рос. Там церковь, в которой меня крестили.
- Церквей я не сношу, можете не беспокоиться. А имение ваше я все равно отберу - не добром, так по принуждению. Вы мне сколько должны, граф?
- Тысяч десять, но я все вам отдам, поверьте.
- Тридцать тысяч. И не сможете вы мне их отдать, взять вам неоткуда. А еще вы должны купцу Вакурову, Селезневу и многим другим. Не советую со мной ссориться, граф. Не хотите же вы оказаться в вашем возрасте в долговой тюрьме?
- Батюшка, Федор Григорьевич, помилуйте…
- Помилую. Даже долг вам прощу и заплачу за имение выгодную цену, только продайте. Иначе по-плохому, но все равно моя возьмет.
- Хорошо, - обреченно прошептал Барышников. Он устал, он стар, немощен, уже не всесилен. Теперь миром правят стервятники типа сидящего перед ним купца Егорова. Босяки с тугим кошельком и волчьей хваткой.
Неожиданно для сидящих в комнате дверь распахнулась. Оба мужчины удивленно воззрились на вошедшего. На пороге стояла Арина, бледная, взволнованная, с огромными испуганными глазами. Она секунду смотрела на гостя, потом бросилась к нему, схватила за руку и зашептала:
- Федор Григорьевич, миленький, не вынуждайте отца, умоляю. Я все отдам. Драгоценности свои, они старинные, наследственные. Возьмите, только Перелесье не отбирайте, пожалуйста…
Егоров внимательно смотрел на девушку, но, казалось, не слушал. Когда она закончила и, всхлипнув, замолчала, он приобнял ее за плечи и, обернувшись к Алексею, сказал:
- Документы должны быть привезены завтра в мою контору на Кремлевской площади. До свидания.
* * *
Вечером следующего дня Егоров вновь пришел. Арина была под домашним арестом, но ее пригласили в библиотеку от имени Федора. Девушка спустилась, недоумевая, чего надо их мучителю. Неужели поиздеваться напоследок? В комнате кроме гостя присутствовали Алексей и их квартиросъемщик. Егоров, увидев вошедшую, пригласил ее присесть. Голос его был ласковым, что Арину насторожило.
- Графиня, я хотел узнать, ваше желание все отдать за имение не исчезло?
- Нет, - удивленно ответила Арина. Она нервничала, но старалась казаться спокойной.
- Вот купчая на имение. Прошу.
- И что вы хотите? Если украшения, я сейчас принесу.
- Графиня, помилуйте, на что они мне. Я прошу вас пообедать со мной в субботу в ресторане «Баржа».
- И все?
- Все.
- А за это вы оставите Перелесье нам?
- Нет, вы не поняли. Я купил его на ваше имя. Оно ваше, если, конечно, вы со мной пообедаете. Если же нет, то…
- Я с удовольствием, но это слишком дорогой подарок. Я же вас не знаю. И потом, зачем вам это?
- А ваш батюшка, как я вижу, не удивляется. Он знает о моей щедрости. Считайте это моим подарком на ваш день рождения.
- Но…
- Никаких «но». А теперь ступайте. Нам нужно обсудить кое-что важное.
Арина помялась немного в дверях, потом, не найдя что сказать, вышла.
…Обед состоялся в субботу, как и было назначено. Егоров был приветлив, но не особенно внимателен. Он с аппетитом ел, совсем не пил, говорил мало, больше думал о своем. Арине еда понравилась, но она только и мечтала об окончании трапезы, потому как вкусно приготовленные блюда не заменяют приятного человеческого общения. Когда наконец это произошло и девушку на извозчике доставили домой, она облегченно вздохнула.
В течение последующих двух недель Егорова она больше не видела.
Глава 15
Арина не отрывалась от окна. Теперь, кроме застекленного квадрата, для нее не существовало ничего. Она по-прежнему была заключена под стражу и все так же ждала своего Никиту. Днями напролет она просиживала у окна и всматривалась, всматривалась в даль - не появится ли на горизонте знакомый широкоплечий силуэт. Иногда ей казалось, что вот он, идет к ограде, помахивая своей меховой шапкой, тогда она прилипала к стеклу, замирала, а сердце ее бухало в груди и проваливалось в пропасть. Но она ошибалась вновь и вновь. И сердце уже устало бухать и проваливаться. Одна лишь неутомимая надежда давала силы и помогала жить.
В «психушку» ее уже не собирались упекать - это успокаивало. Но как не волноваться и не плакать ночами, когда твой единственный, похоже, забыл о твоем существовании. А эти головокружения, а тошнота по утрам? Будто ей мало бед? Неужели все несчастья, выпавшие на ее долю за столь короткую жизнь, еще не исчерпаны? Арине становилось плохо от этих мыслей. Она зажмуривалась, зажимала руками уши, будто это может помочь, и гнала все тревоги прочь…
Он приедет, приедет.
Алексей Ананьевич тем временем пребывал в наибодрейшем расположении духа. Он уверился вдруг, что все горести скоро останутся позади. И спасет его не кто иной, как кровопийца-лапотник Федор Егоров. Барышников понял это в тот миг, когда Федор преподнес его дочке подарочек в виде бумажки-купчей.
Егоров запал на Арину… Ай да новость!
Алексей заходил по комнате, не в силах сдерживать возбуждение. Он знал, что неторопливый и основательный Федор скоро напомнит о себе. Неспроста же он расщедрился. У Егорова снега зимой не допросишься, если это не сулит ему дивидендов. На этот раз резон другой - чувства-с.
Барышников знал Егорова лет пятнадцать. Близко всего пять, но наслышан был обо всей семейке достаточно. Миллионеры-выскочки из крестьян. Все оборотистые, хваткие, особенно Федор. Этот, чертяка, деньги разве из воздуха не делал, да и то потому, что все недосуг было. Насколько Алексей знал, состояние этого человека исчислялось десятками миллионов. К тому же прямых наследников - ни одного. Егоров дважды был женат, оба раза овдовел, а детей так и не нажил. Слухи о его пакостном характере и вспышках необузданного гнева ходили по городу давно, причем сплетники в своих измышлениях заходили так далеко, что называли Егорова «душегубом», имея в виду его склонность к насилию и, поговаривают, даже причастность к какому-то убийству. Егорова боялись не только конкуренты, должники, недруги, но и отцы незамужних девиц. Всякий папаша опасался, что Федор посватается к его дочери, а он, привлеченный богатством жениха, не сможет устоять и согласится, чем обречет свое чадо на муки и, быть может, смерть. Барышников к таким отцам не относился, он не верил в страшные истории о смертях, считая их выдумками завистников. А если и допускал, что доля правды в этих россказнях имеется, то не зацикливался на этом. Поколачивал, быть может, иногда своих женушек купец Егоров, да ему, Алексею, нет до этого никакого дела…
Арину