— Я загляну завтра, — пообещала она.
— Нет. Лучше позвони мне, как только окажешься в безопасном месте. — Я заметил, что она тоже была бледна, а потом ее лицо заблестело, как снег, падающий сквозь голые, покрытые льдом ветви деревьев. — Будь осторожна, — попросил я и снова отключился.
Харрисон приехал в десять утра с тренировочным костюмом свободного покроя для меня; я не собирался надевать джинсы поверх бинтов на ногах. Как бы то ни было, я едва мог ходить, и каждый раз, делая шаг, я чувствовал, как волдыри туго натягиваются, угрожая разорвать мои икры и бедра. Я подписал соответствующие бланки, и из-за каких-то дурных больничных правил меня вывезли через парадную дверь в инвалидном кресле, доставив тем самым уйму боли. Сварливая медсестра ухмыльнулась как сумасшедшая, когда избавилась от меня. Может быть, ей все-таки нравилась ее работа.
Харрисон забрал мою машину с парковки у похоронного бюро Уайта и отогнал ее обратно ко мне домой. Он быстрым шагом пошел к своей «Хонде ЦР-Икс»; я едва поспевал за ним, морщась от неотступной боли. Старый циник замер в нескольких шагах впереди, не уверенный, следует ли помогать мне.
— Да, марафон тебе уж не одолеть, — заметил он.
— Да и по утрам теперь не побегаешь, — согласился я сквозь зубы.
Он открыл для меня пассажирскую дверь. Я юркнул внутрь. «ЦР-Икс» — маленькие двухместные машины, но в них хватало места для ног, за что я был благодарен. Я попытался пристегнуться ремнем безопасности, но не смог — ловкости задубевшим рукам не хватило. Харрисон справился со всем за меня.
— Ну, что нас ждет дальше? — спросил он.
Прежде чем я осознал, что у меня развязался язык, я заговорил, сам не зная, что меня к этому толкает. Я просто перестал себя контролировать. Злость кипела в душе, и поэтому мне позарез нужен был тот, кто надоумил Сьюзен наносить самой себе увечья. Я должен был хоть из-под земли достать поджигателя, уничтожившего ее тело и убившего Стэндона. И не было никакой возможности сдержать ярость — она захлестнула меня с головой, а я и противиться не желал.
Харрисон выслушал меня, как психолог-профессионал, на которого всегда можно положиться. Он вел машину бесстрастно, расслабленный, но бдительный. Я сидел рядом с ним, кое-как переводя дыхание, вытянув забинтованные руки перед собой.
— Теперь все в порядке, — произнес он. И это был не вопрос.
— Да, — неуверенно отозвался я.
Харрисон не собирался обсуждать мой словесный понос. В какой-нибудь особенно понурый вечер он просто просеет все, что услышал, через мелкое сито своего восприятия, возьмет все, что осталось, — и внесет это в свою книгу о По. Иное ему не требовалось.
— Похоже, ты кому-то сильно насолил, — произнес он.
Я кивнул.
— Не ожидал таких больших проблем. А уж в такой форме — и подавно.
— Ну, круг подозреваемых достаточно узок. Ричи Саттер, думаю, тот, кто тебе нужен.
— А мне так не кажется. Это не в его стиле. Слишком рискованно, откровенно. Саттер, может быть, и не гений, но тонкость — его конек. Все его усилия направлены на укрепление собственной неприметности. У меня на него ничего нет, и он это знает; мне даже не удалось его разозлить. У него не было причин так рисковать.
Харрисон обдумал мой ответ, крутя баранку.
— Тогда — кто? — спросил он наконец.
— Любой из гостей на вечеринке. Кто-то либо следил за мной с самого начала, либо наблюдал за домом Хартфордов и решил проследить за мной, после того как я ушел оттуда вчера днем.
— Возможно, ее отец.
— Да, — согласился я. — Вполне возможно.
— Или какой-нибудь совсем безбашенный псих. Может быть, он планировал спалить похоронную контору с самого начала, а ты просто очутился не в то время не в том месте, вот и попался под горячую руку. Или под холодную, тут как посмотреть. Может, так он просто хотел еще больше изуродовать ее.
«Хонда» притормозила перед моим домом. Я вышел из нее на холодный октябрьский воздух. Вязы стучались в мои окна, как дети, просящие, чтобы их впустили. Чувствовался запах приближающегося Хэллоуина — времени масок… и коварных розыгрышей.
Едва увидев меня, собаки бросились навстречу, и я еле-еле устоял на ногах под их напором. Ахиллесу вполне хватало роста, чтобы, встав на задние лапы, поставить передние мне на грудь, а вот Улисс, до старости — щенок, кружился у моих ног, оживленно виляя хвостом. На автоответчике меня ждали четыре пропущенных сообщения — одно от спам-машины, компьютеризированным голосом поздравившей меня с выигранной путевкой, три других — от Кэрри. Я дважды прослушал их, но на каждом она говорила одно и то же — тихим, полным напряжения голосом: «Я знаю, что Джек спит с кем-то еще. Вот почему я дала тебе. Ну и еще потому, что мне было хорошо с тобой».
Через полчаса раздался стук в дверь.
Я открыл ее и сразу узнал стоящего на пороге: тот паренек по имени Джон, который не пожал мне руку на вечеринке и позже ушел в спальню Сьюзен, когда я велел ему вызвать скорую. Под глазами у него были темные мешки. Его сальные волосы были растрепаны и собраны в неряшливый узел. Если раньше он казался подтянутым и жилистым, то теперь выглядел сущим анорексиком. Его наскоро выбритые щеки ввалились, покрытые красными пятнами.
Он сказал:
— Я прочитал о том, что с тобой случилось, в газетах. О пожаре… и о Сьюзен. — Он поперхнулся ее именем и в течение нескольких секунд больше ни слова не говорил. Его губы беззвучно шевелились.
— И что?
— Тебе нужна моя помощь, а мне — твоя.
Он весь поник — как будто что-то наконец настигло его, и сил сопротивляться этому больше не осталось. В его глазах я отчетливо видел отражение зверя, на которого охотился.
Глава 8
Мне не понравился тот факт, что он заявился ко мне домой меньше чем через час после выписки из больницы. Я был не в лучшей форме для драки, но мог бы разбить зеркало на стене, если б вдруг пришлось. Я стоял достаточно близко, чтобы подобрать осколки.
Размышляя о том, что он сказал, я искал любой признак, хоть как-то связывающий его с пожаром. Все, что мне было нужно, — проблеск жала, самодовольство в изгибе его губ, насмешливый прищур…
Ничего подобного.
Ветер трепал лужайку, приглаживая траву, словно чья-то рука прижимала ее к земле. Соседские ребятишки катались на роликовых коньках по тротуару, держа под мышками бумажные пакеты со снедью из фастфуда. Джон не обернулся, когда они промчались мимо него, громко смеясь. Листья вились у его ног. У него было такое же бесстрастное выражение лица, как и в ту ночь, когда он направился в спальню Сьюзен, после того как Джордан потеряла сознание у меня на руках. За толстыми линзами его глаза казались холодными, как кусочки сланца, и всецело отчужденными.
— Я любил ее, — сказал он.
— Кто ты такой?
— Меня зовут Джон Бракман. Я был… другом Сьюзен. — Он говорил нерешительно, будто боясь потерять голос. — Мне нравится думать, что я был ее парнем, но это неправда, не совсем так. Во всяком случае, не под конец всего этого. Какое-то время мы были очень близки. Весной. — Было видно, что свою горсть горьких пилюль он уже проглотил и усвоил. За рассыпающиеся отношения держатся обычно из страха одиночества, только лишь для того, чтобы в конце концов излить море слез, утонуть в нем, а затем, возможно, всплыть снова; но так бывает не всегда. Бракман учился жить с потерей, испытывая отвращение к собственной слабости и нужде, заполняя пустоту слишком большим количеством того, что никогда в него не поместится полностью. Не ненавистью или вожделением, как многие. Он взял на себя роль отвергнутого Пьеро, трагической фигуры.
Слабый проблеск решимости промелькнул в его застывших глазах.
— Могу я войти, мистер Фоллоуз?
— Да.
Джон прошел мимо меня, и я закрыл дверь. Он не мог решить, сесть ли ему на диван или в глубокое кресло в другом конце гостиной. После полуминутного колебания он выбрал диван, а я придвинул к нему свой рабочий стул. Джон был не из тех, кто любит действовать, но все же ноги привели его ко мне. Казалось, разыгран стандартный троп фильма ужасов: вампиров нужно пригласить за порог.