кепку, надвинул на лоб. — Пойдем и покажем им.
— Да, да. Покажем.
Я подошел к двери и собирался было открыть ее, но замешкался, встал и повернулся к Ожешко.
— Подожди, — сказал я. — Мой портсигар. Как же я без папирос? Анджей, посмотри, пожалуйста, на столике возле кровати, он вроде был там.
— Да, да, хорошо. — Ожешко закивал головой и быстрым шагом направился в спальню.
Когда он подошел к двери, я вскинул пистолет и дважды выстрелил в спину.
Ожешко схватился одной рукой за дверную ручку, другой оперся о стену. Он медленно обернулся с широко раскрытым в удивлении ртом, рухнул на колени и попытался что-то сказать, но изо рта хлынула кровь.
Я прицелился в лоб и выстрелил еще раз. Он завалился назад с подогнутыми коленями, привалившись головой к стене и неестественно вывернув шею. На обоях растекалось кровавое пятно.
Я положил пистолет в карман, вышел из квартиры и закрыл за собой дверь.
* * *
Поезд Москва — Брянск, 17 июня 1941 года
— Да, да, спасибо. — Гельмут сел на край дивана, провел ладонью по лицу, протер глаза.
— Все в порядке? — осведомился проводник.
— Да. Все хорошо. Мне снился идиотский сон, будто вы разбудили меня и я вышел на станции Калинова Яма.
— О, такое бывает. Через десять минут мы будем на станции. Может быть, кофе?
— Нет, спасибо.
Проводник кивнул и вышел из купе. На столе стоял подстаканник с чаем, блюдце с бутербродом и бутылка минералки. Рядом была разбросана сдача. В окне медленно проплывал широкий зеленый луг.
Гельмут тяжело вздохнул.
«Приснится же такая чушь», — подумал он.
Сон вспоминался во всех деталях, ярко и рельефно. Жара, одноэтажное желтое здание станции тридцать девятого года постройки, поиски связного, зевающий милиционер, Орловский. Гельмут давно не видел таких живых и запоминающихся снов. Впрочем, он давно не спал дольше четырех часов. Он чувствовал себя очень странно — так всегда чувствуют себя после глубокого дневного сна.
Он не любил спать днем. Это всегда оставляло мутный и неприятный отпечаток в сознании, очень плохо соображала голова, организм чувствовал себя разбитым и никчемным. Гельмут взял подстаканник и сделал несколько жадных глотков. Чай был холодным. Затем съел бутерброд, запил минералкой.
Поезд начал замедляться, за окном показалась широкая проселочная дорога и первые деревянные домики. Взглянул на часы. 14:35. Через пять минут поезд будет на станции.
Гельмут положил деньги в бумажник, сунул его в карман брюк, оглядел купе. Чемодан и пиджак можно было оставить — там ничего ценного. Сейчас он выйдет на станции Калинова Яма и больше не вернется в этот поезд. Проводник, конечно, забеспокоится, но ничего страшного. А потом он поедет в Берлин. Любым способом.
Хотелось пить. Гельмут допил чай, сделал еще несколько глотков воды. Поезд замедлялся и подъезжал к станции.
Здание выглядело совсем не таким, как во сне — из старого красного кирпича, широкое, двухэтажное, с покатой крышей. Над входом выложено белым кирпичом: «КАЛИНОВА ЯМА. 1909 г.».
«Дореволюционное, — подумал Гельмут. — Умели же строить».
Поезд остановился.
Гельмут снова осмотрел купе, выглянул в коридор, прошел к тамбуру. Проводник стоял у открытой двери и щурился на солнце.
— Не забудьте: поезд стоит двадцать минут. Ждать не будет, — улыбнулся проводник.
— Конечно. Я немного прогуляюсь.
Гельмут сошел на платформу. Яростно слепило солнце, но было уже не так жарко: налетел легкий ветерок. По рукам прошлись мурашки, и Гельмут пожалел, что не взял пиджак. Но он решил не возвращаться. В прошлый раз это плохо закончилось.
На платформе было тихо. Мимо лениво проходила старушка со связкой бубликов, возле входа на станцию зевал милиционер в белой гимнастерке, у соседнего вагона курил высокий мужчина в бежевом пальто. На скамейке у платформы сидели старик со старухой, о чем-то разговаривая.
В дальнем конце платформы, опершись на ограду, стоял мужчина в синей рубашке и серой кепке. Он читал газету и время от времени поглядывал по сторонам. У его ног стоял большой чемодан из коричневой кожи.
Да. Вот он.
Гельмут пошел в его сторону, ускоряя шаг. Мужчина повернулся к нему, сложил газету, выпрямился. Он был молод, лет двадцати пяти, с худощавым лицом, из-под кепки выбивались рыжие волосы.
— Добрый день, — сказал Гельмут, подойдя ближе. — Вы, случайно, не знаете, где здесь можно купить пирожков с мясом?
— Сам не могу найти, — ответил рыжий мужчина, улыбнувшись. — Зато тут продается отличный квас.
— Замечательно. Можете показать, где?
— Да, конечно. Пойдемте.
Рыжий кивнул в сторону здания станции, подхватил чемодан и пошел. Гельмут последовал за ним.
— Прохладно стало, — заметил рыжий. — С утра была невыносимая жара.
— Да, в Москве тоже было очень жарко.
— Сколько стоит поезд? Двадцать минут?
— Да, но это уже не имеет значения. Когда дойдем, расскажу.
Рыжий заинтересованно покосился на него.
— Вы не будете садиться обратно на поезд?
— Потом поговорим об этом. Не при людях.
— Хорошо.
Они прошли сквозь безлюдное здание станции и вышли на площадь, от которой расходились в разные стороны три неровные дороги между ветхими деревянными домиками. Единственным кирпичным зданием, кроме станции, был магазин, рядом с которым стояла лошадь, бессмысленно глядящая по сторонам.
На ступенях магазина сидел сонный дед в засаленной рубашке.
— Старенький городок, — сказал рыжий, закурив на ходу. — И забытый богом. До революции здесь был важный транспортный узел, но в Гражданскую город сильно пострадал, да так и не восстановился с тех пор.
— Вы из этих мест?
— Я не скажу вам, откуда я.
— Резонно. — Гельмут тоже закурил. — Куда теперь?
— Недалеко. Пять минут ходу. Вон за тем домом, — он показал на один из домиков, стоящих справа от площади, — затем направо, потом по дороге вниз и налево. Не заблудимся.
По дороге вниз и налево стояла покосившаяся изба с заколоченными окнами — видимо, здесь давно никто не жил. По стенам разрастался дикий плющ, в заброшенном палисаднике зеленели заросли крапивы. Когда они поднялись на крыльцо, доски под ногами натужно заскрипели: Гельмут испугался, что они могут провалиться. Рыжий взялся за ручку и с силой навалился плечом на дверь. Казалось, от этого вздрогнул весь дом.
В избе царила такая темнота, что Гельмут, пройдя внутрь, почувствовал себя слепым. В воздухе висела пыль. Когда рыжий закрыл дверь, темнота обрушилась со всех сторон, и Гельмут потерял ориентацию в пространстве. На секунду ему стало страшно. Он услышал звон щеколды и отдаляющиеся шаги рыжего.
Чиркнула спичка, зажглась свеча, а над ней появилось лицо рыжего в ярко-красных отблесках.
— Уж извините за неудобство, — сказал рыжий, и его голос был приглушен. — Но больше здесь негде проводить