О том, какое значение для декабристского движения имел масонский фактор, можно судить на основании следующих данных. Из 121 преданного Верховному уголовному суду декабриста в масонских ложах состояло по крайней мере 23 человека: П.И.Пестель (1812–1819), А.Н.Муравьев (1811–1818), братья Матвей Иванович (1816–1820) и Сергей Иванович (1817–1818) Муравьевы – Апостолы, Н.М.Муравьев (1817–1818), князь С.П.Трубецкой (1816–1819), Ф.П. фон Визин (1820), князь С.Г.Волконский (1812), М.Ф.Митьков (1816–1821), Ф.П.Шаховской (1817), М.С.Лунин, Н.Бестужев (1818), братья Вильгельм (1819–1822) и Михаил (1818) Кюхельбекеры, Г.С.Батеньков (1818), А.Ф. фон дер Бригген (1817), Янтальцев (1816), С.Г.Краснокутский (1816–1818), Н.И.Тургенев (1814–1817), К.Ф.Рылеев (1820–1821), Е.Мусин – Пушкин (1821), И.Юрьев. Кроме того известно, что членами заграничных масонских лож были декабристы В.А.Перовский, П.П.Каверин и Н.И.Лорер.
То есть, по крайней мере, пятая часть декабристов, преданных Верховному уголовному суду, были членами масонских лож. Кроме того, масонами был еще целый ряд лиц – членов декабристских тайных обществ, привлеченных к следствию в качестве свидетелей. Среди них: П.Я.Чаадаев, князь И.А.Долгоруков, М.Н.Новиков, Ф.Н.Глинка, князь П.П.Лопухин, П.И.Колошин, граф Ф.П.Толстой, генерал П.С.Пущин, В.Глинка, И.Бибиков, В.Н.Бакунин, барон Г.Корф, Н.В.Мейер, А.Скалон, Ф.В.Гурко, И.Н.Хотяинцев, В.Ф.Раевский, князь С.П.Трубецкой, В.Л.Лукашевич, Г.Ф.Олизар, князь М.Баратаев, В.П.Зубков, С.Проскура, граф П.И.Мошинский.
Таким образом, даже по самым минимальным подсчетам масонов среди декабристов было не менее 50 человек.
На следующий день своего парижского «турне» прокатился на карете до улицы Лафитт, где посетил банкирскую контору, оставив секретарю Джеймса Ротшильда свою визитку с адресом «Британского отеля» и довольно щедрую сумму «чаевых». В Париж Джеймс Ротшильд явился в год смерти своего отца, старого Майера-Амшеля, в 1812 году, в тот момент, когда там шли окончательные приготовления к грандиозному походу Наполеона на Россию.
Приглашение посетить Ротшильда пришло только через две недели. За это время я успел «облазить» весь Париж и его окрестности – Лувр, Тюльери, Елисейские поля, Версаль, Булонский лес. Отдельной строкой шли также посещаемый мной Академия надписей и словесности, Французская академия, Королевская библиотека, Сорбонна. Здесь имелись обширные библиотеки и архивы – изображая там кипучую научную деятельность, по возвращении в Россию я был намерен «переписать» очередную книгу. Естественно, насилуя себя, пришлось посещать парижские театры и оперы, иначе, боюсь, в российских окололитературных кругах был бы не понят и, наверное, подвергнут бы тотальному остракизму.
Одетый в атлас и золото лакей встретил меня у дверей. По коридору нам навстречу шел какой-то биржевик. Заметив меня, он остановился и, сняв шляпу, низко поклонился, не знаю уж за кого он меня принял.
Кабинетом Ротшильда была громадная комната, в которой он занимал только маленький уголок, в глубине у крайнего окна. Он сидел перед простым бюро из красного дерева, спиной к свету. Работать он начинал с самого раннего утра, когда весь Париж еще спал.
При моём появлении из-за стола поднялся молодой человек, мой ровесник, в котором сочетались, казалось бы, несовместимые качества. Он был одновременно и светским денди, и бизнесменом с железной хваткой. За столь короткий срок пребывания во Франции Джеймс успел в совершенстве освоить сложные законы парижского высшего света.
– Позвольте полюбопытствовать, зачем американский писатель и изобретатель столь настойчиво искал со мной встречи? – французский рыжеволосого Ротшильда, выросшего в Германии, был столь же безукоризненным, как и его прическа, костюм.
Встречался Джеймс не только с представителями элиты промышленности и бизнеса, но также не чурался общаться с интеллигенцией. Среди его близких знакомых были несколько членов Парижского политехнического института, Парижской академии искусств и ремесел. Среди его знакомцев были и писатели. Так, Оноре де Бальзак посвятил Ротшильду рассказ «Плутни кредитора», а его жене Бетти – «Проклятое дитя». Планируя встречу, я как раз и рассчитывал подловить финансиста на его тщеславии, надеясь на то, что он заинтересуется знакомством, с ныне весьма популярным писателем, представленным в моём скромном лице.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– К вашему сведению барон …
– Джеймс, зовите меня, Джеймсом, – с показной любезностью поправил меня Ротшильд.
– Хорошо Джеймс, тогда, для вас я Айвен. Так вот, к вашему сведению Джеймс, я не только писатель, но ещё и в некоторой степени ваш коллега.
– Знаю, навёл о вас кое-какие справки. На спекуляциях с зерном вы умножили свой капитал, в том числе и заемный, в десятки раз! Но как, черт побери, вы узнали, что тот год будет таким холодным и неурожайным? Впрочем, на ответе я не настаиваю, понимаю, у всех свои тайны, но честно говоря, мне чертовски любопытно …
– Хорошо, вам, Джеймс, открою свой секрет, хотя, если подумать, то ничего тайного в нем нет, просто я сопоставил некоторые факты и пришёл к определенному выводу, который, в конечном итоге, и позволил мне прилично заработать. А секрет мой прост, и его название – вулкан.
– Простите?
– В шестнадцатом году произошло мощнейшее извержение одного индонезийского вулкана. Пепел от которого покрыл тонким слоем верхние слои атмосферы – отсюда и непогода и холод. Солнечные лучи просто в гораздо меньше объеме стали достигать поверхности земли. Вот, собственно говоря, и весь секрет моего предвидения. Если интересно, можете проверить мои слова и пообщаться со знающими людьми из Ост – Индийской компании. Об извержении они слышали и знают, просто не придали ему никакого значения, а зря …
– Поразительно! Никогда бы не подумал, что какой-то экваториальный вулкан может так сильно повлиять на погоду в Старом и Новом Свете!
– Как сказал один мудрец «век живи – век учись», а я от себя добавлю «век живи – век учись, а всё равно дурнем помрёшь».
Джеймс вполне искренне засмеялся.
– А вы, Айвен, интересный и разносторонне образованный человек! Спасибо, что поделились этими сведениями, обещаю, дальше этого кабинета они не уйдут.
– Если даже и уйдут, то ничего страшного, ведь извержения вулканов такого глобального масштаба происходят очень не часто, может быть раз в несколько столетий. Извержения, к примеру, тех же аппенинских вулканов маломощны и заметно влиять на климат всей планеты не могут. Поэтому, вряд ли из предоставленной мной информации вы сможете извлечь какую-то коммерческую выгоду.
– Кто знает, мистер Айвен, кто знает … Так всё же, хоть с вами и безумно интересно общаться, но дела не ждут. Чем моя персона вас так заинтересовала, что вам угодно?
– Понимаю, время – деньги …
– Вы не перестаёте меня удивлять Айвен, вы ведь русский американец? Просто говорите прямо как еврей.
– Да, я русский, но ни малейших предубеждений против других народов не испытываю.
– Приятно это слышать, так всё же?
– Я вам хочу дать золото, много золота, тонны золота …
Джеймс весь подобрался, словно кошка готовящаяся запрыгнуть на антресоль.
– Если это не шутка, то поясните, пожалуйста.
– Не вопрос. Дело вот в чём. Я обладаю совершенно достоверной, но документально не подтвержденной информацией об огромном месторождении золота в Новом Свете. Самостоятельно разработку этих приисков, находящихся в диких, необжитых землях я не потяну.
– Понимаю, вы хотите продать мне нечто вроде карты сокровищ? – Джеймс спросил с сарказмом, не до конца веря моим словам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Могу указать на карте, а могу обойтись без нее, дав точные ориентиры на местности, – говорил я серьёзно и без всякой тени сомнений.
– И откуда же у вас, Айвен, такая информация?
– Источники информации, скажем так, разносторонние – это и русские из Форт – Росса и индейцы.
– Хм … понимаю. И сколько вы хотите денег за эти сведения? И какие с вашей стороны будут гарантии? – похоже, Ротшильд мне поверил, ёрничество в его голосе пропало без следа.