не грех поколотить.
Прошел ровно месяц с того времени, как Егоров впервые посетил дом Барышниковых.
Арину начали выпускать в сад, но и только. За пределы ограды путь ей был заказан, да это не сильно угнетало пленницу - ее мало что интересовало в последнее время. Дни и ночи, проведенные у окна, истощили ее морально и физически. Она плохо себя чувствовала, постоянно хандрила, иногда безудержно рыдала и хотела умереть, порой даже сожалела о том, что ее не отправили в лечебницу: там бы ее накололи наркотиками, и она перестала бы ощущать раздирающую сердце боль…
Боль - единственное, что она еще могла чувствовать. Не осталось ни надежды, ни желания жить.
Был вторник. Вечер. Арина лежала в своей комнате, тупо глядя в потолок. Алексей, бодрый и веселый, сидел в любимом кресле в библиотеке, пил бренди, щурился сквозь сигарный дым и молча слушал своего гостя. Теперь он хозяин положения и может потянуть паузу.
- Ну и что вы скажете, граф? Как мое предложение? - Егоров хмуро смотрел на Барышникова, сдвинув и без того сросшиеся брови.
- А вы что-то предлагаете? - Алексей сделал удивленное лицо.
- Я уже битый час твержу вам, что мне очень понравилась ваша дочь, причем настолько, что я готов на ней жениться.
- А, вы об этом? Но вы, сударь, не первый, кто просит ее руки. Вот я и жду, когда вы мне втолкуете, чем вы лучше многих, сватавшихся до вас.
- Граф, бросьте. Вы сами знаете чем - своим богатством.
- Рукавишников не беднее вас, но я ему отказал.
- Отказали? А я слышал совсем другую историю. Ну да ладно. Я, уважаемый Алексей Ананьевич, ваша единственная надежда. Вы это знаете, я знаю, так что не будем играть.
- Я слишком стар для игр, сударь. Говорите конкретнее.
- Хорошо. Вас интересует, что я смогу дать Арине или вам?
- Интересы дочери превыше всего, но я должен подумать и о себе.
- Хорошо. Для начала я избавлю вас от этого домища.
- А кто вам сказал, что я хочу от него избавиться?
- Если вы не дурак, то сделаете это. Такие хоромы потянуть смогу только я, да еще несколько человек в нашем городе, не менее богатых, но мне они без надобности. Я хочу ваш дворец подарить городу. Губернатор давно подыскивает особняк под какую-то галерею картинную. Мне кажется, что ваш идеально подойдет. Так что вас не должно смущать то, что графские хоромы перейдут к внуку бурлака.
- Но это мой дом, я его построил для себя и дочки.
- Вам я куплю другой. Более скромный, но добротный и на хорошем месте. Также назначу содержание, дам денег на лечение - я знаю, вы в последнее время хвораете. А дочка будет жить в прекрасном особняке, который мне достался от деда.
- Давайте теперь поговорим о ней.
- Что вам еще хочется узнать? Какое приданое я потребую?
- Приданое моей дочери - красота и происхождение. Я должен быть уверен, что она будет счастлива.
- Я могу только пообещать, что сделаю все возможное.
- Мало. Мало, Федор Григорьевич. - Барышников встал, отставил рюмку. Потом картинно обхватил голову руками. - Я не могу отдать за вас Аринушку.
Даже если вы посулите мне все золото мира.
- Это почему же? - Егоров нахмурился - он понял, что граф пытается набить цену.
- Знаете, как вас кличут за глаза?
- Знаю. Борода.
- Нет, сударь. Синяя Борода. Не знали?
- Нет. - Егоров сжал губы. Он и правда не слышал об этом, но, узнав теперь, рассердился.
- А почему, как считаете?
- Дураки потому что.
- Может быть. Но! Ваши жены умирали странными смертями, и мне кажется, что вы опасный человек.
- Вы намекаете на то, что я убил своих жен? - Федор зло сощурился, но голос его был спокоен.
- Я в это, конечно, не верю. Но обыватели не сомневаются.
- Моя первая супруга сгорела при пожаре, вторая умерла от того, от чего чуть не умерла ваша дочь. Пневмония. Я не Бог. Насылать пожары и болезни не в моей власти.
- Федор Григорьевич, голубчик, поймите меня. Весь город будет гудеть о том, что я дочь на растерзание отдал. Не могу.
- Хорошо-с. - Егоров встал, похлопал себя по карманам, потом выудил из одного пачку бумаг, помахал перед носом Алексея. - Знаете, что это?
- Откуда?
- Это ваши долги. Расписки на сумму десять тысяч. Вы в курсе, что это не последние?
- Конечно, я знаю, что кое-что еще должен.
- Как думаете, что я сейчас сделаю? - Егоров положил бумаги на поднос, взял со стола спички, чиркнул одной, после зажжения бросил ее на кучу расписок. - Я их сожгу.
- Но…
- Я выкупил их у Бубенцова, того шулера, которому вы проиграли все эти деньги. Скажу вам больше, я покрыл все ваши долги. Теперь для вас я и царь, и бог. Вам решать, как будете жить дальше. Либо я женюсь на Арине, а все закладные горят на этом же подносе в день нашей свадьбы, либо я не женюсь, а вы погашаете долги в течение недели. Как вам расклад?
- Это шантаж.
- Это ваше спасение. Решайте.
Барышников завороженно смотрел на скручивающиеся, чернеющие, опадающие золой бумажки, потом, когда они догорели, превратившись в груду пепла стоимостью десять тысяч, он очнулся и тихо сказал:
- Я согласен!
- Очень хорошо, я знал, что мы поладим. В субботу я приеду для свидания с Ариной Алексеевной, подготовьте ее. А сейчас прощайте.
- До скорого. - Барышников смотрел вслед уходящему Егорову, ненавидя его всем сердцем. Если бы не надвигающаяся нищета, он ни за что не отдал бы свою дочь за этого толстого хмурого мужика с садистскими наклонностями. Но они так нуждаются! Федор, будто прочитав мысли будущего родственника, обернулся у самой двери и сказал с ехидцей:
- Об одном не беспокойтесь. С Ариной я буду обращаться бережно. Больше трех раз жениться все равно не разрешают, так что она - последняя, а последнюю я постараюсь не убить, мне жить еще и жить.
К дочери Алексей поднялся на следующий день. Арина лежала на кровати, свернувшись калачиком, глаза ее были закрыты, но из-под опущенных век струились слезы. Девушка была бледна, не причесана и апатична.
- Как себя чувствует моя девочка?