время сектор закрыт и пуст…
А что? Вам нужен другой народ?
Они же пытаются спорить с кустом,
с его пылающим ртом,
понемногу подходят поближе и…
вы помните, что потом.
Вот это граничный сумрачный лес,
на него смотрят с небес.
Травмирован. Увидел вас – и исчез,
пока еще один не залез…
Пришлецы спят, горят, говорят,
фиксируют, что смогли,
А из него потом удаляют ад
до самого центра земли.
А это, простое, там, где окно,
да, конечно, это оно,
растет, ничем не защищено
и давно не запрещено,
к рассвету встает, к полудню цветет,
к закату приносит плод,
но если вы съедите его
(а вы, конечно, съедите его),
то – существо вы иль вещество,
или – в вашем случае – волшебство —
вы войдете в человеческий род.
«Английская погода вызывает сплин…»
I
Английская погода вызывает сплин,
австралийская – жареный сплин,
и сегодня у сиднейских холмов и долин температура —
сорок один,
рыбы забираются под брюхо киту,
улитка закрывает ставни в дому,
дождь еще не испаряется на лету, но дело идет к тому.
А в далекой Японии профессор N
экспериментирует с мышами,
отыскал в них переключатель,
отправляющий в зимнюю спячку,
пусть перебирается к нам —
обрастет и подопытными, и барышами,
мы проспим весь ноябрь (и декабрь, и особенно февраль)
всем городом, вместе с аэропортом и водкачкой.
Ура!
II
Английская погода – это мокрый сплин,
австралийская – затопленный сплин,
Очень трудно предаваться созерцанью осин,
если воды – выше осин.
Все проснутся глубокой осенью
в состоянии придонной обиды —
был же курортный сезон, а куда пропал,
вынь его и положь…
А покуда спали, пришла погода из Антарктиды,
и все хором – в зуме – жалуются на дождь
(постоянный, сплошной, непрерывный ноевский дождь).
Эвкалипты работают водорослями,
коалы плывут (с тоскою),
вместо улиц – реки, вместо дворов – пруды,
на четвертый день водяная змея выбирается
на твой подоконник
и с омерзением смотрит на растущий объем воды.
Через несколько месяцев, повинуясь своим процессам,
прилетит Некто и отделит сушу от вод,
но пока он где-то шляется,
господин японский профессор,
нельзя ли спячку на год?
III
Просыпаешься, а на обсерваторном холме
из термометра, ожив, убежала ртуть,
полейте нас, кто-нибудь, и дайте уснуть.
«Гигантский ленивец упал в сенот…»
Гигантский ленивец упал в сенот,
и хранится там до сих пор.
Его никакая хворь не возьмет по обе стороны гор.
Он для науки вовеки цел, его зафиксировал
своевременный безударный пробел,
то есть, карстовый провал.
Переводя: «танцуют в кругу на Авиньонском мосту»,
еще не знаешь, что этот мост обрывается в пустоту,
механическое нарушение ритма —
пролет переходит в нигде.
Pont и rond – двойная точная рифма – это удар по воде.
Как угадать, средь подстрочных сфер
ловя неродную речь,
какой контекст и какой размер пожелают тебя сберечь?
Ускользнуть туда, где еще горим, где плывем —
города, поезда, прозрачные острова,
навязав поэме собственный ритм, запечатав ее в слова.
«Время повернуло на холода…»
Время повернуло на холода —
от сентября до марта
рыхлый, неприбранный календарь
лежит как большая карта
и недоумевает, когда на нем,
непротаявшем и усталом,
привычно ставят за домом дом,
разбивают кварталы
для постоянной жизни, стекла,
соли, полета,
всего, что снится частям числа
до самого поворота.
И когда ударит девятый шквал,
беспощадный, весенний —
вместо почвы – прочерк, в небе – провал,
но сорвавшийся с прикола квартал
всеми окнами воздуха нахватал
и встает на теченье.
«глаголы прошедшего времени не замечают смерти…»
глаголы прошедшего времени не замечают смерти,
не сбиваются с курса,
не понимают условностей, возмутительно разнополы,
в тихом омуте, по доверенности, проживают не черти
а поэты озерной школы,
у них там свои собрания, соечьи и сорочьи,
лягушачьи, рыбьи, змеиные, чаепитие всех со всеми,
но к омуту подходить не стоит ни днем, ни ночью,
не пить воды из копытца, не есть луны из колодца,
случайно ожгут глаголом – и вокруг изменится время,
перестанет метаться по древу безличной мысью,
гнать, держать и зависеть —
и кто же тогда проснется?
Кто же тогда проснулся?
охранная грамота
перевод на латынь, иврит и вестготский
придает словам совершенный вид,
податель сего арестован Троцким
и больше аресту не подлежит,
он избегает жадного зева,
документ действителен на века,
податель сего убит подо Ржевом —
и пишет, покуда тянет строка,
как хочет – так дышит, издалека,
из-под корней, слоев, поколений,
из прошлого, из грамматической сени,
куда не достанет ничей конвой,
где цело все, что везде на исходе…
пока не вспомнишь, что ты – свободен,
пока не вспомнишь, что ты – живой.
1
Никулин Н. Н. Воспоминания о войне. СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2008 (http://lib.ru/MEMUARY/1939-1945/PEHOTA/nikulin.txt_with-big-pictures.html).