Из-за двери с табличкой? 330 не раздавалось никаких звуков. Легонько постучав и получив ответ, Кэноэ решительно толкнул дверь и оказался в небольшой комнате, разделенной выцветшей полотняной занавеской на две части. Прямо напротив него беременная женщина средних лет, сидя за небольшим покосившимся столом, кормила из пластиковой миски девочку лет трех. Еще одна девочка, постарше, сидела рядом, опустошая вторую миску. У дальней стены, возле полуоткрытого окна, затянутого сеткой, стояла трехъярусная кровать из некрашеного дерева, сверху свисала на шнуре электролампочка. Больше в этой части комнаты ничего не было.
"На редкость чистая нищета", – вспомнилась Кэноэ фраза из какой-то книги. В комнате, действительно, было очень чисто, пол из неровных крашеных досок был тщательно вымыт, а у порога лежала влажная тряпка.
Женщина вопросительно посмотрела на Кэноэ, но тут занавеска распахнулась, и навстречу гостю вышел темноволосый мужчина, торопливо застегивающий рубашку. Кэноэ узнал его сразу, хотя до этого видел его всего несколько минут и больше двух дюжин дней назад. Глаза мужчины расширились от удивления – он тоже узнал Кэноэ.
– Вы? – изумленно пробормотал он, делая медленный поклон. – Ваше?…
– Мое, мое, – добродушно кивнул Кэноэ. – Вас зовут Кмалорн, верно?
– Верно, – мужчина уже справился с волнением. – Хеле, дорогая, это тот человек, который выручил меня во время облавы…
– Ваше высочество! – женщина поднялась из-за стола и сделала неглубокий поклон, разрешенный в ее положении. К удивлению Кэноэ, она исполнила его совершенно правильно, будто придворная дама. – Мы рады приветствовать вас в нашем скромном жилище!
Вместе с матерью поклонились и дети, сделав это с трогательной серьезностью. Кэноэ наклонил голову им в ответ.
– Я много… думал о вас, – медленно сказал он, с трудом подбирая слова. – Когда живешь во Дворце, просто не видишь… некоторых вещей. После той… встречи я чувствую… что-то вроде ответственности за вас. Я хотел бы лучше узнать вас… узнать, как и чем вы живете… Может быть, чем-то помочь…
– Мы благодарим вас за заботу, ваше высочество, – Кмалорн уже совсем не походил на того несчастного, что рыдал от бессилия во время полицейской облавы. – Но мы неплохо справляемся и сами. Благодарение Небу, у меня хорошая работа, начальник меня ценит и даже готов взять на постоянную должность после моей… легализации. Если Небо сохранит нас, через четыре или пять дюжин дней я смогу стереть штрафную отметку в карточке и получить разрешение на проживание и работу… Мой младший сын, когда родится, будет уже столичным жителем… Мои старшие дети ходят в школу, там работают прекрасные люди, настоящие подвижники, они дадут им хорошее образование. Нам ничего не нужно, ваше высочество. Деньги? Они не бывают лишними никогда, но я умею зарабатывать их и сам. Конечно, я бы не отказался получить сейчас чистую личную карточку, лучшую работу, маленькую квартирку где-то в Столице. Но разве это в вашей власти?
– Не в моей, – покачал головой Кэноэ. – В этом мире вообще поразительно мало вещей, которые были бы в моей власти. Вы правы. Я не в силах сделать для вас что-либо реальное… Я только вчера прилетел из 38-й провинции. Там мне удавалось все, я был почти всемогущим… Наверное, мне нужно было попасть к вам, чтобы вернуться в привычный мир. Где я не могу сделать почти ничего…
– Не печальтесь, ваше высочество, – в голосе Хеле послышались материнские интонации. – Вы хотели что-то сделать, а это главное. Может быть, в будущем вам как-то удастся помочь всем нам…
– Может быть, – прошептал Кэноэ.
Этот разговор стал его тяготить. Он чувствовал нарастающую неловкость, но тут в комнату ворвался без стука маленький ураган, который оказался вихрастым мальчишкой лет четырнадцати.
– Что я видел, что я видел! – затараторил он с порога, не обращая внимания на гостя. – Там один парень – всю банду Кривули положил! Каждого – только так! Одним ударом! А самого Кривулю в мусорный бак запихнул!… Ой! Это вы!… Вы к моему папе пришли, да?! А где вы научились так классно драться?!
– Учитель был хороший, – усмехнулся Кэноэ. Заводной мальчишка ему нравился.
– Грини, поздоровайся, – одернул мальчика отец. – Это его высочество принц Кэноэ. Помнишь, я рассказывал? Тот, кто вытащил меня из облавы.
– Ух ты! – мальчик сделал быстрый поклон, не сводя глаз с Кэноэ. – Так вы настоящий принц? Я так и думал, что вы – совсем особенный, вы так классно им надавали!…
– Ваше высочество! – Хеле снова сделала неглубокий поклон. – Мы мало чего можем предложить, но вы не побрезгуете разделить с нами трапезу?
– Ни в коем случае! – Кэноэ с благодарностью опустился на предложенный ему колченогий стул. – Но раз я уж пришел в гости с пустыми руками, я бы хотел вам предложить купить что-то, приличествующее случаю.
С этими словами Кэноэ протянул Кмалорну две сложенные пополам полусотенные банкноты – наверное, немногим меньше его заработка за декаду.
– Как вам будет угодно, ваше высочество, – Кмалорн взял деньги и протянул их сыну. – Грини, сбегай в лавку на первый этаж! Скажи, что для особенного гостя.
– Ага, – кивнул мальчик, но так и не тронулся с места. – Ва… ваше высочество, – несмело обратился он к Кэноэ. – А можно, я приведу пару своих приятелей? Они никогда не видели настоящего принца. А если я расскажу, так они не поверят и будут считать меня выдумщиком…
– Можно, – улыбнулся Кэноэ. – Сегодня – все можно…
Маленькая комната была переполнена людьми. Он сам не заметил, как это случилось – просто за детьми приходили их родители, а те, в свою очередь, прокладывали путь для знакомых или соседей. Просто в какой-то момент Кэноэ понял, что обсуждает достоинства запрещенных стихов Лаунимегле со стариком-вахтером и одновременно слушает жалобы о том, как трудно прожить в Старом Городе молодой красивой женщине, чтобы не оказаться на панели или в шоу, что почти одно и то же, и откуда можно уйти только в смерть…
Вообще, он больше слушал, чем говорил сам. Он был первооткрывателем, пытливым исследователем целого неизвестного ему мира, который больше двух веков существовал в тени благополучной и кичливой Столицы. Столичные министерства и учреждения, благоденствующие и разрастающиеся с каждым годом, исполинским пылесосом втягивали в себя людской поток, захватывая в свою орбиту и многомиллионный слой детей заводских рабочих, ищущих лучшей доли для своих сыновей и дочерей. Но на место тех, кто оставлял станки и конвейеры ради министерских коридоров, приходили новые, только что вырвавшиеся с каторги полурабского труда на комбинатах продовольственного пояса. Те же, в свою очередь, освобождали места для молодых провинциалов, ищущих в Столице нет, не карьеры и фортуны, а только иной судьбы для своих детей и внуков и смутной надежды выбраться из привычного круговорота для самих себя…
Он был никто в этом мире – чужак, временный гость, пришелец извне, привилегированный столичный житель, с рождения обладающий всеми теми правами, ради надежды получить которые эти люди обрекли себя на годы нищеты и унижений. Все, что он мог, – это выслушивать их страшные в своей обыденности рассказы о вечном страхе перед высылкой, интригах и доносах, бессовестных хозяевах, постоянном терроре со стороны уголовников, бесправии и безответности и опять о вечном, непреходящем, неуничтожимом страхе…
– Послушайте, – сказал он им. – Я чужой, я не в силах понять вашу жизнь до конца – для этого мне надо было прожить ее рядом с вами – но я не могу понять одного: почему вы все так одиноки, запуганы и пассивны?! У вас хватило мужества, чтобы оставить за спиной прежнюю жизнь, почему же вы так сильно боитесь здесь? Почему те пятеро, которых вы называете бандой Кривули, были хозяевами всего района? Я ведь так легко справился с ними всеми. Почему этого не смог сделать никто из вас?
– Вы не здешний, – подал голос кто-то невидимый за рядами молчаливо и исступленно ждущих лиц. – У вас нет здесь ни семьи, ни детей, вы не знаете, что такое – трястись от каждого стука в дверь. Они сильны. Их пятеро. Что я могу против них сделать один?!