И в этот момент Хильда очнулась. Скользнув взглядом по лицам, узнала меня. Запавшие щеки блеснули дорожками слез.
— Энтони, мой мальчик… — всхлипнула она.
— Что? — не понял я такого обращения. Давненько меня мальчиком не называли…
Хильда тут же поправилась, чтобы внести ясность:
— Мой мальчик Дик! Я тут, а он там.
— И что?
— Ты не понимаешь… Он совсем один. Сделай что-нибудь!
Спорить не было сил, и я покорно кивнул:
— Хорошо. Только сначала тебя подлечу.
— Кто такой Дик? — заинтересовалась Алена.
Пришлось пояснить:
— Собачка. Овчарка Хильды, дома осталась.
— Фи, — отмахнулась Алена. — Фигня вопрос. Анька сбегает — одна нога здесь, другая там.
— Щаз, — буркнула Нюся. — Губы только подкрашу.
— А что такого?
— Да ничего хорошего! Чужая собачка сидит в чужом доме, как я ее возьму? Да она меня на куски порвет, пикнуть не успею.
— Ладно, тогда бери Антона Михалыча, а он возьмет собачку,— кивнула Алена. — Бабка за дедку, дедка за репку…
— Сама ты бабка! — рассердилась Нюся, поворачиваясь ко мне. — Поехали, Антон Михалыч.
А я что? Я пассажир. Сделал лошадиную морду кирпичом, и поехали мы прямо в офисную часть автосалона «Тойота». В смысле, в прихожую гостиничного номера Хильды, где сразу вляпались в приличную лужу.
— Ну и вонища, — сморщила носик Анюта.
А чего тут удивительного? Собачка хоть и молоденькая совсем, но крупная, чисто волк. Миски пустые, значит песик всё съел и воду выпил. А гулять никто не вывел…
Виновник торжества сидел посредине гостиной и оправдывал Нюсины опасения — вполне недружелюбно скалился. Что ж, ожидаемая встреча. Свалились гости дорогие в буквальном смысле на голову, не пирогами же их должны приветствовать?
— Эй, Дик, пошли гулять зур штрассе, — сказал я. — Буммель, буммель, ай-лю-лю!
Пес вывалил язык, недоверчиво повертел головой, а потом подошел и позволил пристегнуть поводок к ошейнику. Анюта тотчас потащила нас назад, я прихватил Дика, и в этот момент он цапнул меня за руку.
— Вот гадюка, — прошипел я уже в палате. — Насквозь прокусил!
Алена сначала шарахнулась от овчарки, но потом вернулась.
— Ничего не насквозь, — сообщила она, приклеивая на запястье бактерицидные пластыри. — Так, несколько царапин. Потом мазью помажу и бинтом замотаю.
Пришлось с ней согласиться — если бы такой здоровенный кабан хотел зла, откусил бы руку нафиг, на раз-два. А он только предупредил, мол, не лезь и обойдемся без фамильярностей. Но все равно больно!
Никакого стыда пес не испытывал. Вовсю молотя хвостом, он лизал пальцы Хильды на той руке, что не пострадала. Странное дело, девушка явлению собачки не удивилась. Ничего не поделаешь, болеутоляющие медикаменты ясности ума не способствуют. Хильда просто обрадовалась:
— Дик, хороший мальчик, — она перевела взгляд на меня. — А что со мной? Помню, бежала, потом грохот — и всё, как отрубило… Плотный туман. Плечо болит сильно, руки не чувствую. И никто ничего не говорит!
— В салоне на нас напали, — сообщил я чистую правду. — Тебя прострелили насквозь, но мы всё исправим. Только потерпи немного.
Скрывать здесь было нечего, лишнее это. Да и спокойствие в девушке следовало зародить.
— Хорошо, — моргнула валькирия. — Сколько надо терпеть?
— Три-четыре дня.
— А потом?
— Потом уже будет легче, мне останется только мелкие штрихи навести.
— Бережной сказал, Бережной сделает, — Алена солидно кивнула головой. — У бабушки Степаниды была такая же фигня — плечо в хламе. Ничего, Антон Михалыч выправил. Сейчас бабуля бодро бегает с пулеметом, лучше козочки по горам скачет.
— Я люблю бегать, только по парку и без пулемета, — вроде бы рассеянный взгляд снова скользнул по моим спутницам, срисовывая все детали. Женский взгляд он такой, все малейшие нюансы впитывает. — Как хорошо, что ты пришел, Энтони. Это твои девушки? Красивые.
Красивые девушки спорить не стали. А валькирия, прикрыв глаза, вежливо представилась:
— Привет, меня зовут Хильда. Я девушка Антона. Но о вас он ничего не говорил.
— Здрасте, меня зовут Анна, — сказала Анюта. — Я была его девушкой, это уже в прошлом.
— Эй, бро, чо ты мелешь⁈ — возмутилась Алена. — В прошлом его девушкой была я! Еще черти когда, в десятом классе. У нас была незамутненная любовь, чистая как плач младенца.
— Может быть, как слеза младенца? — предположил я.
— Да, — согласилась Алена, — как попка младенца.
— Погодь со своими попками, бамбина, — слегка опешила Нюся, не забывая при этом работать над плечом. — А как же я?
— А что ты? — фыркнула Алена. — Ты была его очередной женщиной. Так, рядовой эпизод.
Гордо расправив плечи, она добавила:
— Только я была в той жизни серьезным событием, он сам так говорил.
Невзирая на мусорный мешок в руках, Алена умудрилась принять королевскую позу. Сумрак реанимационной палаты слегка размывал лица. Но скрыть победную искру, что блеснула в синем взгляде, сумраку не удалось.
— Я девушка настоящая, не бывшая в употреблении и без пробега по России. И у меня четкая базовая комплектация, — небрежным жестом она поправила грудь. — Как бог наградил, так и ношу, нигде не убавлено и не прибавлено. Натуральный продукт, где нет места силикону.
Экспрессивный спич меня ошарашил. Что-то я не понял всю глубину женских глубин! Женская психология, травмированная женскими фантазиями, способна родить самые невероятные образы. Мифические ипостаси насколько закрепляются в женском сознании, что кажутся им реальностью.
Тем временем Хильда оживала на глазах, и всё благодаря мне. Минутная прогулка с Нюсей прибавила сил, будто свежего воздуха глотнул. Боль валькирии равномерно улетала в мусорный мешок, заставляя розоветь бледные щеки. И вслед за этим серые губы начали приобретать естественный цвет. Еще одно усилие моих рук, и сердце забилось ровнее. Температура упала до нормы, потливость пропала.
Эту перемену сразу отметила Алена:
— О, пошла вода в хату! Давай-давай, немного осталось.
— Я тоже буду его очередной бывшей женщиной, — голос Хильды наполнился трагической уверенностью.
— Ну зачем же так, милая? — не прекращая работу, я попытался сгладить острые углы. — Всё наладится, вот увидишь. Не сразу, конечно, но непременно.
— Хозяйка в доме должна быть шустрая и рукастая, — убежденно сообщила Хильда. — Крепкая, неунывающая… У такой в руках всё горит, а между ног полыхает. А я?
— Послушай, ты хорошая хозяйка!
— Была. Кому я теперь такая нужна? Кривая, с одной рукой, — не давая мне вставить слово, она отрезала: — Нет, это крупные неопрятности.
До сей минуты валькирия держала себя в руках. И сейчас, сохраняя лицо, заплакала беззвучно. Следом зашмыгала носом Алена. Женские слезы — неизменный инструмент манипуляции. Как и в энкоде, в слезах закодировано несколько смыслов. И сразу не всегда понятна цель манипуляции, поэтому я насторожился. Однако Нюся разрушила мои опасения.
— Они за это заплатят, козлы драные, — голос ее дрогнул, тембр опустился до баса и там окреп: — По фонарным столбам развешаю! Только сначала ноги переломаю, чтоб не соскочили.
Этот девичий порыв пришелся мне по душе — сломать ногу кому-нибудь хотелось давно и очень сильно. Неожиданно Алена добавила свои пять копеек:
— Собаки бешеные… Стрелять в безоружную женщину — это эпический зашквар! Даже неспортивно, блджад, — отерев нос рукавом, она перешла к пожеланиям: — Чтоб им навстречу попадались только пустые ведра! Чтоб у них волосы встали дыбарем, особенно на жопе! Да чтобы аист унес их обратно!
— И вообще, сбивать одинокую женщину автомобилем — как-то не по-мужски. За такое бог должен сразу наказывать, чтоб неповадно было, — подключилась Нюся. — Но раз не наказал, пусть чесотка с паршой их не оставляют! Чтоб у них всё поотсыхало и не присыхало, а мигрень нарастала!
— Да чтоб у них яйца закрутели всмятку, — предложила свой вариант Хильда.