— Вот оно что! — у меня в груди все похолодело от перспектив. — А те работницы? Ну, что трудятся на фермах, плантациях, в больнице тоже их видела…
— Да, они везде, где требуется четкая исполнительность, точность, внимание, терпение.
— Поняла. А кто они, если не залетные?
— Столько залетных не наберется, чтобы занять ими все рабочие места, во-первых, бывшие пороки не дают сделать из них хороших служащих, во-вторых. А вообще, скажу сразу и прямо: ты видела клонов.
— Что? Клонов? Поэтому у них нет волос и…прочего?
— Им красота и прочее ни к чему, — хохотнул синеглазый. — Но они женщины, все же. Половой признак не отменен в их случае совсем. Это оттого, что женщины исполнительнее. А «другое» от их половой принадлежности им совсем ни к чему.
— Даже так?! То-то я заметила…
— Что? Что успела понять? Что они безразличны к окружающему? Не эмоциональны? Замкнуты на своих обязанностях? И не стремятся менять ничего в своей жизни?
— Как же вы этого добиваетесь? Этот секрет скрыт в операции клонирования?
— Не только. Ты жевательные шарики употребляла в пищу? И что потом чувствовала? Была вера в светлое будущее? А твоя женственность или чья-то мужественность тебя очень волновала?
— Вот оно что! А еще говорите, что наркомания-это исключительно порок нашего мира. А сами вводите своих людей в зависимость от вас через пищу, и еще…
— Не людей! А клонов!
— Ничего себе! У нас в последнее время разрастается пропасть между богатыми и бедными. А у вас, выходит, и того хуже! Некая верхушка решает не только быть ли войнам, переворотам, морам и прочим бедствиям. Они у вас творят круче ситуации, решают, кому быть людьми, а кому покладистыми клонами.
— Да, а кому отправляться в услужение в бордель. Не забывай об этом, милая. И твой длинный язык…он тоже легко может довести тебя от этого уютного дома до улицы тысячи мужских наслаждений.
Я думала, что это он так со мной игрался. Не могли эти хозяева жизни здешнего мира так назвать улицу города. А там, кто их знал? Нет, вид у него точно серьезным не был. Насмешливым да, а правдивым нет. И можно ли было вообще верить всему, что мне сейчас рассказал? Скорее всего, следовало поделить все надвое. А про бордель? Этого не знала определенно, но внутри поселилась тревога, вот это чувствовала точно. И что он еще говорил про стерилизацию? Не я ли своими глазами видела шрамы на животах у женщин? Поневоле, почувствуешь неприятный озноб и содрогнешься.
— Испугалась сейчас моих слов? Разговорчивая малышка! Или замерзла? Но даже если и так, я буду тебе полезен в обоих случаях. Иди ко мне, И смогу, как согреть, так и успокоить. Что скажешь?
Но отвечать ему мне не пришлось. В следующую минуту нас в комнате стало уже трое. И Отелло, притулившийся в углу за тем самым большим креслом, был не в счет. На пороге гостиной появился ее хозяин. Как давно он там стоял, не могла сказать. Мне его было совсем не рассмотреть, так как располагалась ко входу спиной. Его появление заметила уже по реакции его брата. В синих глазах того изменилось что-то, искр смешливых, что ли прибавилось, и еще он перестал смотреть мне в лицо, а уперся взглядом куда-то поверх моей головы. Вот тогда и поняла, что там кто-то стоял. Но повернулась в ту сторону только после того, как вошедший заговорил.
— Что ты здесь делаешь, Борис? Не помню, чтобы тебя приглашал.
— Как же позовешь ты познакомиться с новой своей игрушкой! — расплылся синеглазый в улыбке пуще прежнего. — Пришлось проявить инициативу. Зашел, а тебя нет дома. Пришлось самому представляться твоей новой зазнобе. Хорошенькая. Ничего не скажешь. И побеседовали мы с ней мило. Правда, девочка?
— Хватит скалить зубы. Говори, зачем явился.
— Так объяснил же! — развел тот руками.
— Не паясничай, или говори свое дело, или выметайся.
— Не терпится один на один остаться с этой красоткой? И ведь завел же ты ее себе, все же! А сколько нам, твоим братьям, мозг выносил нотациями?! И что потом? Глазом не моргнул, тоже обошел закон о залетных. Ничто тебя не остановило, когда самого потянуло на разнообразие! Берешь теперь обратно свои слова про наше распутство и беспринципность?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Выметайся отсюда!
— Злишься, что поймал тебя с поличным? Что уж теперь-то? Все равно не смог бы ее долго от нас скрывать. А мы, если хочешь знать, нисколько тебя и не осуждаем. Так-то! Мы же понимаем, ты тоже мужик, как и мы все! Поэтому не смущайся, Отто, а расслабься и получи удовольствие по полной программе. Только скажи, а ту свою любовницу, куда теперь денешь? В бордель сбагришь, или сразу двух себе оставишь? Не сверкай так на меня глазами, словно острыми бритвами собрался зарезать. Ха! — веселился Борис без стеснения. — А то ведь совсем тогда на нас с Грином похож станешь. А то?! Я своих любовниц коллекционирую. Правда, не приобретаю для каждой в отдельности дом, как у тебя сейчас. А наш младшенький братишка, как поступает? Чуть баба ему надоест, сплавляет ее в бордель. И то, и то, все выход! Что ты предпочтешь? Средний наш брат? Может, что другое придумаешь? Скажи!
- У тебя все? Вопросы закончились? — Эй-Отто в два шага пересек гостиную и достал руками Бориса. А потом рывком поднял его на ноги и стал выталкивать из комнаты. — На выход!
— Тихо, тихо! Угомонись! Легко же тебя, брат, из себя вывести, однако. Чуть что, расходишься без меры. Неужели и на этот раз так поступишь? Вытолкаешь родного брата в зашей?! И кто ты после этого? Эй, эй! Остынь, я тебе говорю! Слышишь? — хохотал старший брат и пытался упираться, чтобы его не перекинули через порог. — Стой! Отто! У меня поручение от отца! Клянусь, это он меня к тебе послал.
— Отец тоже уже обо всем узнал? — перестал Отто выпихивать весельчака из своего дома и уставился на него сурово. — Кто же вам всем донес?
— А ты, как думал? Вместо одних суток пробыл на элементарном задании в пять раз больше времени, и думал, что о тебе семья не станет волноваться? Конечно, мы навели справки. И дальше все было совсем просто.
— Понятно. И что хочет от меня отец?
— Поговорить, естественно. За ужином. И в шахматы еще сыграть. Ну, ты сам знаешь его привычки.
— Да. И выведать все мои тайные мысли на десять лет вперед.
— Как водится! Но только, если таковые у тебя есть. Ну что, пошли? Ослушаться нашего родителя, сам знаешь, никак нельзя.
— Ты на машине, как успел заметить. Подвези тогда.
— Конечно, брат! — хлопнул Борис Отто по плечу. — К твоим услугам!
И они вышли из дома. А минуту спустя, послышался слабый звук запущенного двигателя, потом этот звук быстро смолк, удаляясь вверх в небо.
— Уехали! — я тяжело опустилась в кресло, за которым долгое время стояла пряталась. — Что это было, Отелло? Мы с тобой пережили какое-то нашествие отрицательных эмоций. И кто бы мог подумать, что этот синеглазый красавчик может так напрячь и вывести из себя?! Нет, ты подумай, он мне угрожал борделем, — кипела я праведным гневом, а Отти забрался ко мне на колени и жалостно все вздыхал, но не произнес ни одного успокаивающего слова. — И в его словах была и правда, пес. Я своими глазами видела, там, в больнице, прооперированных женщин. У них всех были очень характерные рубцы от швов. Выходит, это у них здесь есть правило — калечить людей. Как тебе такое?
— Я сразу тебе сказал, как только увидел этого мужика, выходящим из его тачки, что он мне не нравится. Жди беды, сказал я тогда. Вот оно и сбылось, мое предсказание.
— А наш с тобой Эй! — вновь встрепенулась я. — Что мы про него знаем? Выходит, что ничего.
— Ну, он лучше этого Бориса.
— Чем?!! Они два сапога-пара. Ты только подумай, как они перед нами раскрылись! Какие они здесь все распущенные! А еще имена такие имеют. Борис! Отто! А сами устраивают себе гаремы, не моргнув глазом. И ладно бы соблюдали законы ислама, несли бы ответственность за своих женщин. А они? Чуть та надоела, прогоняют ее прочь. И куда? Тьфу! Не хочу даже снова произносить это грязное слово.