Читать интересную книгу "Путешествие героини. Женский путь к целостности - Морин Мердок"

ее в «страну, откуда нет возврата», чтобы присутствовать на похоронах Гугаланны. Услышав это, Эрешкигаль хлопает себя по бедру и прикусывает губу, а затем приказывает Нети обращаться с Инанной по тем же законам и обрядам, что и со всеми, кто входит в ее царство. Инанна должна снять царственные одежды и войти в подземный мир с низким поклоном.

Привратник выполняет приказ и снимает по одной из великолепных регалий Инанны у каждых из семи врат. Ее раздевают догола и оценивают. Эрешкигаль смотрит на сестру оком смерти. Она произносит гневные слова, убивает ее и вешает ее труп на крюк, чтобы тот сгнил. Когда Инанна не возвращается через три дня, Ниншубур начинает причитать и, колотя в барабан, обходить дома богов. Она отправляется к Энлилю, верховному богу неба и земли, и к Нанне, богу Луны и отцу Инанны, но оба отказываются вмешиваться в дела подземного мира. Наконец Энки, бог вод и мудрости, слышит мольбу Ниншубур и скорбит об Инанне.

Он решает ее спасти, создав из грязи под ногтем двух существ, не мужского и не женского пола. Он приказывает им отнести еду и питье в подземный мир и велит скорбеть вместе с Эрешкигаль. Они незаметно проникают в подземный мир и утешают Эрешкигаль, которая то ли оплакивает умершего супруга, то ли стонет от родовых схваток. Она так благодарна за сочувствие, что предлагает им подарок. Они просят принести им тело Инанны, окропляют его пищей и водой жизни. Воскресшей Инанне напоминают: если она хочет покинуть подземный мир, то должна подобрать себе замену. Когда она возвращается через семь врат и забирает свои царственные одежды, к ней прицепляются демоны, желающие найти козла отпущения.

Последняя часть мифа посвящена поискам замены супруга по имени Думузи, который не оплакивал смерть Инанны, а занял ее трон.

Инанна – образец женской целостности, выходящей за рамки материнской: это воплощение плодородия земли, богиня утренних и вечерних звезд, войны, плотской любви, исцеления, эмоций и песни. Она – странница. Она нарушает запрет на пересечение порога подземного мира. У каждых из семи врат она отказывается от определенных частей своей личности. Это «раскрытие предполагает избавление от старых иллюзий и ложных личностей, которые, возможно, служили в верхнем мире, но ничего не значат в Преисподней»[108].

Эрешкигаль была лишена невинности богами и сослана в подземный мир, как и все, что связано с природой и телом. Она – часть женского начала, ушедшая в подполье. Она воплощает ярость, жадность и страх потери. Она – грубая, первобытная сексуальная энергия, женская сила, отделившаяся от сознания. Она – женские инстинкты и интуиция, которые игнорируются и высмеиваются. «В ней возможная жизнь лежит неподвижно, в муках рождения», перед тем как найти выражение[109].

Я испытываю благоговейный трепет перед Эрешкигаль, поскольку знаю, что у нее есть сила, способная тронуть меня до глубины души. Ее безличная сила не только разрушает, но и преобразует, «подобно распаду и созреванию, которые воздействуют на пассивную, неподвижную жертву даже агрессивно и против ее воли. Такие безликие силы пожирают и разрушают, вынашивают и дают жизнь с неумолимой безжалостностью»[110].

Она – место, где дремлют смерть и новая жизнь, место неизбежного разрушения и исцеления. При встрече с Эрешкигаль женщина сталкивается со своей темной стороной, гневом и яростью, которые не выражала десятилетиями, пока пыталась угодить небесным отцам. Одна клиентка описывает это как шар из расплавленного железа, который терзает изнутри ее грудь.

Эрешкигаль олицетворяет отношение женщины к работе глубинных слоев ее психики, тела, инстинктивной природы. Она требует почтения и уважения. Она смотрит на нас своим оком смерти, видя то, чего мы сами не хотим замечать. Она требует, чтобы мы посмотрели на те части себя, от которых отделились.

В самых негативных проявлениях она может остановить жизнь. Клиентка описывает, как ее мать смотрела сквозь нее «дурным глазом»: «Когда она злилась, то сверлила меня злобным взглядом и замолкала на неделю. Это было похоже на черную дыру. Она вела себя так, словно я умерла: не видела меня, не слышала, не разговаривала со мной. Я ощущала опустошение из-за того, что была так отделена от нее. Казалось, моя жизнь закончилась, я не могу двигаться дальше. Я умоляла ее прекратить, но тщетно».

Эрешкигаль насаживает Инанну на крюк, наполняя ее «всеобъемлющую женскую пустоту женской силой ян. Это придает женщине целостность: она не зависит от мужчины или ребенка, а может быть самостоятельной личностью»[111]. Она знает, на что готова согласиться, а на что нет. Когда женщина начинает самоутверждаться, ее часто считают неуступчивой и стервозной, не желающей больше улыбаться, сдерживать чувства, помалкивать и угождать. Но чтобы женщина стала цельной, она должна вернуть себе темную мать.

ВСТРЕЧА С ТЕМНОЙ МАТЕРЬЮ

Во время спуска женщина переживает период замкнутости или депрессии, медленного болезненного саморазвития, во время которого стирает отождествление с эго-сознанием и возвращается к состоянию, когда тело и разум знали все еще до того, как появились слова. Она может испытывать невероятное чувство опустошенности, отсутствия внимания, изоляции, покинутости, недооцененности. Она чувствует себя бездомной, осиротевшей, бесприютной. Подобно Деметре и Инанне, она бесплодна. Она может ощущать себя нагой и незащищенной, бесполой, унылой и ранимой. Ей порой снятся туннели, метро, утробы, гробницы, поглощение змеями; или она, подобно Ионе, оказывается в чреве кита. Если она сможет превратить спуск в осознанное посвящение, то не заблудится в темноте.

Одной клиентке приснилась встреча с темной матерью в поезде метро. «Я еду в подземке с пятилетней дочерью, еще одним ребенком и мужем. Поезд подходит к станции, мы начинаем выходить. Моя дочь, Марайя, выбегает первой, ее шляпку сдувает ветром, и она бросается следом. Я устремляюсь за дочерью и не нахожу ее, но вижу, как по другую сторону путей за чем-то бегут дети. Я не вижу Марайю, но знаю, что с ней все в порядке, она не упала на рельсы. Я спешу обратно в вагон, чтобы взять свой багаж, сумку с фотоаппаратом и кошелек и передать их мужу. Когда я возвращаюсь за очередной вещью, поезд трогается. Я в поезде без багажа, денег, фотоаппарата и не знаю названия станции, где оставила семью. В вагоне, кроме меня, только две женщины. Одна лежит, как больная, а другая ухаживает за ней. Я спрашиваю их, как называется станция, от которой мы только что отъехали. Они не знают, но отвечают, что до следующей остановки еще минимум сорок минут. Я рассказываю им о своей проблеме, а они говорят: “Вот это вы попали в переплет!” – но помощь не предлагают. Я понимаю, что придется попросить у них хотя бы доллар, чтобы вернуться, но не знаю, куда ехать и будет ли меня там ждать моя семья».

Я предложила поработать с образами сновидения и в своем воображении поговорить с женщинами в вагоне. «Это моя мама и я. “Как вы оказались со мной в одном вагоне?” – спрашиваю я. Они отвечают: “Ты должна встретиться с нами лицом к лицу, прежде чем сможешь сойти”. Я смотрю им в лица. В позе лежащей матери чувствуется сила, дочь ухаживает за ней. Мать насмешлива, ленива, властна. Я сжимаюсь в ее присутствии, но ухаживаю за ней с любовью. При этом мне хотелось бы убить ее.

Она болезненна и зависима, ее сила именно в этом. Своей зависимостью она приковывает меня к себе. Я ощущаю оцепенение. Даже не знаю, куда идет поезд. Я чувствую себя в ловушке в этом вагоне вместе с ней. Мне хочется сказать, чтобы она встала и ушла, но я боюсь, что она накажет меня, отказавшись от своей зависимости. На самом деле она меня не любит. Я это знаю, но притворяюсь, что я ей нужна. Я становлюсь многострадальной мученицей. Разве я не молодец? Я забочусь о матери.

Мне нужно выйти на следующей станции и уйти от нее. Тогда бы я освободилась. Женщина напротив меня такая свободная. У нее ничего нет. Ни багажа, ни семьи, ни денег. Она не знает рамок, хотя и боится. Я привязана к тому, чего даже не существует: к прежнему отождествлению, образу дочери больной