карикатурно отражала впечатление Камиллы и Ниты от Нью-Йорка. В ней сообщалось, как в январе на город с запада обрушился шторм, принесший с собой холод и обледенение. Жителей Нью-Йорка, пытавшихся пересечь Мэдисон-сквер, сносило шквалистым ветром, бросало на машины и стены домов. В заключение газета написала: «Для Какониты и Камиллы этот шторм был голосом с родины»[113].
Норвежские газеты в своих публикациях старались передавать то внимание прессы, которое обрушилось на Ниту и Камиллу в Нью-Йорке. Среди прочих было интервью с Фредриком Херманом Гаде, который рассказал о днях, проведенных с девочками и Амундсеном:
«Маленькие девочки были в Нью-Йорке предметом необычайно большого, даже надоедливого внимания. Целый ряд кинооператоров следовал за ними, десятки репортеров постоянно хотели их сфотографировать, девочки непременно должны были появляться в эскимосских костюмах».[114]
Сам Амундсен охарактеризовал интерес к Камилле и Ните как огромный – даже больше проявленного к нему самому после предыдущих экспедиций[115]. С некоторой гордостью он поведал, как журналисты целый день осаждали отель «Пенсильвания». New York Herald и New York Tribune, две крупнейшие в то время газеты, писали о Камилле и Ните почти каждый день. Девочек часто фотографировали. Во многом создание и поддержание славы Амундсена было его совместным с прессой проектом, к участию в котором привлекли и девочек. Нью-Йорк уже тогда был полон знаменитостей. Амундсен таковым не являлся, но присутствие рядом с ним Ниты и Камиллы ситуацию изменило. Они помогли ему стать счастливым победителем конкурса внимания во время его пребывания в Нью-Йорке.
Как и переселение коренных народов, демонстрация публике людей «экзотического», не западного происхождения – давняя традиция. Понятно, что Нита и Камилла тоже не избежали этой участи. За подобными зрелищами всегда стоят люди, получающие от них доход. Газеты хорошо продаются, когда печатают репортажи о людях, привезенных из неизведанных дальних уголков земного шара. Амундсен стал одним из тех, кто хорошо заработал на чукотских девочках: их появление на публике и частые упоминания в прессе способствовали росту его славы. Толпа, начитавшись газетных статей, собиралась возле отеля «Пенсильвания» поглазеть на Ниту и Камиллу, которые олицетворяли далекую от Нью-Йорка Сибирь и непонятную сибирскую культуру. Общество обладало весьма приблизительным представлением о том, кем в реальности являлись эти люди. Детей показывали в костюмах и декорациях, лишь отдаленно напоминавших об их происхождении.
В XIX и начале XX века демонстрация экзотических предметов, животных и людей была очень популярна[116]. Туземцев из далеких стран можно было увидеть в цирках, на различных странствующих шоу уродов, в парках развлечений и даже в зоопарках. Самые масштабные и известные человеческие экспозиции проходили на всемирных выставках: в специально построенных павильонах так называемые первобытные народы размещались в обстановке, воссоздающей их родные поселения. Участвуя в этих инсценировках, они должны были исполнять традиционные танцы, заниматься ремеслами, демонстрировать местный колорит и экзотику. На Всемирной выставке в Чикаго в 1893 году среди «поселений» яванцев, египтян, полинезийцев, самоанцев, бедуинов, западноафриканцев, бразильцев и индейцев была и «деревня эскимосов». Целью этих экспозиций было не только развлекать, но и просвещать, дать возможность публике получить представление об остальном мире. В Норвегии экспозиции коренных народов тоже были распространены. На юбилейной выставке во Фрогнере (район Христиании. – Ред.) в 1914 году была «негритянская деревня», в которой обитали африканцы, вывезенные из области, которую сегодня занимает Сенегал. Как и во многих подобных случаях, для сенегальцев это было нечто вроде сезонной работы для бедных. За всем этим стояла организация, которая зарабатывала деньги, поставляя их на выставочные площадки разных стран.
Но чаще всего речь шла о неприкрытом расизме, что следовало из рассказов некоторых детей, участвовавших в подобных выставках. В 1905 году семилетнего Виктора Корнелинса и его сводную сестру привезли в Данию с острова Санта-Крус в Вест-Индии для участия в колониальной выставке, проходившей в парке развлечений Тиволи. В Копенгагене зрелище темнокожего мальчика вызывало у людей бурю эмоций. В автобиографии Корнелинс описывал, как люди толпились вокруг него, тыкали в него пальцами, чтобы посмотреть, не окрасятся ли они, дергали его за волосы, чтобы убедиться, что они настоящие. Корнелинс рассказывал о смятении, в которое его поначалу привела назойливая толпа, и о желании убежать, о чувстве непостижимости происходящего. Но вскоре эти постоянные унижения стали повергать его в ярость:
«То, что я был выставлен на всеобщее обозрение для развлечения, не только мучило меня, но и приводило в бешенство. Иногда я прятался между ящиками и декорациями, но вскоре меня снова находили, отвешивали подзатыльники, давая понять, что я должен быть на арене».[117]
Корнелинс рассказал, как однажды сбежал из павильона Вест-Индии и гулял по всей выставке – отчасти в знак протеста, а отчасти из любопытства. Его наказали, заперев в клетке. В ответ он плевался, если кто-то из публики подходил слишком близко.
Конечно, многое зависит от поставленной цели. На выставке в Фрогнере также демонстрировалась норвежская семья землевладельцев, которая не вызывала отрицательной реакции посетителей – напротив, приводила их в восторг. Экспозиция была устроена таким образом, что быт фермеров наглядно иллюстрировал блага современной агротехники. Рядом для контраста располагалась «негритянская деревня» с ее диковинным и примитивным, по сравнению с норвежским, укладом. Подчеркивалась прежде всего чужеродность африканцев, а не их настоящее происхождение и культура.
Несомненно, такие выставки влияли на жизненный путь каждого «экспоната». В некоторых случаях участие в них давало возможность вырваться из стесненных условий, заработать денег и повидать мир. Такая «неквалифицированная работа» была весьма характерна для индустрии культуры и развлечений того времени. Например, коренные американцы участвовали в шоу «Дикий Запад» Буффало Билла, в котором воссоздавались драматические сцены сражений, родео и перестрелок. Шоу поддерживало миф о Диком Западе, где царили азарт и приключения, где индейцы были кровожадными, а ковбои молниеносно выхватывали пистолеты. Когда это представление дошло до Германии, один из его участников, индейский актер захотел там остаться: «…когда я гуляю по улицам Германии в полном индейском снаряжении, людям интересно. Когда я надеваю обычный костюм, я один из вас, немцев. Никто не доставляет мне хлопот. В Штатах я просто паршивый индеец»[118].
Камилла и Нита в Америке тоже «экспонировались» как представительницы коренного северного народа, но на более выгодных условиях. Конечно, на обеих давило постоянное внимание прессы и толпы, но присутствие Амундсена все же придавало им определенный статус. С материальной точки зрения им были созданы первоклассные условия: они жили в дорогих гостиницах, питались в ресторанах, смотрели фильмы, покупали одежду; им показывали город и всячески