только хотел бы знать, о чем это обо всем думали наши американские друзья?.. Не станем же мы взрывать этот мост?..
Тобиас Шпильгаген разволновался, и не без оснований.
— Да что ты плетешь, любезный? Зачем нам взрывать такой прекрасный мост?!
— Осмелюсь доложить, понятия не имею, герр фельдфебель. Может быть, мы вовсе и не будем взрывать его. Но зачем же в таком случае эти камеры для взрывчатки?
— Гиммельдоннерветтер нох ейн маль! — произнес Тобиас Шпильгаген, словно отвечая кому-то, стоящему на том берегу Рейна, — они там на всякий случай!
Рядовой Вильд взглянул на фельдфебеля Шпильгагена с изумлением: лицо его начальника потемнело, губы побледнели, резко обозначились кости лица. Темные глаза смотрели на подчиненного с неудовольствием и подозрением. Рядовой Вильд, подмастерье мясника из Габердорфа, все же спросил:
— На случай войны?
— Да! — крикнул Тобиас Шпильгаген. — На случай войны!
— Будет война, герр фельдфебель? — спросил Франц Вильд, родом из городка, что напротив.
Лицо Шпильгагена неожиданно прояснилось, напряжение мускулов ослабло. Совсем было исчезнувший рот появился вновь, вокруг него заиграло даже некое подобие улыбки.
— Ясно будет, парень! Да еще какая! Можешь быть спокоен!
— И когда начнется война, — спросил Франц Вильд, доверчиво моргая, — мы взорвем этот мост на воздух?
— Когда начнется война, — с размахом ответствовал Тобиас Шпильгаген, — мы взорвем на воздух всю Россию! Даже на Урале не остановимся! Вернем им все, и с процентами! Понятно?
— Так точно, понятно. И взорвем этот мост?
— Черт тебя побери совсем, — выругался Шпильгаген. — Оставь ты меня в покое со своим мостом! К чему нам взрывать его, когда мы будем осаждать Москву?
— Зачем же там камеры для взрывчатки? — спросил Вильд.
— Согласно инструкции! — загремел фельдфебель. — Это инструкция чисто теоретическая и устаревшая! Практически война будет выглядеть иначе: мы сбросим тысячу водородных бомб, засыплем Россию ракетами, разобьем их в пыль! Понял?
— Так точно, понял, герр фельдфебель! В пыль! Но…
— Если ты еще раз заикнешься о камерах, я разобью тебе морду!
— Нет, — сказал Вильд, — я хотел только… Вот, например, на Габердорф не упадет ни одной бомбы?..
— Нет! Скажи отцу, он может спать спокойно! И найди себе девочку, Вильд! У каждого порядочного парня должна быть девочка! Ясно?
— Так точно, ясно! Немедленно найти девочку!
— То-то. — Тобиас Шпильгаген взглянул на подчиненного. Даже будучи на голову ниже, он смотрел на него с большой высоты — просто он знал, как это делается.
— Герр фельдфебель, — сказал рядовой Вильд, — разрешите вопрос… Для чего, собственно, делают эти камеры в мостах?..
— Ты спрашиваешь вообще? Для того, чтобы их взрывать.
— Мосты, — сказал Вильд и снова поморгал веками, — взрывают преимущественно при отступлении.
— Превосходно! — Тобиас Шпильгаген взглянул на рядового Вильда несколько ошеломленно. — Но мы принимаем во внимание исключительно наступление! Понятно, Вильд? Исключительно наступление!
— Но в этой стороне, — сказал Вильд, мучительно соображая, — в этой стороне ведь вовсе не Россия! Эта дорога ведет куда-то во Францию.
— Превосходно, Вильд. Мы находимся на западной границе нашей родины.
— Гм, — заметил Вильд.
По мосту с грохотом мчался длинный экспресс. Пульмановские тележки его вагонов пели, аэродинамической формы паровоз выпускал густой белый пар. Поверхность реки была спокойна, оранжевое осеннее солнце склонялось к ней, небо было ясное, лётное. Стояло пастельное немецкое воскресенье, такое, каким оно и должно быть.
— Гм, — повторил Вильд неуверенно. — Когда американцы оборудовали эти камеры, не представляли ли они себе, что когда-нибудь по этому мосту придется отступать на Запад?..
— Парень, — произнес фельдфебель, — я тебя что-то не понимаю.
— Осмелюсь доложить, я имею в виду следующее. Когда американцы строили этот мост, не имели ли они в виду, что мы станем когда-нибудь отступать на Запад?
— Немецкий солдат, — произнес Тобиас Шпильгаген, повысив голос, — отступать вообще не может. Запомни хорошенько!
— Осмелюсь доложить, я это помню. А американцы могут отступать?
— Еще бы, — ответствовал фельдфебель без промедления и ухмыльнулся. — Почему бы американцы не могли отступать? Могут.
— Ага, — сказал Вильд. — Так, может быть, американцы представляли себе, что когда-нибудь они будут отступать по этому мосту, а потом взорвут его на воздух…
— Рядовой Вильд! — заревел Шпильгаген. — Что за разговорчики! К чему американцам отступать из Германии?!
— Не могу знать. Но зачем же они хотят взорвать этот мост?
— Да кто тебе сказал, что они хотят?..
— Зачем же они велели сделать камеры для взрывчатки?..
Тобиас Шпильгаген оцепенел.
— Москва, — сказал рядовой Вильд, — отсюда довольно далеко…
— Смир-рно! — заревел Шпильгаген. — Стоять смирно, когда с вами говорит начальник! — Потом он энергично закурил еще одну сигарету и резко выдохнул дым. — Вольно. Вам повезло, что вы нарвались на меня. Другой бы уже давно… Но я человек демократичный. Не эсэсовец какой-нибудь… Я беседую с вами как с равным… Хотите что-то сказать?!
— Осмелюсь доложить, я хочу выразить свою радость по поводу того, что нарвался на господина фельдфебеля Шпильгагена. Вся рота это ценит.
— Превосходно, — произнес Шпильгаген. — В следующий раз не плетите такой ерунды. Хорошо, Вильд? Вы сказали — вся рота?..
— Вся рота, герр фельдфебель.
— Превосходно, — произнес Шпильгаген и вдруг насторожился. — Позвольте, значит, в роте говорили об этих… об этих камерах?..
— Осмелюсь доложить, говорили, герр фельдфебель!
Прошло несколько секунд.
— Послушай, Вильд, ты же неглупый парень… Твой отец был старостой? Вот видишь… Ты должен объяснить всем, как участник строительства, что теперь мосты вообще строят только с камерами для взрывчатки, и точка. Не думаешь же ты действительно, что американцы могут ни с того ни с сего отступить за Рейн и начать взрывать за собой все мосты?! Перед кем бы они отступали?.. Не вздумай представлять себе это, Вильд!
— Слушаюсь, герр фельдфебель!
— Ведь это означало бы… ты понимаешь, что это означало бы?.. Черт побери, серьезно, а что бы это означало?! Надеюсь, ты не представлял себе ничего подобного, Вильд?!
Рядовой Вильд выпучил на начальство зеленоватые влажные глаза.
— Нет, — шепнул он, — это мне никогда не приходило в голову!..
— То-то, — угрожающе произнес Шпильгаген. — Солдату нечего фантазировать!
— Но… — прошептал Вильд.
— Но? — резко повторил Шпильгаген. И вдруг закричал фальцетом: — Но зачем же там эти камеры для взрывчатки, да?!
— Но… если бы случайно… если бы возникла подобная ситуация, — шептал рядовой Вильд, — ведь это затронуло бы и Габердорф?.. Если бы они дошли до самого этого моста… господи Иисусе, да ведь американцы фактически так и предполагают… пресвятая дева, это определенно затронет и Габердорф!
— Ко всем чертям! — разразился руганью фельдфебель Шпильгаген. — Я надеюсь, что обязательно затронет ваш грязный Габердорф! Вместе с вашими котлетами и грудинкой! И надеюсь, ты доживешь до этого, ты, болван!
— И тогда… тогда американцы взорвут этот мост на воздух?.. — Франц Вильд чуть не плача спрашивал уже самого