Б. Стругацкий вспоминает, что в молодости увлекался джазом, и говорит, что его привлекал «знакомый душок запретности». «Немножко запрещать надо обязательно, – пишет он, – особенно если хотите завлечь молодёжь»[126]. Если перебросить мостик к позднему этапу их творчества, когда многие их тексты получили славу «запретных», и эта репутация Стругацкими активно поддерживалась, можно выдвинуть предположение, что такой уход в запретность был не столько акцией протеста, сколько своеобразным рекламным ходом.
Борис Стругацкий до 1953 года – студент-астроном, придерживается менее радикальных взглядов, чем брат, и несколько хуже ориентируется в событиях современности. Но и он вспоминает о своей молодости как о времени абсолютной веры в И. В. Сталина: «Споры с друзьями-студентами. Компания ребят – очень умненьких, очень начитанных, очень интеллигентных… «Если вдруг заболеет товарищ Сталин, – говорили мы друг другу, покачиваясь со стаканом хереса в руке, – что важнее? Здоровье товарища Сталина или моя жизнь?» И это – на полном серьезе! Если бы кому-нибудь пришла в голову мысль шутить на такую тему, могли бы просто побить»[127]. Этот эпизод относится к 1949 г.
Таким образом, если для А. Стругацкого в начале 50-х гг. характерна твёрдая прокоммунистическая и просталинская позиция, то Б. Стругацкий, прошедший иной жизненный путь, и менее глубоко увлекавшийся политикой и событиями современности, не имел чёткой идеологической позиции. На бытовом уровне, как и многие его современники, он заявлял о готовности умереть за Сталина, но XX съезд нанес определенный удар по его позиции.
Неоднократно повторяются в тот период столкновения между братьями на почве идеологических расхождений, проявляющиеся на бытовом уровне. Аркадий Стругацкий неоднократно выказывал поддержку решительным и жёстким мерам. В этом смысле характерен ещё один эпизод биографии Аркадия и Бориса Стругацких. В беседе с Б. Вишневским Борис Стругацкий вспоминает, как в начале его обучения в институте, в 1950 г., он получил предложение от декана включиться в работу по противодействию идеологическим диверсиям. Первоначально это предложение вызвало его внутренний протест и, по всей видимости, об этом эпизоде он рассказывал в своём письме старшему брату. Письма Бориса Стругацкого этого периода не сохранились. Тем не менее, тон ответа Аркадия Стругацкого позволяет предположить, что ситуация вывела Бориса Стругацкого из себя. Сам А. Стругацкий этой ситуации даёт вполне сдержанную оценку, считает излишне идеалистическую мораль Б. Стругацкого неуместной в борьбе за правильную цель:
«… научные специалисты, на подготовку которых государство тратит огромные деньги, должны быть совершенно свободны от всяких признаков разложения морального, разложения политического, разложения идейного… должны быть идеальными людьми с точки зрения нравственной, с точки зрения преданности государственным интересам, с точки зрения преданности идее коммунизма. Если ты считаешь себя способным помочь государству в воспитании именно таких людей, а не пошленьких, гнилозубо хихикающих над всем, что у нас делается, мещан, предателей в потенциале, ты должен стать контрразведчиком, тем более, что тебя нашли достойным доверия. Если нет, если ты сам никак не можешь освободиться из мещанского болота «юношей бледных со взором горящим», которые «из принципа» не остановят махинации какого-нибудь гадика и из «принципиальной» неприязни к милиции не передадут ей в руки иностранного шпиона, боясь запачкать чистенькие интеллигентские ладошки, если ты такой – брось всё, университет, комсомол, ибо такой мерзавец, хлюпик, да ещё и с высшим образованием, да ещё комсомолец или коммунист, сегодня закрывает глаза на моральное разложение товарища, завтра примет поручение шпиона… Я-то тебя знаю, Боб, ты наш до мозга костей, а наивности в тебе – [далее у А. Стругацкого следует нецензурная лексика]. Итак, моё мнение – делай то, что приказывает тебе партия и государство в лице вашего парторга и декана»[128].
Этот фрагмент переписки свидетельствует об уверенности А. Стругацкого, что цели имеет смысл добиваться любыми методами, а методы определяет партия. Далее в том же письме он критикует брата за увлечение идеологически враждебными СМИ: «…Когда ты перестанешь верить, а ещё лучше – слушать, и тем более пересказывать враньё «Голоса Америки»?.. Эх, цыплята, цыплята, расти вам ещё и умнеть».
В этом письме намечаются сразу два разногласия между братьями: по вопросу о «доносительстве» и по вопросу об альтернативных источниках информации. Насколько можно судить по этому письму, позиция Бориса Стругацкого изначально была отличной от позиции А. Стругацкого. Ответа Бориса не сохранилось – но, судя по последующим письмам Аркадия, больше подобные опасения его не останавливали. Да и в целом известно, что обычно, даже расходясь сначала в своих оценках с братом, Борис, после консультации с ним и уяснения его позиции – признавал правоту Аркадия.
После окончания университета Б. Стругацкий поступает в аспирантуру Пулковской обсерватории, однако диссертацию он так и не защитил, поскольку оказалось, что аналогичное исследование уже было проведено за рубежом в 1942 году[129]. Затем Б. Стругацкий работает на счётной станции Пулковской обсерватории инженером-эксплуатационником по счётно-аналитическим машинам.
В 1960 г. принял участие в геодезической и астроклиматической экспедиции на Кавказе в рамках программы поиска места для установки Большого телескопа АН СССР.
С 1964 г. Б. Стругацкий – профессиональный писатель, член Союза писателей СССР. Ещё несколько лет проработал в Пулковской обсерватории на полставки. С 1972 года – руководитель Ленинградского семинара молодых писателей-фантастов (впоследствии стал известен как «семинар Бориса Стругацкого»).
Считается, что Борис не состоял в партии, и, по его собственным словам, получил предложение вступить ответил в силу своих тогдашних убеждений: «Считаю себя недостойным такой высокой чести»[130]. Позднее называл эти слова абсолютно искренними.
Здесь заключается ещё один из важных моментов мировоззрения Б. Стругацкого. Его следование по пути борьбы с недостатками реального советского проекта вырастает из некого идеального видения проблемы. Для Б. Стругацкого вступление в партию – «высокая честь», что кардинально расходится с позицией тех, кто вступал в партию по корыстным соображениям.
Сравнивая политические позиции братьев этого времени можно сказать, что А. Стругацкий воспринимает ситуацию более реалистично, его поддержка государственной власти достаточно осознана и сильна. Взгляды Б. Стругацкого выглядят менее определёнными, однако заметна его тяга к запрещённым культуре, литературе, СМИ. Характерно, что политические темы перестают комментироваться А. Стругацким после смерти Сталина. В 1953 г. он ставит вопрос о демобилизации, который удаётся решить к 1956 г. В его письмах послевоенного периода политические вопросы затрагиваются эпизодически, и уже только в связи с непосредственными творческими и личными планами Стругацких.
Теперь о политических проблемах он говорит не в частных письмах, а открыто и публично – языком своих произведений.
Б. Стругацкий, в свою очередь, также хорошо был знаком с теорией марксизма-ленинизма[131]. Вместе с тем, в отличие от А. Стругацкого, он не имел доступа к тем или иным закрытым документам и информации о противоречивых сторонах повседневной жизни. Он был более романтичен как в своих идеологических установках, так и в видении действительности. Поэтому, в частности, информация о докладе Н. С. Хрущёва на совещании после XX въезда, производит на него более травмирующее впечатление[132].
Он так описывает свои политические идеалы периода позднего сталинизма и оттепели:
«Я сын своего отца, своего времени, своего народа. Никогда не сомневался в правильности коммунистических идей, хотя я и не член партии. Я впитал их с детства. Позднее, во время учёбы и самостоятельно, я познакомился с другими философскими системами. Ни одна из них не удовлетворила меня так, как коммунизм. Ну и, кроме того, я основываюсь на собственном восприятии жизни. В нашем обществе, несмотря на некоторые недостатки, я вижу то здоровое, святое, если хотите, что сделает человека человеком. У нас считается неприличным не работать. А ведь коммунизм – это занятие для всех голов и всех рук. Коммунизм не представляется мне розовым бытом и самоуспокоенностью. Его будут сотрясать проблемы, которые человек будет решать»[133].
А. Стругацкий демобилизуется в июне 1955 г. и переезжает в Ленинград к матери. С этого момента общение братьев становится более тесным.