Читать интересную книгу "Я – Ворона (СИ) - Карина Вран"

к одинокой девушке, останавливается в шаге. За ее спиной. Причем ухитряется почти не закрывать отличный вид в кадре.

— Князь, — голос низкий, вкрадчивый. — Как ваше здоровье? Слышала, вы обращались к лекарю.

— Ты поэтому пришла сама? — не оставляет сомнений в знакомстве принц. — Не волнуйся, я в порядке. Ты узнала то, что я просил?

Девушка степенно кивает. Мужчина делает шаг вперед, оказываясь ровно над ней. Он выше: подбородок на уровне кончика уха. Поэтому ему приходится наклоняться, когда дева что-то шепчет, прикрывая ладонью рот.

Потом он уйдет. Она нагнется, сорвет с куста бутон. Подойдет к пруду, вытянет руку. Сожмет ее так крепко, что лепестки смятого цветка посыплются в воду. И уйдет вдаль по окаймляющей пруд дорожке. Так и не обернется, не покажет лицо.

— Стоп. Снято, — обрывает магию грациозных движений актрисы и отблесков солнечных лучей на бирюзовой глади Ян. — Перерыв на обед.

— Фу-уф, — трясу головой.

Понимаю, что это снова была эстетика ради эстетики. Но как же это было завораживающе прекрасно! Я прямо-таки будто сама погрузилась в это плавное художественное повествование в красочном видеоряде. И да: ужасно хочется узнать, что там будет дальше. Конечно, я могу воспользоваться спойлерами: у меня тут как бы мать моя китайская женщина с доступом к сценарию. Но интереснее узнавать в процессе.

— На площадке при входе ждет кейтеринг, — громко оповещает всех телохранитель звездочки. — Госпожа Лин будет рада, если все присоединятся к обеду.

— Мама? — оборачиваюсь к своей кормилице.

Мне так-то все еще не выпала возможность легализовать свой слабый английский. Так что деточка как бы не понимает.

— Выездное питание, — отвечает Мэйхуа. — Из ресторана привозят еду. Должно быть, это вкусно.

Киваю: всяко вкуснее, чем ассорти закусок с рисом в каждодневных «боксах».

— А у нас что-то есть? — осведомляюсь. — Свое?

Тут все же не те условия, чтобы переносную кухню организовывать. Но вроде бы моя замечательная паковала с собой с утречка что-то. Учитывая, что мы выдвинулись из отеля в три утра, я не очень понимаю, когда она спит. А с вечера, помню же, еще и с вышивкой сидела.

— Суп и чай, — с извиняющимся видом достает она из баула термосумку и термос.

— И посуду тоже доставай, — командую. — Чу, ты можешь сходить. Туда.

Помощница делает испуганное лицо (снова). Светлеет, аки солнышко, когда видит третий набор приборов. Наш пикник у псевдоисторического водоема проходит тихо и мирно. Втроем, все остальные ушли. И хорошо.

Никто не чавкает над ухом, не болтает с набитым ртом. Чу в этом плане молодец. Но она по жизни все делает тихо, как мышка. Наверное, чтобы не прилетело за неосторожное движение или звук. Я так поняла по оговоркам, что в ее семье всякое случалось. Но напрямую она не жаловалась, а теребить душу, чтобы свое любопытство потешить? Нет, спасибо, воздержусь.

После еды Чу пошла выбросить одноразовую посуду. Мама достала записную книжку и начала рисовать. Пейзаж красивый, для шелковой картины очень даже подойдет.

А меня тянет к пруду. Очень уж цвет воды красив. Примащиваюсь на каменные перила, как на жердочку. Любуюсь бабочкой. Малышка машет над листьями лотосов изящными крылышками: черными с желтой окантовкой снизу.

Немножко выпадаю из потока времени. Жаркое солнце вовсю печет, ранний подъем и теплая еда способствуют тому, чтобы маленького человечка разморило. И танец бабочки над водой — залипательно.

Поэтому, когда вода — словно в замедленной киносъемке — начинает приближаться к лицу, мысль в голове лишь о том, какая ж я растяпа.

А дальше думать некогда. Ярко-бирюзовая, будто нарисованная поверхность пруда смыкается над моей головой.

Отрезает все звуки. Пузырьки такие красивые… А цвет и с этой стороны такой глубокий… Стоп! Какие пузырьки, какие, мать мою, цвета? У меня что, шок? Еще не хватало.

Спокойно, Мэйли, спокойно. Ты умеешь плавать. Надо только задержать дыхание, зажать носопырку, дождаться замедления… Раньше трепыхаться — только тратить силы зря. Может, тут дно близко, и можно будет оттолкнуться?

Это же не натуральный омут, а рукотворная лужа, откуда взяться глубине? Нога и впрямь утыкается в твердое. И с этим тычком приходит понимание-воспоминание. Тычок в плечо. Совсем слабый, но тельцу двухлетки хватило. Я-то растяпа, раз прозевала того, кто и подошел, и толкнул. Но сейчас не до того.

Надо выровнять тело. Обувка легкая, но ощутимо тянет вниз. Увы, на то, чтоб разуться, нет времени, как и на любые другие маневры. Толчок! Ноги мои лопасти, гребите, что есть мочи. Руками «разводим тучи» над головой. И не вдыхаем. Жжет в груди, тянет обратно мокрая одежда, туфельки как из чугуна. Ни разу не хрустальные, не быть мне золушкой.

Или вообще — не быть?

Некогда думать, бегут ли меня спасать. Пока что из теней над головой исключительно листья лотоса. Я тихо сидела. Упала тоже тихо: там уже галдели сзади, народ постепенно подтягивался с обеда. Гул мог заглушить тихий плеск.

Давайте, руки, вы нынче будете за крылья. Сильные, мощные крылья растяпы-вороны.

Перед глазами почернело, макушка уткнулась в зеленый лист. Последнее усилие! Есть: нос-рот над водой. Вдох. Да бесовы лотосы! Зацепила ногой стебель. На секунду пробило в холод: как склизкие холодные пальцы утопленницы хватанули за штанину. Развитое воображение порою — враг, а не друг. Этот миг стоит мне дорого. Ногу сводит судорогой. В бедре, плохое место.

— Мама!

Успеваю сделать еще один короткий вдох и задержать дыхание. Еще зажмуриться, не переставая работать руками. Раз низ — «лопасти» — вышел из строя, «крылья» без поддержки долго не протянут. Не удержат на плаву ворону мелкую.

Я умею плавать. Я-прошлая, во взрослом теле. Но этого, как выясняется, мало для крохотуськи Мэйли. Если бы не судорога, хватило бы. Но…

Огромная черная тень падает сверху. Брат мой старший и сильный, ворон? Так, похоже, снова паника мутит разум. Нельзя поддаваться, маши, дура глупая, крыльями. И клювом не щелкай! Уже ж дощелкалась…

Резкий рывок. Влечет вверх — я стараюсь помогать этой тяге, как могу. Черное близится, оказывается не черным, а синим и красным. И тут же сменяется светлым. Небо, облака и белое, как рисовая пудра, лицо мамочки.

— Цела, — сплевывает воду (кажется, это я в него плюхнула) бесполезный принц.

Поднимает меня, а там мою сырую тушку вытягивают в несколько пар рук.

Не такой уж и бесполезный. Двух подряд девчонок из воды спас. Причем одну по-настоящему.

Все резко начинают суетиться, мельтешить, причитать и ругаться.

— А-Ли, доченька, — это, понятно, мамуля.

— Не наглоталась? — Чу трясется, но старается быть полезной. — Надо убрать воду.

— Возмутительная безответственность, — квакает жаб.