власть предержащим, по-своему трогательно любил посланного ему судьбой паренька. Сорок лет назад он сам был таким же никому не нужным созданием, считавшим, однако, что ему безраздельно принадлежит весь мир. Теперь же вся его любовь и забота сконцентрировались на этом мирно сопящем на соломе подростке, которому слишком рано пришлось осиротеть.
Детство Педро, как детство большинства его сверстников на побережье, начиналось в бухтах и заливах, где, играя и бездельничая, он думал, что вся человеческая жизнь заключается в повседневном кувыркании в нежных морских волнах да ловле крабов, которых потом можно либо продать, либо сварить и вдоволь наесться нежным и вкусным мясом. Целыми днями носился он с полуодетыми сорванцами, развлекаясь играми и шумными потасовками с соседними бандами таких же мальчишек. Сколько раз приходилось ему обагрять песок и своей, и чужой кровью, то сгорая при этом от досады, то преисполняясь неимоверной гордостью великого героя и победителя. С каким затаенным любопытством бегал он тогда за городские ворота, чтобы из кустов наблюдать, как парни с навахами выходят на отчаянные поединки, как он сгорал при этом от нетерпения поскорее вырасти, чтобы обзавестись собственной навахой и так же гордо и дерзко одергивать своих противников.
Близость Барселоны, крупного торгового порта, придавала детству Педро еще одну краску: романтику морских путешествий. Всевозможные флаги постоянно реяли над пристанями, и Педро навсегда запомнил тот восторг, который вызывали у него входящие в гавань корабли. С каким упоением потом мастерил он кораблики из коры пиний, с парусами из утащенных у матери тряпок, а потом устраивал в ручьях и больших лужах настоящие морские сражения с другими, такими же, как он, сорванцами.
Кораблики Педро всегда получались самыми лучшими, ибо отец его был молодым флотским офицером, не устоявшим перед сумрачной красотой его матери — поденщицы Роситы Серпьес. Он искренне полюбил ее, как полюбил и родившегося через год жизнерадостного, крепкого малыша. Однако дон Алонсо был беден и, наделав много долгов, ушел с военной эскадрой в какую-то далекую экспедицию, где по воле злополучной судьбы погиб, так и не успев ни поправить свои финансовые дела, ни устроить судьбу маленького Перикито. Счастливые годы, выпавшие на долю красавицы-поденщицы и ее сына, когда молодой моряк привозил им блестящие ткани, звонкие бусы и арробы[35] пастилы, прошли мимо сознания Педро. Он помнил отца лишь как зыбкое светящееся марево, похожее на то, которое порой струится перед изображениями Пресвятой Девы, а мать вспоминалась уже замученной нуждой и несчастьями, хотя все еще необыкновенно красивой женщиной. Росита без памяти любила своего сына и маленькую дочь, родившуюся уже после роковой разлуки с возлюбленным, однако стирка и штопка белья матросам, отнимавшие все время, не давали ей возможности как следует заниматься ни дочкой, ни малышом.
А скоро закончилась и эта, хотя и полная лишений, но все же еще беззаботная жизнь Педро. Сначала умерла сестра, которую сразила ужасная болезнь, взявшаяся непонятно откуда и унесшая тогда немало детских жизней по восточному побережью. Начиналась она с того, что заболевало горло и становилось невозможно глотать, потом слабел пульс, затухало биение сердца, а из носа начинала сочиться зловонная сероватая жидкость. Некоторых детей все же удавалось вылечить, но у Роситы едва хватало денег на пропитание, а настоящий врач стоил десятки реалов. Местный же коновал, согласившийся помочь ей за уборку в его доме, стирку и, возможно, однажды вечером ожидаемый наклон гордой головы, добросовестно ставил клистиры, пускал кровь, давал малышке горячее питье для облегчения горла и устраивал холодные ванны, чтобы сбить жар.
Педро на всю жизнь запомнил ту печаль в глазах малышки и то старание, с каким выполняла его маленькая сестра все нелепые предписания неуклюжего доктора. Однако ни труды коновала, ни бесконечные молитвы перед иконкой Божьей Матери не привели ни к чему, и малышка, еще почти не умевшая говорить, умерла. С тех пор, пожалуй, не было дня, когда бы перед ним не вставали ее глаза, полные невыразимой тоски и отчаянного желания жить, хотя имя несчастной сестренки Педро забывал все чаще.
Вскоре после смерти девочки тяжелая, но не дававшая ни радости, ни средств работа окончательно подорвала и здоровье матери. А может быть, гордая Росита просто не перенесла разлуки с возлюбленным, после ласк которого все остальные ухажеры казались ей сухой полынью в сравнении с благоуханной розой.
Роситу Серпьес любили в предместье и хоронили, собрав по сентимо, всей окраиной. Педро не проронил ни слезинки и только поклялся никогда не забыть ни толстые желтые свечи, горящие среди бела дня в темной, с завешенными окнами комнате, ни старух в черном, ни запах ладана, ни бесконечные молитвы. Тогда, стоя на коленях на холодном каменном полу церкви, он много молился о том, чтобы маме было хорошо хотя бы на том свете, чтобы она непременно встретилась там с отцом и сестренкой и чтобы все они были счастливы.
После похорон осиротевшего Педро забрал к себе его родной дядя, брат матери, бывший моряк, человек, искалеченный не только телесно, но и душевно. Дядя этот был невероятно жесток и груб, постоянно напивался и нещадно бил мальчика за каждую провинность. Не выдержав такой ужасной жизни, Педро, привыкший свободно болтаться целыми днями по улицам, однажды утром ушел из дома и больше не вернулся. Боясь, что дядя может кинуться на поиски и вернуть его силой, поскольку с помощью мальчика ему было все же намного легче вести свое незатейливое домашнее хозяйство, Педро, которому тогда не исполнилось еще и десяти, решил навсегда покинуть Барселонетту[36].
Он направился на север, где, как уже много раз слышал, возвышались укрытые снегом Пиренеи, через которые шла в Испанию контрабанда из всей Европы. Втайне мальчик надеялся отыскать там кого-нибудь из контрабандистов и предложить свои услуги этим отважным и, по его глубокому убеждению, самым достойным в мире людям. В своих способностях Педро не сомневался. И шагая полями под раскаленным солнцем, он уже видел себя с туго заплетенной косичкой, в белой рубашке и коротенькой курточке мачо. Но, не отойдя за город и несколько лиг, Педро вдруг увидел человека, бегущего вслед за небольшой кучкой овец. Сразу же догадавшись в чем дело, мальчик решительно преградил путь кудрявым беглянкам.
— Ох, спасибо, парень, — поблагодарил его запыхавшийся черноволосый мужчина лет под пятьдесят, весьма благородной наружности. — Совсем сбился с ног с этими проказницами. В мои годы не больно побегаешь.
— А что же вы, сеньор, пастуха не наймете? — с легким оттенком презрения спросил Педро, полагая, что перед ним обычный сельский