Перед Гэджем лежала промоина, огромная прореха в бревенчатой кладке, и за краем так некстати оборвавшейся гати равнодушно пузырилась зеленоватая топь…
Видимо, здесь шли ремонтные работы, и бревенчатый настил оказался снят; кладка отсутствовала на протяжении нескольких ярдов, и продвигаться дальше можно было лишь по узким мосткам, протянутым через трясину обочь основного тракта. Ах ты ж, пёс! Вот почему вчера по гати не проходили обозы: пеший или верховой мог бы при известной осторожности и аккуратности миновать узкие мостки, но телега или прочий гужевой транспорт здесь явно не проехали бы.
Но останавливаться было нельзя, и Гэдж, не раздумывая, ступил на мостки. Ему казалось, что туман по сторонам колышется — столько вокруг собралось гуулов… Они подстерегали его здесь, зная, что на этом узком участке дороги добыча окажется в куда большей досягаемости. Гэдж собрал все силы; он бежал по мосткам большими прыжками, надеясь миновать опасное место как можно скорее, и какие-то несколько секунд ему представлялось, что он успеет проскочить разлом прежде, чем гуулы до него доберутся. Противоположный край гати был совсем близко, не далее десятка ярдов, сквозь пелену тумана Гэдж уже видел груду заготовленных для ремонта жердей и бревен; должно быть, работы прервала наступившая ночь, но завтра поутру они должны были возобновиться. Осталось недалеко… Ну же…
Но Гэдж не успел.
Что-то подсунулось ему под ногу, какая-то скользкая упругая масса, и, споткнувшись о неё на бегу, орк на секунду потерял равновесие. Нелепо взмахнув руками, он боком рухнул за край мостков — в мягкую и податливую, туго лопнувшую под ним зловонную жижу.
Его тут же ухватили за ногу и куда-то поволокли — дальше, в глубину болот. «В лапы им не попадайся — узлом завяжут, руки-ноги пообломают, и всё: продукт готов к употреблению…» Да уж, в истинности папашиных слов сомневаться не приходилось! Гэдж изо всех сил ударил изловившего его гуула палкой, действуя ею, как копьем — и тварь, с булькающим свистом втянув щупальца, отвалилась тяжелым сдувшимся мешком. Но на Гэджа уже наседали и слева, и справа, и спереди, и сзади, и орк едва успевал отбиваться; он пытался подняться, выпрямиться, встать на ноги, но топкая почва расплывалась, подавалась под ним, уходила куда-то в бездну, и он никак не мог нащупать рядом достаточно верную твердь.
Да что за дурацкое невезение!
Спасительные мостки остались где-то позади, совсем рядом, в полудюжине ярдов, и смутной полосой виделись Гэджу сквозь то расползающееся, то вновь густеющее рубище тумана. Между ним и мостками пролегала мягкая мшистая лужайка, казавшаяся вполне надежной и безобидной, и в отчаянии, гонимый гуулами, потеряв всякую осторожность, Гэдж рванулся вперед через эту лужайку, надеясь в быстром броске преодолеть отделявшие его от спасения несколько шагов.
Он тут же почувствовал, что под ногами его нет дна… Но гуулы поджимали со всех сторон, а мостки были так близко, рукой подать! Сгоряча, как раненный, Гэдж рванулся вперед — и еще раз, и еще, надеясь перескочить через прорву — и тут же провалился по пояс и почувствовал себя плотно охваченным со всех сторон: ноги его беспомощно повисли в жадной густой глубине, не находя опоры, сапоги, разом наглотавшиеся грязи, потянули его вниз, как привязанные к ногам чугунные чушки. Впрочем, в первую секунду, разгоряченный бегством и битвой, он даже не особенно испугался — мостки были совсем рядом, и дотянуться до них орку не казалось особенно трудным делом. Он положил древко копья плашмя перед собой и лёг на него грудью, не смея шелохнуться, стараясь выровнять дыхание — малейшее движение, даже слишком глубокий вздох усугубляли дело, выводя трясину из равновесия. Вся отчаянность создавшегося положения дошла до него как-то сразу, рывком, когда он понял, что из разверзшейся под ногами ловушки ему не выбраться…
Мостки действительно были совсем рядом от него, буквально в паре ярдов, в нескольких шагах — но сделать эти несколько шагов Гэдж не мог. Ухватиться ему было не за что. Рассчитывать, кроме как на себя самого, посреди ночных трясин не на кого. Болото жадно вцепилось в пойманную добычу и расставаться с ней не собиралось, хотя пару-тройку часов Гэдж еще мог бы продержаться: топь нетороплива и убивает неспешно, до конца сохраняя пойманную жертву в сознании, позволяя ей в полной мере прочувствовать все детали происходящего…
Сколько осталось до рассвета? Когда на гать вернутся люди и снаги, чтобы закончить не доделанный накануне ремонт? Да и вернутся ли вообще?!
Гэджа охватил липкий неуправляемый ужас.
Гуулы собрались вокруг топкого места кольцом, пыхтели, шипели и клокотали; куда ни повернись, орк видел кишащие в тумане бородавчатые тела, извивающиеся щупальца, жуткие безглазые морды — однообразные уменьшенные копии Хозяйки. И все же, несмотря на странную способность беспрепятственно шнырять по болоту, первым сунуться в прорву никто не решался, а одного из тех, кто отважился подобраться чересчур близко, Гэдж огрел древком копья — о чем тут же и пожалел, провалившись в трясину почти по грудь. Он вновь опустил палку на поверхность топи и судорожно вцепился в неё — единственную свою опору, — а гуулы, ободренные беспомощностью жертвы, продолжали напирать, и Гэдж, не зная, что делать, яростно зарычал на них, закричал, заорал что было сил, вкладывая в этот мучительный полустон-полувопль все свое отчаяние и бессилие, всю злость на такое гнусное, никак не преодолимое стечение обстоятельств. Но, видимо, слишком уж он был жалок и испуган, и слишком слабым и надрывным вышел его крик, чтобы произвести на тварей какое-то впечатление, и, нехотя отступив, они тут же вернулись. В серенькой рассветной мгле, разгоравшейся где-то над болотами и пронизавшей туман мерцающим серебристым свечением, их паскудные паучьи рыльца выглядели особенно омерзительно.
И что теперь, со стоном спросил себя Гэдж. Что?
Неужели вот так оно всё и закончится? Неужели ему так и не суждено добраться до Замка? Вот так и останется он здесь навеки — между Росгобелом и Крепостью, между светом и тьмой, затерянный в тумане, повисший сгустком плоти в слое вонючей болотной грязи. Неужели подошли к концу пятнадцать лет его неудавшейся жизни, и всё, чего он в итоге оказался достоин — это бесславно захлебнуться в дерьме?.. Он чувствовал, как трясина медленно, но верно заглатывает его, сжимая ребра мягкими неумолимыми тисками — и рванулся, уже бестолково, ни о чем не думая, глотая слезы, впустую разгребая руками топь…
— Помогите! На помощь! Помогите!..
Глупо — кто мог его услышать? Равнодушная чёрная трясина молчала, лишь выпучился неподалёку мутный болотный глаз… злобно пересвистывались в