– А ты ему гитарой? – догадался проницательный рекламист.
– Гитара внизу уже была, у вахтера.
– Повезло мужчине, – сделал вывод Береславский. Подумав, добавил: – И гитаре тоже.
– Наверное, – согласилась Смагина, в скорби своей даже не заметив Ефимова юмора.
– Так куда ты теперь? В Нижний, к детям?
– Не знаю, – задумалась Татьяна Валериановна. – Я вообще-то в отпуске с понедельника.
– Так, может, с нами поедешь? – предложил Ефим, любивший такие вот быстрые решения.
– В каком качестве? – сурово глянула на него Смагина.
– Музыкального работника, – быстро ответил лукавый рекламист. И, не удержавшись, добавил: – А то я уже привык спать втроем.
Татьяна Валериановна кинула на него убийственный взгляд, но было видно, что она задумалась. В тридцать лет хочется свежих ощущений не меньше, чем в пятнадцать. А может, и больше – иллюзий-то к этому возрасту уже почти не остается.
– Ты же видела, мы не маньяки какие-нибудь, – как змей-искуситель, уговаривал Береславский. – Ну разве что Док. А я – точно нет. Потом, у тебя ж гитара, чего тебе бояться?
– Не знаю даже. – Девушка явно колебалась. Ей наверняка хотелось в путешествие, смущала лишь двусмысленность положения.
– Знаешь, ты пока думай, – предложил Ефим. – Через пару часов мы едем в Хохловку, тут уж точно можешь с нами. А завтра утром решишь окончательно.
– А что такое Хохловка?
– Ударение на первом слоге, – не смог пропустить неточность хоть и рекламный, но профессор. – Музей у них тут замечательный. Памятники деревянного зодчества. Под открытым небом.
Ох и хитрый Береславский! Знал, чем соблазнять. Видел же, как дама засматривается на выскакивающие из-за поворотов церквушки и резные деревянные кружева наличников на потемневших домиках.
– Хорошо. В Хохловку поеду. А там видно будет. – Отложив основное решение на потом, девушка сразу успокоилась.
– Умница! – возликовал Ефим Аркадьевич, не окончательно оставивший своих бессовестных планов относительно столь замечательной во всех отношениях девицы. Теперь у него появлялся еще один шанс.
Да и вообще Татьяна Смагина ему нравилась. Не только как обладательница достойной фигуры и неких индивидуальных прелестей, но и просто как человек. А в дальнюю дорогу всегда приятнее идти с хорошим человеком.
Хохловка оказалась огромным – на 42 гектара – природно-архитектурным заповедником: здесь было целое скопище старинных разномастных деревянных конструкций, от простых и утилитарных – изб, амбаров, лабазов – до суперкрасивых дворцов и храмов, от которых не отказались бы лучшие архитектурные музеи мира.
Начать с того, что расположена эта искусственная деревня (в смысле собранная из разных мест) на полуострове, с трех сторон окруженном водой, и на высоком взгорке к тому же. Вид открывался сверху восхитительный.
От дома к дому были проложены дорожки, тоже деревянные. Дорожки уходили и в довольно дремучий лес, в котором стояли уже не дома, а, например, маленькие лабазы размером с два десятка скворечников, но тем не менее с резными наличниками на единственной дверце. Лабазы эти стояли не на земле, а, чтобы упрятать содержимое от таежного зверя, – на высокой гладкой «ноге». По такому отполированному бревну никакая лиса или волк подняться не в состоянии, как бы вкусно из лабаза ни пахло.
Единственное, что напрягло Ефима Аркадьевича, так это торчащие тут и там прямо посреди густой травы довольно крупные ядовито-желтые дощечки, на которых здоровенными черными буквами было написано только одно слово: «Клещи».
Это проклятие всего российского востока – от Урала до Приморья – всегда пугало впечатлительного Береславского. Тем более что недавно он проводил кампанию по продвижению противоэнцефалитной вакцины и, изучая товар, был вынужден начитаться жутких историй. И теперь эти маленькие мерзкие твари мерещились ему повсюду, в известной степени мешая ощущению праздника духа.
Даже спокойная Татьяна Валериановна призналась Ефиму, что ей тоже чудятся клещи за шиворотом. Конечно, Береславский не удержался и предложил свои услуги на предмет детального и внимательного осмотра, на что г-жа Смагина в очередной раз презрительно фыркнула.
Впрочем, остальные, похоже, не обращали на клещей никакого внимания. Пробежники носились между многочисленными шедеврами деревянной старины и дружно щелкали фотоаппаратами. А не знавшие, как угодить гостям, хозяева уже подвезли для фотоаппаратов фотопленки, а для «фотографов» крепчайшую выпивку и вкуснейшую закуску. (Искреннее хлебосольство – вообще замечательная традиция всей российской провинции; люди там, не в укор Москве, в среднем приветливее и добрее. И уж точно менее суетливы.)
Ефим в жизни – ни до, ни после – не пил за рулем. А тут все же принял крошечную рюмочку. И оттого, что увиденное впечатлило. И оттого, что когда еще выпьешь рядышком с двумя старлеями из сопровождавшей их гаишной машины? Нет, такой момент Ефим упустить никак не мог.
В общем, Хохловка всем понравилась. А некоторым даже помогла принять судьбоносное решение. Имеется в виду девушка с гитарой.
Когда возвращались обратно, она просто сказала:
– Если не передумали, я еду с вами.
– Ты будешь у меня медсестрой! – возликовал Док. А Ефим сделал Смагиной хитрый знак: теперь, мол, поняла, кто из нас маньяк? Татьяна Валериановна засмеялась: ей после двух дней пути совсем не хотелось возвращаться в обыденную жизнь.
Глава 12
Москва, 22 июля
Из дневника Самурая (запись третья)
Я сидел в замызганной кафешке на Ярославском вокзале.
Точнее, стоял около высокого одноногого стола. Ел «коржик молочный», как было указано на этикетке поверх тончайшей пленки, гигиенично закрывавшей пищевой продукт. У меня, кстати – или некстати? – возникла мысль насчет чистоты рук, заворачивавших этот самый коржик в эту самую пленку.
В тайге, когда ножом разделывал сохатого, а потом им же отрезал лакомые куски, чтобы тут же, наткнув на палку, пожарить на костре, мыслей о чистоте рук почему-то не возникало. А здесь вот – пожалуйста.
Да еще муха летала вокруг моего пакета с кефиром. И пыталась сесть на открытое горлышко.
Я ее уже дважды ловил и отпускал. Но насекомое не унималось.
Все это отвлекало меня от важных мыслей: где взять полтора миллиона американских долларов?
Первая идея была – попросить денег у пациентов Шамана.
Не прошло.
Во-первых, Шаман никогда не берет денег за лечение.
Во-вторых, если бы я не убоялся сделать это, не спросив его разрешения, пациенты вроде моего вчерашнего красномордого визави скорее расстанутся с жизнью, чем с деньгами…