Читать интересную книгу Месть - Джастин Скотт

— Прототипом оружия.

Книга вторая

Глава 10

Ветер проверял на прочность паутину стальных тросов между гигантским кораблем и длинным узким пирсом. Ветер был слабым — легкий июльский бриз, — а тросы толстыми, но корпус «Левиафана» высотой в сто футов и длиной в тысячу восемьсот футов работал как огромный парус.

Двенадцать тросов, удерживая корабль у причала, испытывали чудовищное напряжение. Они были туго натянуты, разделяя огромную палубу как изгороди, слишком низкие, чтобы под ними можно было пролезть, и слишком высокие, чтобы перешагивать их без усилий.

Ветер дул с юго-запада, и, поскольку «Левиафан» стоял у причала носом на север, самое большое напряжение испытывали кормовые швартовы, около которых стюарды-пакистанцы грузили на борт ящики с мясом и овощами. За несколько секунд скорость ветра поднялась от трех до пяти узлов. Экран радара на мостике танкера показал, что корма корабля еще на три дюйма отошла от причала.

* * *

Саутгемптонскому лоцману пришло в голову, что танкер без груза выглядит как-то неприлично. Пустой «Левиафан» высоко поднимался над водой. Верхние пятьдесят футов его корпуса были окрашены в ровный черный цвет, но под ними находились еще пятьдесят футов, выкрашенных в красный цвет; когда корабль был нагружен, нижняя часть скрывалась под водой. Там, где механизмы соскребли водоросли и ракушки, корпус был поцарапан, но, что самое главное, большой бульбовидный выступ, толстый, неприличный отросток на носу танкера, обычно скрытый морем, сейчас выступал из воды. Лоцман испытывал такое ощущение, будто его посвятили в тайну природы, показали нечто вроде подводной части айсберга.

Одному из его коллег довелось предыдущей ночью управлять этим монстром, и он был откровенно зол. Он считал, что спускать на воду такой большой корабль — наглость, не говоря уже о том, чтобы заводить его в Саутгемптонскую акваторию. Рядом с «Левиафаном» нефтеперегонный завод казался просто карликом.

Плавать на таком чудовище с его огромной инерцией даже в открытом море — то еще удовольствие, но водить его по гавани — просто безумие, потому что ни одно место, где пришвартован этот монстр, не могло быть в безопасности, пока он не уйдет. Чем крупнее корабль, тем сильнее он подвержен действию ветра, приливов и течений. Их можно победить только изяществом, но не размером.

Танкер был оборудован новейшими электронными приборами, причем некоторые из них разрабатывались специально для него, и капитан знал положение корабля с точностью до фута, а скорость — с точностью до дюйма в секунду. Лоцман мог пользоваться этими приборами, но никогда не полагался только на них. Он был опытным моряком — двадцать лет провел в море — и знал, что из-за колоссальной инерции «Левиафана» приборы могли сказать только то, что происходит в данный момент. Прошлой ночью был абсолютный штиль, однако понадобилось шесть самых мощных буксиров, чтобы удержать танкер на месте.

А сейчас дул ветер. Лоцман весь день следил за погодой, со страхом ожидая ночи. Ветер начал задувать с запада после полудня. Прогноз утверждал, что после наступления темноты он может усилиться. Если «Левиафан» окажется на пути ветра, танкер можно будет остановить, только выбросившись на мель.

В течение всего дня лоцмана преследовало ужасное видение: гигантское судно теряет управление, беспомощно дрейфует, врезается в другой корабль, тонкая оболочка его корпуса прорывается, остаточные газы в резервуарах вспыхивают, как термитная бомба, уничтожая в гавани все живое. Лоцман пришел к твердому решению и сейчас, в сумерках, когда управляющий морским терминалом нефтеперегонного завода привез его на узкий пирс, повторял его про себя. Если скорость ветра возрастет до десяти узлов, он откажется управлять «Левиафаном».

— Ветер западный, — заметил управляющий, как будто прочитав его мысли.

— Да, — подтвердил второй лоцман, молодой человек на заднем сиденье автомобиля. Он должен был помогать первому лоцману и сменить его в том случае, если с ним что-нибудь случится.

Лоцман размышлял о причудах судьбы. Из пятидесяти членов лоцманской службы Саутгемптона и острова Уайт для работы с танкерами было отобрано шестеро лучших. На этом настаивало начальство нефтяного терминала — его конструкции были не только дорогостоящими, но и очень хрупкими, и авария могла на многие месяцы вывести их из строя. Он оказался в числе этих шестерых. Но почему именно ему достался «Левиафан»? Его коллега, работавший на гиганте прошлой ночью, не захотел возвращаться на танкер. Лоцман знал, что другие его товарищи тоже надеялись избежать этого поручения, и был заинтригован, так же как и второй лоцман на заднем сиденье. И они вытащили жребий, как будто корабль сам выбрал их. Сейчас лоцман уже жалел об этом.

— Ветер слабеет, — сказал управляющий терминалом. Как и лоцманы, он тоже был опытным моряком, служил капитаном корабля, и его слова были не просто вежливым замечанием.

— Кажется, вы правы, — согласился лоцман.

— Я искренне надеюсь на это, — вздохнул управляющий. Он нервничал не меньше, чем оба лоцмана. Чертова посудина должна убираться отсюда, и все трое это понимали.

Хотя в емкостях «Левиафана» оставалось сто тысяч тонн нефти из Абу-Даби, его осадка была небольшой и позволяла войти в Саутгемптонскую акваторию, пока вода после прилива стояла высоко. Как правило, гигантский корабль никогда не разгружался в Саутгемптоне. Но он уже выгрузил полмиллиона тонн нефти в Бантри-Бей в Ирландии и четыреста тысяч в Гавре. Хозяева танкера продали остаток груза за небольшую плату саутгемптонскому нефтеперегонному заводу, не желая ждать, когда французские и ирландские покупатели смогут принять новую партию.

Лондон не внял возражениям управляющего терминалом, который протестовал против захода корабля в гавань из соображений безопасности.

Управляющий нажал на гудок; фоторепортеры разбежались. Лоцман улыбнулся, заметив мрачное выражение на лице управляющего. Корпорации часто действовали так же глупо и нелогично, как и люди. Несмотря на все свои расчеты и прогнозы, они часто поступали так, а не иначе просто потому, что им этого хотелось. И «Левиафан» оказался здесь только затем, чтобы кто-нибудь мог его сфотографировать и сказать: «Смотрите, с каким размахом мы работаем».

Машина покатила вдоль борта корабля и остановилась у серебристых сходней. Управляющий бросил озабоченный взгляд на стрелы грузовых кранов, которые казались лапками огромного богомола.

— Будьте аккуратны, — улыбнулся он.

Лоцман, вылезая из машины, вежливо кивнул. Он уже выбросил из головы несущественные мысли и сосредоточился на предстоящей работе. Дублер бесшумно последовал за ним; они знали привычки друг друга.

Лоцман одернул свой синий бушлат, надел белую фуражку и начал подниматься по длинному наклонному трапу. Сперва он шел быстро, глядя вверх, но чем выше он взбирался, тем сильнее колебалась хрупкая лестница, и ему пришлось замедлить шаги, чтобы нарушить ритм колебаний. Перед тем как ступить на палубу, он взглянул вниз. Палуба «Левиафана» поднималась над водой выше, чем мостики большинства кораблей, на которых ему приходилось бывать.

На палубе ветер дул сильнее. Сейчас лоцман впервые по-настоящему разглядел «Левиафан». Даже в сумеречном свете его поразили размеры корабля. Перед ним, как обширная равнина, расстилалось двенадцать акров зеленой палубы. Вдоль нее шел центральный проход, соединяющий пожарные станции, а поперек — натянутые швартовы. На специальной площадке стоял вертолет «Белл рейнджер».

Над главной палубой возвышалась жилая надстройка — блестящее белое сооружение шириной в полкорабля, увенчанное двумя стройными черными трубами и конусообразной мачтой и тарелками радаров и телеметрическими антеннами. По бокам поднимались узкие крылья мостика. Вместе с трубами-близнецами, из которых тянулся серый дымок, и мачтой они придавали массивному кораблю изящество.

Лоцман в сопровождении дублера пошел по проходу, отмеченному грубой серой краской, к надстройке. Проход то и дело горбился, пересекая поперечные трубопроводы.

Лоцман перебирался через швартовы, стараясь, чтобы форменные брюки не задевали за тросы. Как-обычно бывает на танкерах, после подъема по трапу руки лоцмана уже были испачканы нефтью. Вместе со вторым лоцманом он вошел через водонепроницаемую дверь в надстройку, переступив через высокий порог, хотя трудно было представить, что морские волны могут заливать такую высокую палубу. Моряк-англичанин вежливо отсалютовал им и указал на лифт. На этом все сходство с обычным грузовым кораблем закончилось.

— Небоскреб чертов, — проворчал дублер, когда большая кабина лифта бесшумно поднимала их на палубу мостика.

Лоцман кивнул. Корабль сидел в воде так же неподвижно, как дом в скале. Наконец двери лифта открылись в широкий коридор с ковром, с картинами на стенах, покрытых деревянными панелями, и пальмами в горшках на полу. Лоцманы направились к двери с надписью «Мостик».