Она обнимает Брэна, а он обнимает ее в сладком, мягком и абсолютно ненужном проявлении привязанности.
Я не понимаю, почему нейротипичные люди так стремятся к самоутверждению и считают жизненно важным проявлять заботу и любовь. Не похоже, что они не могут выжить без утомительных эмоций.
— Какой приятный сюрприз, — говорит он, когда они отрываются друг от друга. — Почему ты не сказала мне, что придешь?
— Ава сказала, что сначала ей нужно в кое-чем убедиться.
Например, она должна была убедиться, что Илая нет в пределах периметра, прежде чем решить, приходить или нет. Не спрашивайте, откуда я это знаю. Во-первых, на данный момент это далеко не секрет – даже садовник и его большая семья, вероятно, знают об их странной прелюдии. Во-вторых, так случилось, что я держу жизни и секреты каждого человека на ладони на случай возможного использования в будущем.
Глин кивает мне, как будто мы коллеги в заносчивой юридической фирме.
— Лэн.
Я киваю в ответ с той же энергией.
— Маленькая принцесса.
С тех пор, как папа называет маму принцессой, Глин носит титул «маленькая принцесса».
Моя сестра напрягается, вероятно, думая, что я замышляю что-то недоброе, включая, но, не ограничиваясь этим, стирание с лица земли ее парня.
Я смеюсь и треплю ее по волосам.
— Расслабься. Ты слишком напряжена.
Брэн качает головой, больше в знак смирения, чем из-за чего-либо еще, но Глин испускает вздох. Ей нравится притворяться, что ее ненормальный парень отличается от меня только потому, что она влюбилась в него сильнее, чем мотылек в пламя. Ну да ладно. Я действительно причинил ей небольшой дискомфорт. Под небольшим я подразумеваю, что никогда по-настоящему не проявлял к ней привязанности, как это делает Брэн, и вместо этого предпочитал присматривать за ней.
Один из нас должен был стать символом аскетизма, и Брэн определенно не может быть суровым даже ради спасения собственной жизни.
Кроме того, она никогда по-настоящему не нуждалась в этом от меня, и я предпочитаю не притворяться, когда дело касается моей семьи. Это утомительно и кажется достаточно опустошенным, как и в остальном мире, и они, конечно, не принадлежат к той же категории, что и моя семья.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что здесь нет рыбы с жареным картофелем? — Реми спрашивает Аву, затем тычет в нее пальцем. — Ты вообще англичанка? Вытащи этого самозванца из себя.
— Ты просил ее в прошлый раз. Мы захотели чего-то нового. Кроме того, индийская кухня восхитительна! — она отталкивает его. — И перестань тыкать в меня.
— Ты должна быть польщена тем, что моя светлость вообще прикасается к тебе, крестьянка.
— Я собираюсь откусить тебе голову.
— Я бы хотел посмотреть на это.
Я подхожу к ним и киваю Сесили, которая выносит коробки с едой на вынос. Она кивает в ответ и полностью сосредотачивается на своей задаче. Раньше она была влюблена в меня – как и все, кто имел честь встретиться со мной. Ну, не влюблена, но она была сильно очарована моим неизмеримым обаянием, но, как и каждая девушка с мозгами, она вскоре поняла, что внутри меня нет ничего, до чего она могла бы дотянуться.
Ни для кого не секрет, что я пустое воплощение анархии и разрушения. Вместилище нехарактерно жестоких тенденций и художественного гения.
На самом деле, когда эти черты личности исчезают, я становлюсь ничем иным, как воздухом без запаха. Это одна из причин, по которой я сделал хаос целью своего существования. Без этого я – бесконечная пустота.
Я не обманываю себя по поводу этих фактов. Некоторые девушки – включая взрослую Сесили, обманываются. Им нравится думать, что они могут исправить меня, а я позволяю им сохранять иллюзию, пока разбиваю их на непоправимые кусочки.
Что? Я не привязан к каким-либо условиям, мне нравятся приключения по новым дырочкам. Не моя вина, что они придумывают детские имена после того, как я трахаю их до беспамятства.
Однако я не трахал Сесили. Однажды я подумывал об этом, но потом подумал о ее сверхстрогом отце, дяде Ксандре, который расчленил бы меня и выпил бы мою кровь в качестве основного блюда, если бы я когда-нибудь приблизился к его драгоценной принцессе.
И хотя у меня моральный компас акулы, мне не нравится мутить воду слишком близко к дому. Мои родители дружили с родителями Авы, Сесили и Реми задолго до того, как мы родились, и я предположил, что было бы непрактично, если бы их родители гонялись за моими с клюшкой для гольфа во время семейных ужинов.
Однако это не значит, что я не могу с ними связываться.
Держа Брэна и Глин в поле моего периферийного зрения, пока они рассказывают о своих жалких отношениях, я прислоняюсь к колонне и ухмыляюсь Аве. Она прерывает свои детские разговоры с Реми и, прищурившись, смотрит на меня.
— И чего ты хочешь? — она фыркает. — Тоже собираешься жаловаться на рыбу с жареной картошкой?
— Не-а. Меня меньше всего волнует, какую пищу я потребляю, — в конце концов, ее единственная цель – поддерживать работу организма и помогать трахаться.
То есть до тех пор, пока я неизбежно не упаду в обморок.
— Тогда почему ты ухмыляешься, как подражатель Сатаны? — спрашивает Ава, совершенно не обращая внимания на Реми, который уже набрасывается на еду несмотря на то, что две секунды назад устроил драму по этому поводу.
— Ты ранишь меня. Я думал, Сатана хотел быть мной.
Она закатывает глаза и скрещивает руки на груди, длинные русалочьи рукава ее розовой кофточки сами по себе показывают ее характер.
— Ты пришла, потому что думала, что Илая здесь нет, так ведь?
Злорадное выражение ее лица меняется.
— Да кто он такой? Меня меньше всего волнует его присутствие или отсутствие.
— В таком случае, тебе было бы все равно знай ты, что он вернется домой примерно через… — я замолкаю и смотрю на свои часы, которые стоят больше, чем дюжина ее Лабутенов. — Пятнадцать минут.
Ее лицо бледнеет, и она прочищает горло.
— Ты блефуешь, просто чтобы поиздеваться надо мной.
— Это я блефую? — я беру свой телефон и отправляю короткое сообщение своему двоюродному брату.
Лэндон: Ава здесь с вкусной едой. Пальчики оближешь.
Он не разочаровывает, и его ответ приходит в считанные секунды.
Илай: Буду там через пятнадцать минут. Тебе лучше заставить землю поглотить твою гедонистическую форму до того, как я приеду.
Я нажимаю на последнее сообщение, чтобы оно размыло фон, затем показываю его Аве.
Она сглатывает и прищуривает глаза.
— Ты сказал ему, что я здесь?
— Что заставляет тебя так думать?
— Может быть то, что ты ведешь себя как придурок?
— Ты нашла другое слово для обозначения Купидона?
Она рычит, как загнанный в угол зверь, и я ухмыляюсь, обдумывая, как поиграть с ними дальше, прежде чем он действительно приедет.
То есть, если Ава не убежит или не исчезнет как призрак, поскольку она, оказывается, трусиха.
Говоря о трусах, я перепроверяю некоторые сообщения, которые отправил Мии за последнюю неделю, которые она имела наглость не прочитать.
Если бы ты так не спешила, я бы подвез тебя, как только закончил бы слизывать твой вкус со своих пальцев. Никогда не думал о киске как о пятизвездочном ужине, но я быстро меняю свое мнение.
Напиши мне ответ, когда закончишь прятать голову в песок. На твоем месте я бы избавил себя от лишних хлопот. Это не сработает.
Если ты прекратишь убегать, мы, возможно, повторим, и я позволю тебе отсосать у меня.
Мне любопытно. У тебя обычно такое выражение лица, когда ты кончаешь? Если ты не ответишь, я могу разыскать твоих бывших любовников и подтвердить теорию. Тебе интересно знать, что это за теория?
Очевидно, нет, потому что ты увлекаешься этой странной, труднодоступной прелюдией. Я уверен, ты уже поняла, что я не совсем нормальный и эта тактика на мне не работает.
Терпение – не моя сильная сторона, маленькая муза. Не заставляй меня преследовать тебя.