больше. – Миуко поежилась, хотя было не так уж холодно, и еще раз оглянулась. – Нам лучше поторопиться.
Поспешить, однако, у них не получилось: учитывая, что они шли пешком большую часть дня, ацкаякина настаивал на остановке через каждые сто шагов, требуя отдыха.
– Ноги болят, – жаловался он. – Как бы мне хотелось, чтобы мы могли полететь. Мы бы там через несколько дней оказались, будь мое крыло в порядке.
Устало прислонившись к ближайшему камню, Миуко представила, как ацкаякина взмывает в знойное синее небо, оставляя ее одну на пустынной дороге.
– Когда оно заживет?
– Через пару дней, вероятно. А потом… свобода!
– Для тебя, – проворчала Миуко. – Мне все равно приходится идти пешком.
– Что, думаешь, я не смогу тебя понести? – Гейки выпятил свою узкую грудь. – Да будет тебе известно, я птица внушительных размеров!
Пусть Миуко чувствовала себя виноватой, потому что, очевидно, задела его гордость, она порадовалась, когда он ускорил шаг.
Они на своем пути не встретили ни одной живой души, пока не пересекли врата духов на окраине ближайшего города. Веваона – так называлась небольшая деревушка, обслуживающая в основном паломников. Вдоль дороги располагались многочисленные лавки, где торговали всякой всячиной: от флаконов с благословенной водой до соломенных шляп, а под бумажными зонтиками кочевые купцы выставляли амулеты для отпугивания хищных духов и талисманы удачи, начертанные священными чернилами индиго.
Миуко, заметив по дороге, что Гейки снова отстает, остановилась недалеко от рядов с алыми молитвенными знаменами, чтобы дождаться его. Только тогда она обратила внимание, что с ним что-то не так. Одеяние оттопыривалось в неожиданных местах так вызывающе, что на мгновение она подумала, что застала его в процессе трансформации, и тело застыло в какой-то изуродованной форме…
Миуко нахмурилась.
Он не перевоплощался. По его собственному признанию, он не мог этого сделать, пока за ним кто-то наблюдает.
– Гейки?
– Да? – Он невинно улыбнулся. Что-то звякнуло у него под мантией.
– Что ты натворил?
– Что? – Гейки попытался принять серьезный вид. – Ты не знаешь, каково это – быть оборотнем! Может, это одна из моих форм!
Миуко приподняла бровь, как это делала Доктор.
– Серьезно?
– Нет. – И тут же добавил: – У меня больше двух форм. Иногда я гигантская пти…
– Что ты взял?
Он прикусил губу. Мгновением позже потянул Миуко за собой в тень здания, где стянул с раненой руки латунный браслет, которого, насколько она была уверена, не видела у него утром.
Миуко протянула руку, чтобы взять его.
– Кого ты…
На ее ладонь упала серебряная монета, за ней последовали еще пять других, блистающий клубок ниток, медный держатель для благовоний и что-то похожее на декоративный ноготь, украшенный золотой филигранью.
– Гейки!
– Что? Я сорока!
– Ты должен вернуть это прямо сейчас!
– Вернуть? – Гейки захохотал, как будто она рассказала самую смешную шутку, которую он когда-либо слышал.
Выражение лица Миуко, тем не менее, оставалось суровым.
Ацкаякина щелкнул зубами.
– Ты шутишь?
– Нет.
– Но почему? Средств Доктора едва ли хватит, чтобы оплатить пару ночей в постоялом дворе! А с этим мы сможем взять лошадь напрокат! Разве ты не желаешь добраться до Дома Декабря?
Миуко уставилась на сверкающую груду сокровищ.
– Конечно, хочу, но…
– Но что?
Она не могла перестать думать о нападении на стивидора. Она не сделала этого, но хотела. Какая-то часть ее души все еще жаждала этого: глухой удар его тела о причал, страх в глазах…
– Но я хочу сделать это сама, – вымолвила она наконец. – И я не поступлю так.
– А я поступлю!
Она вложила кучу украденных товаров обратно ему в руки.
– Я не могу, Гейки. Мне жаль.
Он пожал плечами:
– Ладно.
– И все?
– Конечно, раз для тебя это так важно. В любом случае, веселье в самой краже.
Однако, вопреки его словам, ацкаякина, казалось, получал огромное удовольствие от того, что избавлялся от незаконно нажитых вещей: рассовывал монеты по карманам прохожих, повесил колокольчик на витрине лавки, пока никто не смотрел, прикрепил золотой ноготь к носу каменного изваяния у входа в город.
Нитку он оставил себе, потому что нашел ее на земле, а Миуко потребовала не мусорить.
Избавившись от украденных сокровищ, они с чистой совестью вошли в постоялый двор Веваоны или, по крайней мере, так сделала Миуко. (Когда дело касалось воровства, она не верила в наличие совести у Гейки).
Трактир оказался просторнее, чем у ее отца, с завистью заметила Миуко, он мог похвастаться двенадцатью комнатами и внутренним садом, выложенным мхом и камнем. На веранде, скрестив ноги, словно предавался созерцанию, в белых одеяниях сидел человек, перед которым лежал меч в ножнах, а рядом стояла емкость с водой.
– Добро пожаловать в Веваону! – Пожилой мужчина в простенькой одежде служилого сословия поклонился. – Я хозяин постоялого двора. Сколько комнат вы хотели бы на ночь?
Гейки промолчал.
Миуко, покраснев, отвела его в сторону.
– Поговори с ним.
– Почему я? Ты же человек!
– Ты парень!
Он насмешливо хмыкнул.
– Но не человек.
– Девушкам не разрешается снимать комнаты.
«Или вообще что-либо делать», – добавил тихий внутренний голосок с ноткой негодования.
Миуко захотелось рассмеяться, но поощрять демонический голос было опасным занятием, поэтому она прикусила губу, подавив улыбку.
– Хорошо. – Ацкаякина встряхнулся, как будто приглаживая взъерошенные перышки, и подошел к хозяину. – Две комнаты, пожалуйста.
– А-ах. Брат и сестра, значит?
– Мы? Не… – Он кашлянул, когда Миуко толкнула его локтем. – То есть да.
– Хорошо, что вы прибыли до наступления сумерек, – сообщил хозяин, жестом приглашая их следовать за собой. – Дороги становятся опасными в недобрый час.
– Опаснее, чем обычно? – Миуко не могла не думать о шаоха, ее белесых глазах, сухих черных волосах и коже цвета океана.
Хозяин нахмурился от ее дерзости, но ответил:
– Да. В последнее время здесь появилось несколько призраков. Говорят, они заманивают путников с дороги. Те падают в канавы и тонут в мелководных лужах. – Он сделал паузу, заговорщически склонился к ним и шепотом, отточенным представителями служилого сословия, кроме Миуко, конечно, произнес: – Видите вон того мужчину? Он кякедзуя [24].
Охотник на демонов. Миуко снова взглянула на мужчину на веранде. Это объясняло выбор одежды, подумала Миуко. Белый, как луна или безликое лицо Амьюнаса, был цветом чистоты, не запятнанной деяниями смертных. Миуко знала о кякедзуя только из сказок: святые воины, вооруженные талисманами и освященными клинками, убивали духов, которые вторгались в человеческие владения. Этот охотник на демонов выглядел моложе, чем она ожидала, – около двадцати лет, но, судя по боевым шрамам на руках и шее, Миуко подозревала, что кякедзуя, вероятно, долго не живут.
Гейки издал нервный писк, когда они продолжили шагать по коридору.
– Охотник на демонов, а? Как