В итоге, только взглянув на его поднос, я был вынужден решительно предупредить попутчика о недопустимости подобных пищевых злоупотреблений.
Но Береславский все равно злоупотребил, поделившись лишь малой частью своих припасов со мной и Татьяной Валериановной.
Я, кстати, есть не хотел, однако и смерти Ефима Аркадьевича, как человек, давший клятву Гиппократа, также допустить не мог. Поэтому пришлось включиться.
Девушка тоже сначала отказывалась, но, заметив мою красноречивую мимику, сжалилась над обжорой и слегка приложилась к одному из трех пирогов с мясом, каждый из которых способен был насытить средних размеров волка.
Эффект от второго завтрака проявился практически сразу. Еще ребята не закончили своих выступлений, как уважаемый директор «Беора» первый раз ненадолго покинул своих попутчиков.
Вернулся довольный. Но минут через двадцать снова ушел.
Я зажал его в уголок и накормил имодиумом, дав запить боржомчиком.
– Док, тебе тоже плохо? – с надеждой спросил Береславский, глотая капсулы и заглядывая мне в глаза.
– Я же столько не жрал, – развеял я его надежды.
Некоторое время он был в норме, но когда машины построились в походный ордер, сожранное снова дало о себе знать.
Он остановил машину. Я вышел за ним. Мне не хотелось отставать от коллектива, вчера уже попадали в приключения, вот так отстав.
Но на мое предложение потерпеть, пока подействует имодиум, Береславский ехидно – он еще и ехидничал! – поинтересовался, мол, не хватит ли уважаемому Доку вчерашнего эпизода с козой? К тому же, добавил Береславский, он – не коза. Он – гораздо крупнее.
Спорить с этим было трудно.
В итоге Ефим побежал в кинотеатр – и, понятное дело, не на сеанс, – а я по рации опять предупредил парней, что мы задерживаемся и догоним позже.
Наконец мы выехали на окружную трассу, которая, судя по карте – я был в роли штурмана, – плавно переходила в дорогу на Набережные Челны. По ней мы должны были проехать изрядное расстояние, после чего свернуть вверх, на север, на Ижевск.
Дорога была хорошая, Ефим ехал быстро, поэтому, когда он совершил жесткий вираж, круто сворачивая налево, Татьяна Валериановна едва не повторила мой вчерашний подвиг.
– Ты чего делаешь? Из живота в голову ударило? – деликатно, как медик, осведомился я.
– Кто из нас штурман? – ухмыльнулся Береславский.
– Я умею читать карты! – разозлился я.
– А я умею просто читать, – скромно заметил он.
– Да, на стрелке было написано «Пермь», – подтвердила глазастая – и грудастая (хотя к чему бы это я?) – воспитательница детского сада.
Еще раз просмотрев карту, я этого поворота на ней не нашел. По атласу нам предстояло еще очень долго ехать прямо.
Но уже через километр хорошей широкой дороги мы снова увидели большой указатель со словом «Пермь». Стрелка действительно показывала прямо.
Ну и ладно. Пусть будет так. Они, конечно, думают, что их штурман – идиот. Но идиот тот, кто составляет такие карты.
Через полчаса наша трасса из четырехполосной стала обычной двухполосной. А еще минут через сорок потеряла, как пишут в атласах, «улучшенное дорожное покрытие». Правда, указатели «Пермь» появляться не перестали.
Однако когда еще через час дорога стала терять и «неулучшенное» покрытие, я, как штурман, возроптал.
Мне в этой дороге не нравилось решительно все. Разбитый древний асфальт, узкие места, в которых со встречной непросто разминуться, и даже сильно выцветшие указатели «Пермь» перестали внушать мне хоть сколько-то доверия.
Настроение не поднимали маленькие деревушки, в которых из неказистых вывесок полностью исчез русский язык. Зато в одном из таких глухих местечек мы встретили огромный замок с исламской символикой и мечетями. Что это было – осталось тайной, потому что ни одной русской буквы поблизости не наблюдалось – только арабская вязь.
– Не нравится мне это, ребята, – снова попытался я поднять волнующую тему. С остальными парнями связи уже не было давно, мы с ними расстались на том, что никто никого ждать не будет и встретимся вечером в Перми.
– Что тебе не нравится, Док?
– Буквы нерусские.
– Ты что, против культурного самоопределения наций?
– Дорога не нравится, – гнул свое я. – Она еще уже стала.
– Вижу, что уже, – хоть здесь согласился Береславский, который к этому времени, видимо, расставшись со всем излишне съеденным, заметно повеселел. – Но я же тебе сказал: Береславский на маршруте не разворачивается.
А чтоб убедить меня, рассказал удивительно дурацкую историю про то, как он с дочкой-подростком добирался от авторынка на Рязанке до своей дачи на Щелковском шоссе. По прямой – километров 20. По кратчайшей дороге – 30–35.
Но он же никогда не разворачивается! Да еще с дочкой решили – дочка, видать, в папу – не смотреть в карту и не спрашивать дорогу. Ах да! Еще не проезжать по одному и тому же месту дважды. Из средств навигации – только бортовой компас.
– Нам повезло, что ни разу не попали в тупик, – с чувством досказал свою историю Ефим Аркадьевич. – В итоге мы уложились в двести километров!
Высшее по степени дебильности достижение! Нашел чем гордиться! Если он на тридцати километрах сделал крюка в семь раз больше, то когда же мы в Пермь приедем? Мой атлас не показывал и половины тех мест, что мы проезжали. Может, потому, что арабская транскрипция в нем предусмотрена не была.
Я ожидал найти соратника в Татьяне Валериановне, но, к огромному своему удивлению, вдруг понял, что она в нашем споре явно на его стороне. И история с ездой по компасу ей тоже, похоже, понравилась. Вот же странный народ бабы! Любят они ущербных, в том числе – и на голову.
Однако надо было что-то делать.
Дорога уже вообще потеряла асфальт, замененный вначале брусчаткой, а потом и просто наезженной колеей. Слава богу, в последнее время здесь не было дождей, и грунт был твердым.
А вскоре мы встретили еще один указатель «Пермь». Он был рукописным и выполненным из картона. И еще: он был последним.
Потому что здесь же кончалось и само шоссе. Точнее, упиралось в широченную темную реку, даже на взгляд – быструю и глубокую, причем никакого подобия моста в зоне досягаемости моего зрения не наблюдалось. Атлас сообщил нам, что это – река Вятка, а мостов и в самом деле здесь пока не построили.
– Ну что, вперед? – злорадно спросил я. – Мы же никогда не разворачиваемся!
Береславский сосредоточенно молчал, задумавшись так, что разве мозги не жужжали. Г-жа Смагина смотрела на него с жалостью, плавно перетекавшей в любовь. Не зря они спят в одной кровати!
– Зачем разворачиваться? – наконец непонятно у кого спросил он. – Поворачивать! Налево и направо – не запрещено.