же мерзкий. Открываю рот — сказать это. И замираю, завороженная. Последний солнечный луч продирается сквозь облака, играет на гладкой чешуе, что-то настойчиво напоминая. Что-то родное и совершенно нормальное.
Как в полусне я подношу рыбу ко рту. И прихожу в себя уже облизываясь и с пустыми руками.
Змеиная голова с плеском исчезает, фэйри, сидя рядом, протягивает мне другую рыбу.
— Ещё?
Я скалюсь в ответ — Силвьен смеётся.
— Острые у тебя зубки, русалка.
Меня тошнит. Жуткий, горький привкус во рту. Горячая жемчужина снова обжигает…
Сильвен аккуратно подхватывает меня, усаживает рядом и долго поит водой. Говорит успокаивающе:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ну хорошо, хорошо, русалка. Понятия не имею, как готовить рыбу, но в Гленне костры разводить будет можно и даже нужно.
— Я больше… не буду… есть эту гадость, — шепчу я, чувствуя странную лёгкость в животе.
— Ты русалка, Арин, ты всегда их ела, — отзывается фэйри. — Но, похоже, проклятье не даёт тебе это вспомнить. Сильное.
Я молчу. Сильвен роется в мешке с едой. Достаёт убранный мной утром рубин, морщится, но даёт мне. Потом — солёное мясо и хлеб, оставленные мамой не помню для чего… Я отворачиваюсь — живот бунтует, мне снова холодно, несмотря на рубин, и неуютно.
— Ты никогда не встречалась с дугэльской королевой? — интересуется вдруг Сильвен.
Я мотаю головой. Нет. С чего бы?
Сильвен молчит. Я кутаюсь в плащ.
— Как ноги? Уже не болят?
Вздрагиваю, понимая, что да — боль ушла. Встаю ради интереса. Если бы не слабость, могла бы даже танцевать. Удивительно. Они же болели всегда!
— Ясно, — усмехается фэйри, и я не выдерживаю:
— Что ясно? Ты знаешь, почему они перестали болеть?
— Живая вода, — как само собой разумеющееся отвечает Сильвен. — Живая вода, магия духа. Твоя стихия.
Ну да, так мне всё стало намного понятнее.
— Вот почему у меня руки никогда так не болят? — ворчу я, косясь на воду. — Спина, шея? Всегда ноги! — Мама, когда я спрашивала, начинала суетиться, искать травы какие-то, настои — и всё заканчивалось той же болью и постельным режимом.
— А что ты хочешь? — усмехается Сильвен, перебивая мои мысли. — Поменять хвост на ноги и не чувствовать боль? К тому же, тот, ради кого ты это сделала, очевидно, сейчас далеко. Был бы рядом, ты бы боли не чувствовала.
Я ошеломлённо смотрю на фэйри. И выпаливаю то, что изумило больше всего:
— Хвост? — что, как у собаки?!
— Ну, рыбий, — Сильвен улыбается, глядя на меня.
— Рыбий, — повторяю я, невольно вспоминая ту несчастную рыбку, которую только что съела. — Какой ужас. Какое… уродство!
— Морякам, я слышал, нравится, — в голосе фэйри явно слышен смех. — Люди поют про прекрасных холодных дев на камнях, любителей расчесать волосы и поглядеться в зеркало. Ты, кстати, как к зеркалам относишься?
— Издеваешься, — я отворачиваюсь.
Ну да, мне нравится расчёсывать волосы и смотреть в зеркало. Ну так мне одной, что ли? Большинство моих одноклассниц ведут себя так же.
— Да нет, — задумчиво говорит фэйри. — Того, ради кого ты отказалась от моря, ты же сманила. Ты совсем его не помнишь? Ты же наверняка его любила. Ничего?
— Ничего.
— Совсем? Вы, русалки, говорят, любите…
Я выпаливаю его Истинное Имя на одном дыхании. И в полной тишине приказываю:
— Не называй меня русалкой. И прекрати эти намёки про морских дев. Хватит. Мне надоело.
Остаток вечера мы проводим в полной тишине, не считая плеска воды и бархатного шёпота дождя.
Ночью мне снова снится тот же кошмар: вода душит. Вся тяжесть километров и километров воды давит на меня, пока я пытаюсь выплыть, дёргаюсь и задыхаюсь. И только когда сильная боль обжигает щёку, просыпаюсь.
Сильвен сидит надо мной — я с трудом вижу его лицо в темноте, только сверкающие глаза.
— Ты в порядке? — у него совершенно равнодушный, ровный голос. — Ты задыхалась.
Я рывком сажусь и хватаю ртом воздух. Мне жарко — скидываю плащ, краем глаза вижу блеск воды. Отшатываюсь.
— Что? — в голосе фэйри появляется напряжение.
— Н-ничего, — я старюсь не смотреть на воду. Отворачиваюсь, сажусь на землю. Дышу. — Просто кошмар приснился.
Фэйри ещё какое-то время смотрит на меня — я чувствую его взгляд, хоть и не вижу. Потом укладывается и тоже отворачивается.
До утра заснуть не получается. Я смотрю в темноту, потом, изредка — на воду. Змеиная голова таращится на меня в ответ, и мне чудится, что глаза у неё как у понурившегося щенка.