они находились в нескольких минутах езды от Коэвы, следующего города на их пути, потому они не сбавляли темпа, пока не промчались под вратами духов, а жужжание не затихло. Лошадь перешла на рысь, затем на шаг, ее бока вздымались от напряжения и облегчения.
Миуко соскользнула со спины Роройшо, с возгласом осознав, что все ее тело затекло за время поездки: мышцы бедер, рук и живота напряглись и пульсировали в знак протеста. Гейки спрыгнул с ее плеча на руку, плюхнувшись в грязь. Отряхнувшись, он многозначительно посмотрел на нее.
– О, – выдохнула она, отводя глаза. – Прости.
Он защебетал.
Но не перевоплотился. Горожане останавливались, чтобы поглазеть на них, но не с оскорбленными взглядами, как у путников на дороге (или, по крайней мере, не только с такими); на их лицах тоже был написан страх, и Миуко не сразу поняла почему.
Вокруг нее, перешептываясь и прикрываясь руками, стояли мальчики и мужчины, старухи с морщинистыми лицами и женщины средних лет с супружескими узлами в волосах – достаточное количество людей, чтобы показать, что в Коэве проживает довольно много населения.
Но, кроме Миуко, среди них не было ни одной девушки.
19
Вереница плохих первых впечатлений
С каждой секундой толпа росла все больше, прохожие останавливались, чтобы поглазеть и пошептаться о девушке в мужском наряде. Миуко чувствовала себя созданием, выставленным на всеобщее обозрение в императорском саду, с многокрасочными перьями и серебряным ошейником – кем-то, на кого будут показывать пальцем и высмеивать за ее странность. Ей хотелось убежать, зарыться лицом в подушку и надеяться, что все забудут, что когда-либо встречали ее.
Но ее окружили. Позади нее тревожно топталась Роройшо.
– Что ты делаешь? – Изящная женщина выскочила из собравшейся толпы. На ней была роскошная одежда, подобающая матриарху из местной зажиточной семьи – не такая величественная, как у знати, но более высокого качества, чем что-либо существовавшее в Нихаой. С силой, которая противоречила ее хрупкому телосложению, она схватила Миуко за локоть и встряхнула ее, отчего несколько прядей тонких белых волос выбились из вдовьего узла на макушке. – Ты не можешь заявляться сюда в мужской одежде!
Вблизи карие глаза женщины блестели от… был ли это страх?
– Не можешь находиться здесь в подобном виде! – прошипела она. Затем она бросила взгляд через плечо. – Это небезопасно!
– Мне очень жаль! – воскликнула Миуко, вырываясь из хватки женщины. Она лихорадочно выискивала глазами Гейки, который скакал и метался среди ног горожан, пытаясь добраться до края толпы, не будучи затоптанным. – Я не хотела никого обидеть!
Она посмотрела на сборище людей в поисках помощи, но никто не отозвался. Они неловко переминались с ноги на ногу – испуганные, подумала Миуко, и осуждающие, как будто она заслужила нападки этой женщины.
«За что? – Демонический голос внутри Миуко источал презрение. – За то, что ты прокатилась на лошади? Оделась как мужчина?»
Из глубины ее души поднялся новый, пронизывающий холод, подобный оледенелой вершине горы, посылающей смертоносные морозы в долины внизу.
– Где твой муж? – требовательно спросила женщина.
Мысли Миуко грохотали в голове, как раскиданные камни.
– Эм…
– Отец? Брат? – Женщина снова встряхнула ее. – Ну же! О чем ты думала? Ты должна убираться отсюда! Немедленно!
Выкупленная у путника мантия соскользнула с плеча Миуко, заставив толпу ахнуть от неприличности момента.
«Кожа! – рассмеялся демонический голос. – У них она тоже есть, но какой скандал – увидеть ее!»
Миуко, ахнув, попыталась натянуть одежду, но прежде, чем у нее появился шанс, кто-то взвизгнул:
– Мама!
Позади старухи появился мужчина, возможно, лет на пятнадцать-двадцать старше Миуко. Как и его мать, он был небольшого роста и прилично одет. В отличие от своей матери, у него были жесткие пронизывающие глаза, которые не мигали и не отрывались от Миуко, хотя он не обращался к ней.
Из толпы доносилось роптание.
– Лаову-джай.
– Бедняга.
– Иметь такую мать, как Алейла.
– Ужасная женщина. Властная.
– Притесняет.
– Чудовище.
Как будто не обращая внимания на шепотки, мужчина продолжал пристально смотреть на Миуко. Ее нервировало, что ее изучают.
Но она не могла не проникнуться благодарностью к нему, когда он мягко отстранил свою мать.
– Отпусти ее, мама. – После, разжав хватку Алейлы, он собственнически приобнял Миуко за плечи, что значительно поубавило ее признательность, и обратился к присутствующим официальным тоном опытного политика или уличного артиста: – Иначе бедная девочка сочтет нас негостеприимными!
Что было бы преуменьшением, подумала Миуко, но горожане рассмеялись, как будто прозвучала отличная шутка, которую понимали только они.
Алейла с поклоном отступила.
– Конечно, сын мой.
В одно мгновение ее лицо из жесткого и испуганного превратилось в мягкое и смиренное – округлое лицо так преобразилось, что на мгновение Миуко заподозрила в ней оборотня.
– Я только пыталась помочь.
«Помочь кому?» – требовал ответа внутренний голос Миуко, и впервые она не попыталась заглушить его.
Щелкнув пальцами, Лаову указал на одну из пожилых женщин в толпе:
– Вашу шаль, будьте добры.
Женщина быстро протянула молодому человеку шаль, расшитую бледно-фиолетовыми цветами, которые отлично сочетались с женственностью, и мужчина с размаху накинул ее на плечи Миуко, потягивая то в одну, то в другую сторону, пока не остался доволен внешним видом.
Толпа начала расходиться.
Прищурив глаза, словно она была криво повешенным на его стене свитком, он заправил выбившуюся прядь волос Миуко за ухо, а кончики пальцев на долю секунды задержались на ее щеке.
Пока Лаову продолжал приводить ее внешность в надлежащий вид, у Миуко возникло неприятное ощущение, что он все еще не удовлетворен.
– Спасибо… – начала она, пытаясь отстраниться от него.
Его рука крепче сжала плечо.
– Девушке твоего возраста не пристало путешествовать одной.
Она поняла, что он впервые обратился к ней, и только сейчас распознала в его голосе гнев. Холодный и едва сдерживаемый.
Миуко покачала головой:
– Я не…
– Вот ты где! – Гейки в обличье мальчишки выскочил из соседнего переулка. – Я повсюду искал тебя!
На мгновение Лаову уставился на нее, взгляд его затуманился недовольством, но затем он ослабил свою хватку.
– Она твоя? – спросил он у Гейки.
Ацкаякина взглянул на Миуко, она посмотрела на него в ответ, надеясь, что он ответит так, как ответил бы мужчина из Авары.
Он заставил себя улыбнуться.
– Я ее брат.
Она с облегчением вздохнула.
Лаову, казалось, собирался ответить, но мать взяла его за руку и похлопала по ладони.
– Разве мы не собирались посетить чайный домик, сын мой? – Она ласково улыбнулась ему. – Боюсь, после всех этих волнений мне не помешала бы чашка успокаивающего цветочного чая.
Он моргнул, словно