Читать интересную книгу Кавказ - Александр Дюма

В каждой станице есть начальник, избранный станичниками, и два судьи. В выборах участвуют все жители.

Каждый казак — землевладелец: начальник имеет тысячу десятин земли, каждый офицер двести, а казак шестьдесят.

Станицы это колонии, — земледельческие и военные.

Каждый казак получает четыре рубля годового жалованья и сам себя кормит и одевает: мы уже сказали, что за убитую или раненую лошадь казак получает двадцать два рубля.

В случае нападения 143 человека идут на бой, а остальные станичники выдерживают осаду, укрывшись за заборами, служащими им как бы крепостной стеной.

Каждая женщина должна иметь при себе ведро воды на случай пожара. В пять минут, как только пушечный выстрел и колокол забьют тревогу, всякий занимает свой пост.

Судя по нашему рассказу о Червленной и о поездках молодых офицеров в ту станицу, можно подумать, что офицеры этого прелестного аула имеют в своей истории только страницы, достойные, как сказал бы Парни или кавалер Бертен[79] — «прикосновения амуров».

Но не заблуждайтесь: явилась необходимость, и наши казачки делаются истинными амазонками.

Однажды, когда все мужчины станицы были в походе, и чеченцы, узнав, что в селе остались только женщины, приготовились напасть на Червленную, женщины собрали военный совет и решили до последней капли крови защищать станицу.

Собрали все оружие, весь порох и все заряды.

Хлеба и домашних животных было достаточно, чтобы не умереть с голоду.

Осада продолжалась пять дней: около тридцати горцев пало — не за валом, а у заборов. Три женщины были ранены, две убиты. Чеченцы были вынуждены снять осаду и с позором возвратиться в горы.

Червленная — самая древняя станица линейных гребенских казаков: они происходят от русской колонии, начало которой исторически не определено; легенда гласит, что когда Ермак отправился покорять Сибирь, кто-то из его сподвижников отделился от него с несколькими людьми и основал деревню Индре, — название, происходящее от его имени Андрей, — или Андрееву деревню[80]. Когда Петр I надумал учредить первую линию станиц, граф Апраксин, которому это было поручено, нашел здесь земляков, которых он и поселил в Червленной.

Вот почему в станице Червленная хранятся любопытные документы и знамена.

Что касается мужчин, то они почти все раскольники-фанатики, сохранившие древнерусский тип. Обратимся к женщинам.

Червлянки составляют особый тип, принадлежащий к русской и горской породам. Красота их дает обитаемой ими станице репутацию кавказской Капуи, они имеют овал лица русский, стан стройный, — стан женщины горных краев, как говорят в Шотландии. Когда казаки, их отцы, мужья, братья или любовники отправляются в поход, казачки встают на стремя, которое всадник оставляет свободным, и, обхватив всадника за шею или стан, имея в другой руке бутылку местного вина, которым они угощают их на всем скаку, мчатся таким образом три или четыре версты за деревню, делая всевозможные бешеные маневры. По окончании экспедиции, они выбегают навстречу казакам и таким же образом въезжают в станицу.

Эта легкость нравов червлянок странно контрастирует со строгостью русских обычаев и суровостью восточных.

Многие из них вызвали у офицеров такую любовь, что она кончилась супружеством, другие дали повод к весьма оригинальным ситуациям.

Например, одна жительница Червленной возбудила в обожавшем супруге дикую ревность, и он, не имея более сил оставаться свидетелем счастья чересчур уж многочисленных соперников, бежал с отчаяния в горы и сделался врагом русских. Потом он попал в плен, его узнали, судили и расстреляли. Мы были представлены его вдове, которая сама рассказала нам свою жалобную историю с подробностями, которые впрочем не могли бы быть более драматичными.

— Самое ужасное, — говорила она нам, — на допросе он не постыдился упомянуть мое имя. Во всем остальном, — добавила она, — он держался молодцом. Я присутствовала при его казни; он любил меня и поэтому хотел этого. Я же своим отказом боялась отравить последние его минуты. Смерть его была великолепна. Он просил не завязывать ему глаза, он умолял и получил, как милость, право приказать дать в него залп. Он упал замертво. Не знаю, отчего это произвело на меня такое впечатление — я упала без чувств, а когда пришла в себя, его уже почти совсем закопали — из-под земли виднелись только ноги в красных сафьяновых сапогах, совершенно новых; я так была потрясена, что мне и в голову не пришло снять их с ног, и они пропали.

Бедная вдова говорила об этих злополучных сапогах с великим сожалением.

Когда мы прибыли в станицу, подумалось, будто в ней никто не живет. Все население находилось на противоположной стороне, где происходило чрезвычайно важное событие, которое совпадало с вышеприведенным происшествием: только в хронологическом порядке оно предшествовало рассказу, который сейчас прочитаете, а должно бы следовать за ним. Это событие — смертная казнь.

Червленский казак, женатый и уже отец двух детей, был взят чеченцами два года назад в плен. Спасением он обязан был заступничеству одной горской красавицы, которая интересовалась его участью. Сделавшись свободным на слово и благодаря поручительству брата горянки, он влюбился в свою освободительницу, которая тоже платила ему взаимностью. Однажды казак, к своему великому сожалению, узнал, что вследствие переговоров, начатых между горцами и русскими его обменяют; эта новость, крайне обрадовавшая прочих пленников, его очень опечалила. Наконец он возвратился в станицу и вошел в свой дом. Однако, полный воспоминаний о возлюбленной, покинутой им в горах, он уже не мог снова привыкнуть к станичной жизни.

Ни с того ни с сего он оставил Червленную скрылся в горах, принял магометанство, женился на прелестной чеченке и скоро прославился смелостью своих набегов и жестокостью разбоев.

Однажды он обязался выдать новым сородичам Червленную, — девственную станицу, которая, как Перонна, никогда еще не была покорена. Для этого изменник проник вовнутрь укреплений, дав обещание сотоварищам отворить ворота станицы.

Пробравшись в станицу, он заинтересовался, что творится в его доме? Он перебрался через ограду и очутился во дворе своего дома. Приникнув к окну спальни жены, он увидел ее преклонившей колени перед иконой. Это произвело на него такое впечатление, что он тоже пал на колени и стал молиться. Окончив молитву, он почувствовал в себе угрызение совести и пошел в дом.

Жена, молившаяся о возвращении его, заметив мужа, испустила крик радости и кинулась в объятия. Он обнял ее и нежно прижал к груди, прося показать детей. Дети были в соседней комнате мать разбудила их и привела к отцу.

— Теперь, — сказал он, — оставь меня с ними и ступай за сотским[81].

Жена повиновалась и возвратилась с сотским — большим другом ее супруга.

Сотский крайне удивился, когда казак объявил ему, что ночью должно произойти нападение на станицу, и советовал принять меры к обороне. Потом он объявил, что бог внушил ему раскаянье в преступлении, и сдался в плен.

Процесс был непродолжителен, подсудимый признался во всем и потребовал себе смерти.

Военный трибунал приговорил его к расстрелу. Мы прибыли в самый день казни. Вот почему станица казалась опустевшей; все ее жители собрались там, где должна происходить казнь.

Часовой у ворот, крайне досадуя, что не может оставить пост, сообщил все эти подробности и советовал поспешить, чтобы прибыть вовремя.

Казнь была назначена на двенадцать часов дня, а было уже четверть первого. Впрочем, она еще не свершилась, потому что не слышно было ружейных выстрелов.

Мы пустили своих коней рысью и проехали вдоль станицы, защищенной обычными здесь укреплениями, состоящими из заборов, решеток и палисадов, но устроенной с таким изяществом, которого я не заметил в других казачьих селениях.

Мы достигли места казни: она должна была свершиться на поляне, прилегающей к кладбищу.

Осужденный, мужчина тридцати — сорока лет, стоял на коленях на краю недавно вырытого рва. Руки у него были свободны, глаза не завязаны; из всего военного костюма на нем оставались одни панталоны. Он был обнажен до пояса. Священник стоял рядом и слушал его исповедь. Когда мы приехали, исповедь заканчивалась, и священник готовился дать осужденному отпущение грехов.

В четырех шагах стоял взвод из девяти человек с заряженными ружьями.

Сидя в седлах, мы видели все происходящее и хотя находились дальше других, но не упустили из виду ни одной подробности.

После отпущения грехов начальник станции подошел к осужденному и сказал:

— Григорий Григорьевич, ты жил как вероотступник и разбойник, умри как христианин и храбрый человек, и бог простит твое вероотступничество, а твои братья — измену.