…для того, чтобы было меньше сопротивления воздуху.
– Да знаем мы, – чуть поднял бровь Николаевич и посмотрел на меня с легким укором. – Тоже физику в школе проходили. Сесть-то за руль можно? Посмотреть, что там да как?
– Да, можно.
Перекатив сигарету в уголок губ, батя Гусыни открыл водительскую дверцу и, сложившись пополам, заглянул в салон. Присвистнул. – Не, я сюда не влезу. Она же для детей. Петрович, давай ты садись. Ты поменьше меня будешь.
– И сильно я меньше тебя? – фыркнул Петрович и, оттеснив Николаевича, тоже заглянул в салон. – Ля, как тут красиво! Как в театре.
– Садись давай! – шлепнул его по спине батя Гусыни. – Пробуй заводить, смотри на панель, а я пока под крышкой посмотрю. Может, так что видно будет.
– Сейчас всё решим, Рамилька, – заверил меня мужик, залезая в машину.
Когда он зацепил коленом руль, я с трудом подавил в себе желание схватить его за шкирку и как обделавшегося кота вышвырнуть подальше. Вместо этого резко и глубоко вдохнул, возвел взгляд в небо, чтобы не видеть, как Петрович там усаживается, возможно, даже с ногами на сидении, а затем посмотрел на участок, где Гусыня в полной гармонии с собой и природой била палкой маленький ковёр.
Дурдом на выезде.
– Ну, что ты там? – спросил Петрович, разглядывая движок под поднятой крышкой капота. – Сел?
– Да сел-сел, – кряхтел Петрович. – Как в горшок задница провалилась. Рамилька, ты жопу не царапаешь, когда ездишь?
Молча закатил глаза.
– Заводи давай, – скомандовал Николаевич.
– А куда и что вставлять-то?
– Мозг в черепную коробку, Петрович, с утра надо вставлять, – усмехнулся Николаевич и подошёл с водительской стороны. – Там, наверное, всё с кнопки запускается.
– Ой, не! – Петрович сразу отпустил руль, подняв руки, вылез из машины. – Боингами я управлять не умею. Если там что-то нужно жмать, то жмите сами. Ну его нафиг! В машине должна быть дырка, чтобы вставить, палка, чтобы дёргать, и баранка, чтобы крутить. Как в моем «москвиче». Вот это, я понимаю, машина!
– Тогда иди под капот смотри, – подтолкнул его Николаевич, а сам с большим трудом и пыхтением утрамбовал себя в мою тачку. И почему они все в нее так странно лезут – башкой вперед? – А точно! – заржал Николаевич. – Сел, и как в горшок задницей провалился.
– А я про что? – усмехнулся мужик у капота. – Раз – и вглубь проваливаешься.
– Это что выходит? – примерился Николаевич к рулю и поелозил в кресле. – Первый парень на селе к нам приехал на горшке?
Оборжаться, блин. Этот «горшок» даже б/у будет стоить больше, чем вся их деревня.
– Давай, Николаевич, жми!
– Тут, кстати, как раз кнопка, как на бачке фаянсового горшка, – открыто угорал надо мной батя Гусыни, ехидно на меня поглядывая. – Жму, Петрович!
Глава 17. Августина
Это было ожидаемо – машину Рамиля мужики не починили.
Кроме теорий о том, в чем может быть проблема, дело с мертвой точки так и не сдвинулось.
– … Ну, смотри, Рамилька, – сказал Петрович, надвигая на глаза свою потертую серую кепку. – Я в понедельник еду в город, могу тебя подбросить до сервиса или эвакуатора. Можно, конечно, самим что-нибудь подшаманить, но тогда, скорее всего тебе может прилететь по гарантии от дилерского центра. Ты же, по-любому, у производителя машинку обслуживаешь?
– Да, – Рамиль держал прямую осанку и, судя по скрещенным на груди рукам и отстраненности в ответах, старался держаться от Петровича и его монополии на болтовню подальше.
– Ну, тогда в понедельник с утра со мной съездишь в город за эвакуатором.
– Я подумаю, – почти даже дипломатично ответил парень и, попрощавшись с Петровичем, зачем-то пошёл ко мне в огород. Можно подумать, его кто-то сюда звал. – Что делаешь? – навис он надо мной.
– На пианино играю. Не видно? – посмотрела на него снизу вверх и вырвала очередной сорняк из грядки с морковью.
– Без инструмента?
– Бюджетный вариант: клавиша зеленая, – указала я на ряд моркови. – Клавиша черная, – махнула рукой над полоской земли между морковными рядами.
– Помочь? – спросил Рамиль.
От вопроса, который, я была уверена, никогда не будет им произнесен, чуть не поехала крыша.
– Подожди, – резко выпрямилась и, приставив руку козырьком ко лбу, всмотрелась в ясное небо.
– Что там? – повторил за мной парень и тоже стал что-то выглядывать в небесной выси.
– Ты только что предложил свою помощь – с неба должен упасть обескураженный Зевс.
– Смешно, – вздохнул Рамиль.
Опустила взгляд и поняла, что не осень-то хотел помочь мне, а просто хотел избежать дальнейшего общения с папой и Петровичем.
В общем-то, его можно понять. Если мой папа ещё хоть какие-то границы в шутках видит, то Петрович, войдя в кураж, не чувствует, когда пора остановиться. Да, и привычку нужно к Петровичу иметь. Мужик он хороший, но иногда бывает жутко надоедливым.
– Ладно, – мягко ткнула Рамиля кулаком в плечо, чем заставила на себя посмотреть. – Если хочешь помочь, то хватай ведро – вон там, у сарая – и приступай к прополке лука и чеснока.
Лицо его вмиг просветлело, хоть и продолжал он строить из себя всего такого красивого и независимого.
– Почему именно лука и чеснока?
– Потому что их ты точно не перепутаешь ни с чем другим и не выдернешь по ошибке. Приступай. Солнце ещё высоко.
Оглядев грядки, Рамиль взвесил какие-то внутренние противоречия и пошёл к сараю, где, взяв ведро, вернулся к грядкам и ко мне.
– Где тут лук и чеснок?
– Знаешь, как выглядя перья зеленого лука?
– Наверное, – ответил он неуверенно.
– Боже, – отряхнула руки от земли и обошла грядку с морковью с другой стороны. По тропинке дошла до двух грядок лука и встала между ними. – Это всё лук, – для большей наглядности наклонилась и коснулась зеленого пера. – Его вырывать не надо. Вырываешь только это… – опустила руку ниже и коснулась лебеды. – …И всё то, что растет на этой и другой грядке, но