Читать интересную книгу Месть - Джастин Скотт

За нею располагалось большое и слабо освещенное помещение без окон. Большую часть помещения занимали компьютеры, однако, как заметил лоцман, вокруг штурманского стола оставалось столько же места, сколько вокруг бильярда в замке у какого-нибудь лорда. За компьютерами сидели два молодых офицера, читая листы бумаги, выползающие ровным потоком из принтера. Кадет вытаскивал из широких плоских ящиков над столом карту Саутгемптонской акватории.

Лоцман миновал тяжелый черный занавес, отделявший штурманскую рубку от мостика, и застыл на месте. Перед ним открылся ошеломляющий вид, как будто он оказался на крыше двадцатиэтажного здания. Вдали виднелись здания Саутгемптона.

Перед окнами размещалось множество панелей управления. Между ними и задней стеной мостика шло широкое открытое пространство. Двери по краям мостика разделяло расстояние не менее ста пятидесяти футов. Они были открыты, и по мостику гулял сквозняк.

В центре находился штурвал — маленькое коромысло, меньше, чем рулевое колесо автомобиля. Перед штурвалом располагались гирокомпас, доплеровский радар, показывающий положение судна относительно пирса, индикаторы скорости и числа оборотов. Лоцман секунду рассматривал их. Скоро ему придется работать с этими приборами.

В открытом море положение судна определялось с помощью спутниковой навигации, компьютерного слежения за другими кораблями и радара. Но здесь, в узкой гавани, все было по-другому и возникали десятки вопросов, на которые не мог ответить ни один прибор. Пройдет ли корабль в пятидесяти ярдах от бакена? Насколько быстро он поворачивает? Достаточно ли быстро он плывет, чтобы повернуть? Достаточно ли медленно он плывет, чтобы успеть остановиться? Куда направится корма, когда нос отойдет от причала?

«Левиафан» был слишком велик. Его масса создавала неконтролируемую инерцию. За свою короткую жизнь танкер уже налетел на причал в Персидском заливе, убив двух людей и пробив себе нос, а в другом рейсе оторвал три грузовые стрелы на пирсе в Гавре.

— Вы опаздываете, лоцман!

Голос капитана прозвучал над мостиком как звук горна. Седрик Огилви, легендарный капитан, который оставил службу в компании «Пи энд Оу» ради «Левиафана», даже не поднял глаз от приборной панели. Лоцман подошел к нему.

Огилви был в полной форме, что почти не практиковалось в торговом флоте. На его рукаве красовались четыре широкие золотые нашивки. Что касается лоцмана, то на его рукаве с трудом можно было разглядеть еле заметные следы от нашивок. В обычае у лоцманов было спарывать свои знаки отличия, чтобы не смущать капитанов, чей ранг мог оказаться ниже, хотя это был не более чем знак вежливости.

Капитаны торговых кораблей так редко надевали форму, что различия в положении не имели никакого значения. Шкиперы появлялись на мостиках в самой разнообразной одежде — от джемперов до нейлоновых ветровок. Лоцману особенно нравился один итальянский капитан, раз или два в год приводивший в Саутгемптонский порт свой старый танкер. Этот капитан одевался, как манекенщик, в мягкие кожаные туфли, кашемировый пуловер и рубашку, купленные в лучших магазинах Рима.

— Добрый вечер, капитан Огилви, — поздоровался лоцман, протягивая руку. — Я...

— Вы опоздали, — ответил Огилви, на пожав протянутой руки, и кивнул на дисплей спутниковой навигации.

Лоцман взглянул на экран.

ПОЛ. СПУТ. ОТ:03

ВГМ 20.03.00

ШИР С-50 50.158

ДОЛ 3-001 19.524

Первая строчка означала спутник, сигналы которого использовал компьютер, чтобы определить положение корабля, вторая строчка — время по Гринвичу, третья и четвертая — широту и долготу «Левиафана». Огилви постучал по второй строчке длинным, большим, хорошо ухоженным пальцем. Время по Гринвичу — 20.03, три минуты девятого. Лоцман опоздал на три минуты — те три минуты, когда любовался мостиком.

Лоцман прикусил язык. Он уже много лет не слышал ничего подобного. Чванливый старый козел, воображающий, что все еще служит на Королевском флоте. И все же... всем было известно, что Огилви был единственным капитаном, оставшимся на «Левиафане» после первого плавания. Лоцман, побывавший на танкере прошлой ночью, рассказал, что тип, который привел корабль в Европу из Персидского залива, оказался на грани нервного срыва. Но когда «Левиафаном» командовал Огилви, корабль ни разу на вышел из-под контроля. «Пусть удача не покинет его и сегодня», — с надеждой подумал лоцман.

Он бросил замечание насчет ветра и впервые встретился с Огилви взглядом. За маской стандартно красивого лица капитана скрывалась жестокость, незаметная с первого взгляда. И что-то еще. Что-то непонятное похожее на страх. Но это не мог быть страх!

Огилви долго глядел на лоцмана, прежде чем заговорить.

— Лоцман, вы находитесь в двухстах футах над уровнем воды. Естественно, что тут ветрено. Однако для нас интерес представляет сила ветра на уровне палубы. — Он указал на циферблат. — Анемометр показывает четыре узла. Верно?

— Да, капитан.

Огилви снова постучал по дисплею.

— Мы отчаливаем с отливом, через сорок пять минут, — сказал он, давая понять лоцману, что тот пока свободен, и повысил голос: — Первый!

К нему подбежал старший офицер, изящный, темноволосый, тихий с виду человек.

— Да, сэр?

Лоцман отошел в сторону, пытаясь скрыть улыбку. «Первый»? Настоящий Королевский флот старых добрых времен. Второй лоцман заметил его улыбку и пробормотал:

— Как насчет воскресной порки?

Они направились к крылу, выходящему на пирс. Далеко внизу на главной палубе пакистанцы по-прежнему таскали ящики и картонные коробки. Солнце садилось за холмами, ветер дул с запада, угрожающе усиливаясь. В сгущающейся темноте засветились огни нефтеперегонного завода.

Лоцман поглядел на корму. Далеко за болотами около замка Калшот и входа в Солентский пролив лежал остров Уайт — темная синяя линия на самом горизонте. Предстоят четыре тяжелых часа, во время которых «Левиафан» обогнет остров, после чего лоцманский бот снимет их с дублером с танкера. Но он считал, что все будет в порядке только тогда, когда корабль выйдет в Солент и повернется кормой к ветру. А пока длинное и массивное судно должно совершить два крутых поворота — направо от Калшота в узкий канал Торн, затем налево, под углом 125 градусов.

Весь день неподалеку неподвижно стояли три буксира — на тот случай, если «Левиафан» начнет дрейфовать через эстуарий, прихватив с собой пирс. Еще три двигались из Саутгемптона. Лоцман видел их огни в двух милях от танкера. Внезапно он ощутил резкий порыв ветра.

Лоцман услышал тревожные крики и, поглядев вниз увидел, что люди на палубе разбегаются, как муравьи.

— Смотрите! — закричал второй лоцман.

Первый с кормы швартовый конец начал разрываться между бортом корабля и причальной лебедкой. Стальные жилы лопались, распускаясь, как лепестки цветка.

Трос лопнул с громким хлопком.

Один конец троса, злобно зазвенев, взвился высоко в воздух и исчез за бортом. Другой конец, тянувшийся от лебедки, хлестнул по палубе, как сабля. Он попал одному из разбегающихся стюардов по ногам и отбросил его на двадцать футов. Стюард ударился о палубу, и его белые брюки окрасились кровью. Леденящий душу крик заглушил шипение труб «Левиафана» и глухое ворчание буксиров на реке.

Огилви отбежал от штурвалов, поглядел вниз на палубу и немедленно прокричал в микрофон радиопередатчика приказы.

Из жилой надстройки выбежали моряки и бросились к ближайшим причальным лебедкам. Вторая палубная команда под надзором неутомимого боцмана начала протягивать новый швартов прямо над упавшим стюардом. Одновременно буксиры на реке повернулись и направились к танкеру. Только когда новый конец был закреплен, моряки собрались вокруг раненого стюарда.

Радио Огилви настойчиво трещало. Лоцман расслышал слово «госпиталь». Губы капитана сжались, он взглянул на заходящее солнце и темнеющее небо. Затем его взгляд упал на «Белл рейнджер» на вертолетной площадке.

— Отвезите его в госпиталь на вертолете, — приказал он. — Второй, спуститесь туда и все устройте.

Второй офицер был очень молод, почти совсем мальчик; он неотрывно глядел в окно, потрясенный зрелищем тела, корчившегося на палубе.

— Ну же, мистер! — рявкнул Огилви. — Поживее!

Лоцман едва не согнулся от внезапной боли в животе. Проведя двадцать лет на море, он все еще не мог привыкнуть к неожиданным жестокостям морской жизни. Он взглянул на холмы и почему-то вспомнил о своих пони, диких животных, пойманных им в Нью-Форесте. С тех пор они мирно паслись на его лугах.

Огилви управлял эвакуацией стюарда со своего места на мостике, отдавая приказы по радио. Моряки затащили раненого в вертолет. За ними вдогонку устремился мужчина с необычно красным лицом. Он вскарабкался в машину, и длинные лопасти начали вращаться. Быстро прогрев мотор, вертолет с ревом оторвался от корабля и накренился над проливом, разворачиваясь к Саутгемптону.