головой и привалился всем туловищем.
– Так, ну-ка, не лезь. Жди тут.
Она обошла пса, когда тот нехотя отодвинулся. Но на мосту так же поступил и Гром – встал поперек дороги и ни в какую не хотел пускать ее на помощь.
– Ой-ой, деточка, помоги подняться старушке, так нога заныла – сил нет, – причитала женщина.
Алиса замешкалась. Неспроста же? «Ведьмы, лешие и прочая гадость…» – заговорил в ее голове дед Яков. Тьфу.
– Ну вы что, сговорились? Так. Гром. Сидеть! – Алиса постаралась вложить в команду как можно больше уверенности – баба Глаша говорила, что собаки больше слушают интонацию, чем слова.
И сработало – Гром уселся, как ему и приказали: ровно, лапа к лапе – хоть сейчас на выставку отправляй. Только проворчал что-то.
Алиса спустилась с моста – под бледным светом луны женщина сидела на земле, растирая ушибленную ногу.
– Сильно ударились? Давайте, поднимайтесь, – она подошла и взяла женщину под руку, надеясь, что ей хватит сил помочь той встать.
– Спасибо, деточка, спасибо, милая, – женщина крепко ухватилась за Алису, одной рукой за плечо, другой – за запястье, но как-то очень уж сильно, до боли.
– А ярчук твой сюда не придет. Сюда ему путь заказан, да. Мосточек ему не перейти. А ты перешла.
Что? К чему бы это?
Женщина все-таки поднялась, всем весом опираясь на свою помощницу – Алисе показалось, что спина ее сейчас сломается, как соломинка.
– Я же как хотела, – стала рассказывать женщина, отряхиваясь, – думала, проведу ярчука твоего. Он меня должен провожать, но теперь-то зубом своим не достанет, коли померла. Думаю, я от него – шасть! И вот тебе воля на веки вечные. Так нет же, – она еще сильнее сжала Алисино запястье – стало уже не на шутку больно.
– Отпустите, вы чего?!
– А тут ты, паршивка. Проводим, проводим. Да от такой шоблы никакой «шасть» не получится. Вот и пришлось мосток перейти. Ну ничего, ничего. Хоть тебя приберу. А ну! – она с силой дернула пленницу, собираясь уводить прочь.
Алиса закричала – как будто это все сон, как будто не с ней. Она попыталась извернуться и ударить женщину, но каждый раз как будто колотила воздух. Плохо дело. Страх сдавил ее горло, и она стала задыхаться.
Тут сзади кто-то подлетел – огромная лохматая гора. Алиса не сразу поняла, что это Мишка. Что случилось дальше – непонятно. Пес укусил женщину, по-настоящему сумел до нее дотянуться, и она разжала хватку. Алиса тут же выдернула руку и опрометью кинулась назад по мосту, к Грому – тот продолжал сидеть, как приказано, напрягшись всем телом.
Мишка боролся с женщиной недолго – в какой-то момент он еще раз клацнул зубами, и она… исчезла. Алиса моргнула раз, моргнула другой, помотала головой – эта жаба и правда как будто растаяла в воздухе. Что вообще за ерунда такая творится?
– Мишка! – тот стоял, высунув язык, и махал хвостом, крайне довольный собой. – Ты мой умница, Мишка, защитник! Ну, иди сюда, иди скорей! – она потом разберется с тем, чтобы объяснить себе произошедшее.
Но Мишка почему-то продолжал стоять на том берегу, только смотрел на Алису и махал хвостом.
– Ты чего? Ко мне, малыш, иди сюда скорей.
Не идет. Странно. Алиса было сама пошла к нему, но на сей раз Гром не просто перегородил ей путь: он крепко ухватил зубами ее рукав и потащил в обратную сторону – прочь с моста, к селу.
– Гром! А ну, фу, ты чего творишь? Мишка! Иди сюда быстро, ну? Гром, фу!
Так они и препирались, пока Алиса не сошла на тропинку, – только тогда ярчук отпустил ее.
Возмущенная и взъерошенная, она собралась снова перейти злосчастный мост. Только вот, развернувшись, обнаружила, что никакого моста больше нет. Ни моста, ни речки – поле и поле под Луной. И Мишки тоже нет.
У Алисы закружилась голова и задрожали коленки. Она включила фонарик – луч света заметался, как бешеный, по всем кустам, кочкам и зарослям – ничего и никого.
– Мишка! Ко мне! Мишка! Малыш!
Мишка-Мишка-Мишка…
До самого рассвета Алиса бегала по округе, звала Мишку, искала следы женщины, речки, мостика, ну хоть что-то. Но было все так же пусто и тихо. Мишка исчез.
Солнце уже взошло, когда Алиса и Гром вернулись домой. Дед Яков и баба Глаша уже вышли во двор – в селе жизнь начинается с первыми лучами. Придется все им рассказать как есть. Поверят ли? Ничего. Сейчас она умоется и пойдет обратно искать Мишку, может, с дедом поедут на машине вдоль поля – там далеко.
Они втроем сидели на крыльце. Алиса рассказывала, глядя в пол и потирая саднящее запястье – на коже уже выступили синяки.
– Мда, – только и протянул дед Яков, сворачивая самокрутку. Алиса еще ни разу не видела, чтобы он курил.
– Мишку, Алисонька, искать уж смысла нет. Он уже там. Тебя спас, а сам не выбрался. Видишь, как оно, – баба Глаша утерла платком влажные глаза.
Где – там? Как это, смысла нет…
– Это я виновата, – сказала Алиса, – я взяла Мишку с собой, мы пошли ночью Грома искать. Не послушала вас.
– Так нашли же его, дочка, нашли. Давно говорили, что теща у Василича – ведьма, да кто ж разберет – кто взаправду так говорит, а кто боком. Вы Грому помогли – сама же сказала, она хотела ярчука обмануть и навсегда здесь остаться, среди живых ходить. Много бы бед натворила.
– Это я виновата, – повторила Алиса и, устав сдерживаться, заплакала. Она наконец поняла, что произошло. Все острые иголки внутри нее вдруг превратились в ледышки, растаяли и потекли по щекам.
– Ничего, – баба Глаша погладила ее по спине, – ничего, поплачь. Ты не со зла, а Мишка… Эх… – она вздохнула и больше ничего не стала говорить. Дед Яков молча смолил, глядя вдаль и выпуская сизые дурные клубы дыма.
Где-то в глубине дома раздался телефонный звонок. Баба Глаша тяжело поднялась и пошла отвечать.
– Ну нет, нет, – дед Яков наконец подал голос и погладил Алису по голове, – не виновата. Хотела Грома найти, хотела женщине помочь. Кто ж знал про речку ту с мостком. У нас и речки-то никогда не было в округе. Особая та река, видать. Ярчук-духовидец на ту сторону вообще пройти не может, не его епархия. А Мишка вон, видишь, назад не прошел. Кто ж знать мог. Но молодец парень. Молодец. Тише, тише, дочка. Все своим чередом.
Все своим чередом. Если бы она послушалась, если бы не пошла ночью за Громом… Сейчас Мишка уже будил бы ее, бодая в бок