с этим не поделал и не вмешался бы, ведь согласно законам общества Омайзи, дочь принадлежала своему отцу, как участок земли и мешок зерна, которые должны были служить во благо.
Миуко подкралась к окнам хижины и заглянула сквозь ставни. Внутри мужчина заковал духа журавля за лодыжку, крепко обхватив кандалами тонкую черную ногу.
Кандалы сидели так идеально, что не осталось никаких сомнений в том, что он уже делал это раньше.
– Ты в точности как твоя мать. Она тоже никогда не могла определиться, чего хотела. Она хотела мужа. Хотела ребенка. Хотела так много вещей, но как только получила их, что она сделала? – Покачав головой, мужчина бросил маленький ключ на верхнюю полку. – Она все выбросила. Или сделала бы, не останови я ее.
Девушка-журавль тащила по полу закованную в кандалы ногу, пытаясь подогнуть ее под себя.
Ее отец вздохнул.
– Однажды, когда ты наконец-таки поймешь, что для тебя лучше, поблагодаришь меня за то, что я держу тебя здесь.
Внезапно Миуко почувствовала холод – тот самый, который ощутила тем утром, представляя, как заваливает стивидора на спину и наступает ему на горло как на ступень, – но на этот раз он проникал глубже, до самых костей.
Туджиязай, напротив, чувствовал себя так, будто превратился в пламя. Что он там говорил о страхе и гневе? Она задалась вопросом, не подпитывают ли они его, как сухой лес подкармливает огонь. Она отодвинулась от него, уверенная, что ее кожа покроется волдырями, если она будет стоять слишком близко.
– Сделай что-нибудь, – прошипела Миуко.
Он моргнул, посмотрев на нее.
– Что ты хочешь, чтобы я сделал?
– Ты же принц!
– Ты та, кто желает остановить его.
– Я девушка.
– Ты – нечто гораздо большее, чем это, Ишао.
Мысли Миуко закружились. Она могла бы закричать. Это привлекло бы внимание мужчины, но девушка все равно осталась бы в заточении, потому что если бы она сейчас превратилась в человека, то затянутые кандалы наверняка сломали бы ей лодыжку.
Значит, неудачный вариант.
Она могла бы ворваться в хижину. Возможно, Туджиязай, который, казалось, проявлял к ней некоторый интерес, бросится спасать ее.
А может, и нет.
– Ты хочешь закончить, как твоя мать? – Мужчина переломил пополам хворост и подбросил его в тлеющие угли кухонного костра.
Глаза Миуко сузились. Она слишком часто слышала этот вопрос, который заставлял ее возвращаться на положенное ей место, как свинье в загон.
Но она не была свиньей. Даже девушкой уже не была – или, по крайней мере, не только девушкой, – хотя Миуко знала, что демоном она еще не стала, как того желал Туджиязай.
Она была чем-то большим. Она должна была быть чем-то большим. Чем-то коварным, изворотливым. Совершенно необычным.
Как бы Гейки остановил его?
При помощи хитрости.
Миуко повернулась к доро ягра.
– Отдай мне свой шарф.
– Зачем?
– Потому что мне нужна иллюзия, а у меня нет магии, которая помогла бы мне.
Она сняла сандалии и носки и задрала свой наряд до колен. В тусклом свете ее ноги и ступни, казалось, светились необычным голубым светом.
Она выхватила шарф из протянутой руки Туджиязая и накинула его себе на голову, словно вуаль. Как она и подозревала, ткань оказалась довольно тонкой, чтобы она все еще могла видеть, хотя ее лицо было скрыто.
– Как я выгляжу? – спросила Миуко.
– Странно.
Это должно сработать.
Изогнув спину так, как делала Доктор, когда атаковала одошою, Миуко распахнула раздвижную дверь.
– ОСВОБОДИ ДУХА ЖУРАВЛЯ. – Она шагнула внутрь, открывая взгляду свои обнаженные ноги.
Мужчина, вскрикнув, попятился назад. Краска отхлынула с его щек.
– Йейва? – прошептал он.
Женское имя. Имя его жены?
Значит, она была мертва, как того и боялась Миуко, а теперь он считал свою жену призраком журавлиного духа, вернувшимся из первоздан- ных вод.
Миуко могла с этим справиться. А если не сможет, что ж… она попадет в ловушку, как и его дочь.
Она решила рискнуть.
– ТЫ СМОГ УБИТЬ МЕНЯ, НО НЕ МОЖЕШЬ УБИТЬ МОЮ ДОЧЬ. – Миуко сделала еще один шаг в хижину, изогнув свою ногу так, чтобы, как она надеялась, получилось сносное подражание походке журавля.
Миуко с удовлетворением отметила, что мужчина начал что-то бормотать от страха. Стоя на коленях, он прижимался лбом к полу, умоляюще взывая к ней. Ему было жаль. Девушка довела его до этого. Он был доброй душой. Он молил Миуко пощадить его.
Она не хотела пощады для него, каким бы жалким он ни был. А ведь это было бы так просто. Поставить ногу на его лысеющую голову. Смотреть, как морщится его кожа. Наблюдать, как из него вытекает жизнь, как вода вытекает из иссохшей почвы.
«О да, – прошептал внутренний голосок. – Это было бы так легко».
– Прекрати, – приказала Миуко, хоть и не знала, к кому именно обращалась: к мужчине или себе.
Во всяком случае, он замолчал.
Как и демонический голос.
Ее глаза сузились.
– Я ПОЩАЖУ ТЕБЯ, – объявила она. – ИЗБАВЛЮ ОТ ЕЩЕ ОДНОЙ МИНУТЫ В ЭТОМ ДОМЕ, КОТОРЫЙ ТЫ ОСКВЕРНИЛ. БЕГИ БЫСТРО. БЕГИ, ПОКА ЗЕМЛЯ НЕ УЙДЕТ ИЗ-ПОД НОГ, ЧЕЛОВЕК. БЕГИ И НИКОГДА НЕ ВОЗВРАЩАЙСЯ.
Миуко и представить не могла, что сможет повелевать взрослым мужчиной, но он выскочил за дверь и исчез между деревьями, оставив ее в хижине наедине с духом журавля.
Она судорожно втянула воздух. Дрожащими руками стянула шарф Туджиязая и снова опустила одеяние до лодыжек. Затем, схватив с полки ключ, опустилась на колени рядом с девушкой-журавлем и сняла оковы, которые отбросила в сторону. Убранство комнаты, истертое и выглаженное от долгого пользования, тускло поблескивало в свете пламени.
– Ты человек? – раздался голос.
Миуко, оглянувшись, посмотрела на духа, которая сменила форму и вновь превратилась в девушку, и кивнула.
– Вроде того. У меня нет магии ацкаякина или чего-то подобного, но, полагаю, подходящий костюм тоже может сделать свое дело.
Девушка-журавль пошатнулась, пока проверяла лодыжку.
– Я думаю, твой отец вернется не скоро, – сказала Миуко. – Ты свободна.
Дух склонила голову.
– Но он все равно где-нибудь появится, – тихо сообщила она. – И у его следующей дочери не будет крыльев, чтобы спастись. Или тебя.
– Тогда я надеюсь, что у него не будет дочерей.
– И вообще никого.
– Или вообще никого, – согласилась Миуко, хотя где-то в глубине души знала, что этого будет недостаточно. В Аваре найдется немало других мужчин, подобных ему, и даже если каждый мужчина в королевстве был бы таким же добросердечным, как ее собственный отец, это не изменило бы того факта, что в обществе Омайзи девушка была свободна ровно настолько, насколько позволяла щедрость ее родственников-мужчин.
Подойдя к открытой двери, девушка-журавль поклонилась.