— Неужели Сэс Рэсбоун до сих пор стоит между нами, Кэйси!
— Нет! Этот старик однажды уже чуть не испортил мне жизнь. И ты думаешь, я позволю этому повториться?
Кэйси встала с бревна и, подойдя к озеру, зашла в воду, чтобы прохладная вода принесла облегчение ее распухшему колену.
— Что между вами произошло? — спросил Джеффри.
— Он арестовал меня.
— Арестовал? — Глаза Джеффри буравили ее спину. — Кэйси, только не говори, что именно ты погубила его коллекцию оружия.
Она повернулась к нему лицом.
— Это было что-то вроде акции протеста против охоты на диких зверей.
— Ты пошла на преступление, — заметил Джеффри.
— Это была мирная акция.
— Скорее всего — акт вандализма.
Она увидела, что Джеффри изо всех сил старается сдержать улыбку.
— Тут нет ничего смешного! Твой дед был коварным, как змея, и он терпеть не мог ни меня, ни сестру Джозефину, ни сестру Джоан — никого из нас!
— И ты отомстила ему за это.
— Я не мстила. Я просто воспользовалась представившейся возможностью. Однажды вечером все девочки готовились к предстоящей контрольной по греческому…
— Ну а тебе с твоими гениальными способностями к языкам это было ни к чему…
Кэйси хихикнула.
— Дательный падеж сразу стал для меня родным. Так или иначе, а я вырядилась индианкой и поплыла на байдарке к дому этого старого хры… твоего дедушки. Я разыгрывала «Бостонское чаепитие» [3]. Нечто в этом духе.
— Кэйси… — вздохнул Джеффри, — впрочем, не обращай внимания и продолжай.
— Сэса не было дома.
— Откуда ты знала?
— Сестры как-то пригласили его на вечернюю молитву. Они не оставляли надежды, что он все-таки поймет, что они творят только добро. Разумеется, он отверг их приглашение и заявил, что он богобоязненный, добродетельный американский гражданин и по средам посещает собрание ветеранов войны, а в воскресенье ходит в нормальную церковь. Когда я обдумывала свое вторжение… то есть свою акцию протеста, я решила сделать это вечером в среду.
— Понятно, — сказал Джеффри, — я прямо вижу, как ты плывешь по реке в костюме индианки. У тебя тогда были кудряшки?
— Да, только волосы были покороче. Я выглядела словно сиротка Энни. Все шло прекрасно. Я взломала дверь сарая ломиком, достала ружья и патроны и утопила их в реке.
— Все?
— Все до единого.
— Кэйси, мой дедушка был выдающимся спортсменом. Почему, как ты думаешь, он удалился в Беркшир? Все деньги, какие у него были, он тратил на пополнение своей коллекции ружей.
— Это я узнала потом. Он вернулся домой раньше, чем я ожидала, и поймал меня, когда я уже гребла вверх по течению. Он просто прыгнул в реку и вытащил меня из байдарки. Вода была ему по пояс и жутко холодной, но это его не остановило.
Джеффри изо всех сил кусал губы и напрягал мышцы живота, чтобы удержаться от смеха. В этом была вся Кэйси, да и его дед тоже.
— Послушай, Джеффри Колдуэлл! Этот человек был просто маньяком!
— Просто ты уничтожила в числе прочих и ружья, полученные им в качестве призов на соревнованиях, стоимостью в несколько тысяч долларов.
— Четыре.
— Четыре ружья?
— Четыре тысячи долларов — стоимость его так называемой коллекции.
— Тебе повезло, что он не утопил тебя на месте преступления.
— Я думала, что утопит. Он выволок меня на берег и швырнул на землю. Такой дикарь! Волосы торчали у него дыбом, а своими маленькими блестящими глазками он, казалось, был готов просверлить меня насквозь!
— Я помню этот взгляд, — вставил Джеффри мрачно.
— Он орал на меня, обзывал паршивой, никуда не годной тварью, кричал, что заранее знал, что случится что-нибудь в этом роде, поскольку он вынужден жить по соседству с этими чертовыми, выжившими из ума монахинями. Я была просто в ужасе.
— Дорогая, если бы я был на его месте, ты бы и вздохнуть не успела, как я тебя хорошенько бы отшлепал.
— Я лежала на земле в полном оцепенении, промокшая насквозь, по щекам текла краска, один мокасин потерялся, перья поломались. Потом я посмотрела на него таким беспомощным взглядом, каким только могла, и залепетала по-французски. Я притворилась, что ничего не поняла из его слов, уверяла, что ни в чем не виновата и потому никак не заслужила такого обращения.
— И он позвонил в полицию?
— Он не хотел терять время даром. Прежде всего он привязал меня к дереву, Джеффри. Он заявил, что раз уж я вырядилась как какой-нибудь чертов индейский придурок и говорю на каком-то тарабарском языке, вроде них, то меня можно и линчевать так же, как и их. Я никогда не забуду этого. Я решила, что сейчас он начнет собирать хворост и сожжет меня заживо.
Джеффри усмехнулся, но быстро взял себя в руки. Он с необыкновенной живостью представил себе эту картину — Кэйси и его деда, и оба упрямые как ослы.
— Это было совсем не смешно!
— Представляю. И что было потом?
— Прибыли полицейские.
— А ты продолжала говорить по-французски?
— Ничего другого не оставалось. Шеф полиции и Сэс были приятелями. Они позвонили сестрам. Приехал мой отец и забрал меня под свое поручительство.
— Он был здесь в то время?
— Да, он приехал на праздник по случаю сбора черники. Он предложил возместить причиненный ущерб в любой форме, но Рэсбоун непременно хотел спустить с меня шкуру.
— Он просто хотел, чтобы ты обязательно ответила за свой поступок, — предположил Джеффри. — Мне случалось испытывать на себе его гнев, я знаю, что это такое, и знаю, что им руководило в таких случаях. Он сторонник воспитания по принципу «пожалеешь розгу — испортишь ребенка». Насколько я понимаю, твой отец и твои тетки не придерживаются такого мнения.
— Вряд ли, — хмуро согласилась она. — Дело кончилось тем, что меня судили! Но судье удалось уговорить Сэса, сестер и отца прийти к соглашению. Я могла оставаться в монастырской школе, но должна была возместить Сэсу Рэсбоуну ущерб, причем каждый цент должен был быть заработан мною лично. Его не волновало, на какой срок это затянется.
— И на какой же затянулся?
— На три года. Я выплатила этому человеку две тысячи четыреста семьдесят пять долларов.
— Урок пошел на пользу, не так ли?
Она усмехнулась.
— Думаю, да. Но, наверное, не стоит говорить, что это происшествие не изменило отношение обитателей фермы Рэйнбоу к старому брюзге.
Она вернулась на берег и села на бревно рядом с Джеффри. Он погладил ее по колену.
— Все в порядке, Кэйси. Я думаю, что он считал случай с тобой торжеством своей системы воспитания. Он никогда не называл твоего имени, но хвастался, что взялся наставить на путь истинный одну из воспитанниц с фермы Рэйнбоу и добился успеха. Он этим очень гордился.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});