я боялся, что это будет сущий дурдом с беготней, хаосом и малолетками, швыряющимися друг в друга энергетическими конструктами… но все было совсем не так. Студенты всегда студенты, даже если они аристократы, но буйствовать они предпочитали вне острова. У каждого пола каждого курса было свое общежитие, занятия, и возможность выйти в город… подобие города. На Гаккошиме жили все преподаватели и обслуживающий персонал, а так же владельцы магазинчиков, бутиков и небольших кафешек. В общей сложности на искусственном острове постоянно проживало около двадцати тысяч человек, из которых целая тысяча принадлежала к службам безопасности.
Какое-то общение пока было лишь с четырьмя из всего класса – Сент-Амором, Распутиным, Таканаши и старостой Инамори. Последняя подходила ко мне несколько раз, раздавая и собирая анкеты, интересовалась, какими видами физического спорта я занимаюсь, и в какой кружок или клуб планирую поступать. Замечательная и открытая девушка, хотя я не совсем понимаю ее излишнюю приветливость… как и причину, почему она распространяет холодную свежесть. Делает атмосферу в классе приятнее? Как-то это… не аристократично.
Распутин большую часть времени молчал…и прислушивался, не проявляя инициативы к близкому знакомству с другими детьми. В целом я его тактику одобрял – он давал окружающим время привыкнуть к себе. С ним мне общаться нравилось, пока рус не включал «Иванушку-дурачка», начиная скрыто потешаться над окружающими. Ну, будь у него рязанская морда, я бы еще купился, но с настолько нордическими лицом княжичу да косить под лапотника? Не говоря уж о том, что гигант спалился чуть ли не в первый день, высказав свое очень обдуманное мнение о котировках зерновых культур на восточных биржах.
Сент-Амор выполнял нормы общения за весь класс. Хитрый и пронырливый, он проникал везде и всюду, сглаживая любые острые углы непередаваемым французским шармом. Если бы я наблюдал подобное в шотландском университете, куда как-то раз ездил с отцом или в немецком, то воспринял бы нормально, но француз умудрялся вливаться в японское и на своих правилах! Раз и он стоит возле двух начинающих хмуриться японских подростков со второго курса, два – и они уже зовут его на следующей перемене с собой! Раз, и староста Инамори леденеет на глазах, выслушивая какую-то его шутку, два – ты видишь, как она украдкой, тихонько, но улыбается в спину откланявшегося француза! Потрясающе! А ведь при нас с Распутиным Жерар только и делает, что сыпет сплошными пошлостями.
Герой-Таканаши на их фоне был самым обычным японским школьником-простолюдином, чем изыскал мою симпатию. Парень исправно робел и боялся, был замкнут, краснея, когда к нему приближались девочки. То, что он уважал покой соседа по комнате, не досаждая мне многочисленными вопросами, тоже было замечательно. Единственной ненормальной странностью, что я заметил, было то, что японская часть класса с ним общалась удивительно приветливо, не чураясь подходить к парте или звать к себе. Они же не знают, что он потенциальный Герой – откуда такая либеральность нравов?
Много вопросов - мало ответов. Нужно будет… точно.
Я отошел в коридоре к стене, доставая ежедневник и делая памятку поручить Уокеру найти мне преподавателя по защите бытовыми предметами или их аналогами. Чем меньше ресурсов моего мозга будет выделено на текущую безопасность, тем больше внимания смогу уделить миссии и окружению.
Звук хлесткой пощечины достиг ушей, вырвав меня из задумчивости. Я поднял глаза – в десятке метров от меня стоял Жерар Сент-Амор и держался за щеку, а от него с идеально выпрямленной спиной удалялась черноволосая девочка наших лет. Белоснежная гладкая кожа, длинные черные волосы, ярко-алая радужка глаз, но довольно обычная фигура с легким намеком на будущую грудь. Она проплыла мимо меня, одарив презрительным взглядом, и скрылась на лестнице. Я вздернул бровь, телепатируя держащемуся за щеку французу нечто вроде «Ты совсем дурак – клеиться к настолько юным аристократкам?», брюнет в ответ поиграл бровями, закатил глаза и немного покачал головой, сигнализируя «Это не то, о чем ты подумал!».
Да? Ну ладно. Задери он юбку дворянке даже молодого рода – у ее отца точно будет новая обивка для домашнего стула. Причем кожу для нее сдерут родители Жерара – собственноручно.
Глава 8
Лезвие катаны, классического японского меча, вошло в мою плоть стремительно и гладко, без всякого сопутствующего хруста разрываемых тканей. Беззвучный и профессиональный выпад точно в сердце. Я бы сказал – великолепный удар, не будь он нанесен совершенно внезапно и подло.
Я с упреком посмотрел на своего убийцу. Пожилой японец, держащий весь свой вес на одной согнутой ноге, смотрел мне в глаза, поджав губы. Ну, в то место, где глаза должны быть. Мое лицо было закрыто сплошной зеркальной маской в виде овала.
- Господин Юмакава-сан, это совершенно излишне и абсолютно бесполезно, - сказал я самым миролюбивым тоном, но добился лишь резкого проворота клинка в теле. Непонятливый. Не меняя позы, я добавил немного силы в голос, - Лично я не собираюсь причинять никакого вреда вашей семье, Юмакава-сан. Я – лишь посланник, который доставляет уведомления. Как только оно доставлено, моя работа выполнена.
- Ты обрек мою семью на смерть! – заорал, вскакивая, старик. Меч остался торчать у меня из груди, покачиваясь в ритм дыханию. Сжатые в кулаки руки японца тряслись.
- Вы меня плохо слушали? – язвительно спросил я, - Ваш дед, Хитоши Юмакава, был в Брюсселе ровно сто двадцать лет три месяца и восемнадцать дней тому назад. Там он заключил сделку с западным Адом, используя в качестве оплаты за необходимые ему услуги души двух своих потомков. Нерожденных… или менее чем десяти лет от роду. После получения желаемого он скрылся от оплаты полученных услуг у себя на родине. Я всего лишь принес уведомление о том, что вам нанесут визит коллекторы.
- Требуйте с деда, а не с нас! – вновь забушевал старик, глядя, как я вытаскиваю меч из груди, аккуратно кладу его на пол и направляюсь к выходу из дома, - Мы-то причем! Он давно умер!
- Юмакава-сан, прошу меня извинить за эти слова… - я покачал головой, надевая шляпу, - Но вы меня путаете с теми, с кем заключал сделку ваш дед. Я всего лишь передал вам контракт. О его пересмотре вы будете разговаривать с другими… сущностями.
Дойдя до кареты и кивнув восседающему на козлах Баркеру, я забрался внутрь, и, стащив с лица маску, произнес фразу «деяние закончено» на языке, которого в этом мире никогда не рождалось.