Читать интересную книгу Фигуристы (СИ) - Королева Диана

— Я думал, что ты знаешь ее… Она сказала, что вы друзья.

— Ясно. Друзья, значит, — это уже тихо и, скорее, себе, чем мальчику.

Ира расстроилась, что не удалось выяснить, кем на самом деле была старая женщина.

Потому что у нее до сих пор не укладывается в голове, что кто-то мог знать её настолько хорошо и близко, пусть даже в другой жизненной вероятности.

— А еще Волшебная Фея сказала, что я тоже могу помочь тебе.

— Как помочь?!

— Она сказала: “Ирин думает, что должна быть одна, но она ошибается”. Сказала, что я и Аниу должны быть рядом с тобой, чтобы помочь тебе.

Ира смущается, а Аня обнимает ее за плечи одной рукой, а другой сжимает маленькую ладонь Чарли.

— Волшебная Фея права. Мы должны быть вместе, должны быть рядом с Ирой. И тогда все будет хорошо.

Чарли с серьезным видом кивает.

— Да. И тогда мы выберем самый большой и красивый воздушный шар. Мы сможем полететь.

Аня очень радовалась, когда Чарли, наконец, выписали из больницы, ведь это значило, что она наконец-то сможет увидеть их с Ирой уроки музыки.

Ира рассказывала, что в реабилитационном центре есть старое пианино. Когда-то на нем играла одна из сестер, а потом она уволилась, и пианино стало частью интерьера. Ира настроила его сама, чтобы получить более-менее приличный звук и начала потихоньку заниматься с Чарли музыкой. Ира с трудом представляла, как слепой мальчик может играть, ведь она сама не могла постигнуть этого чуда даже с прекрасным зрением.

В тот день по дороге в центр они купили большой зеленый воздушный шар, наполненный гелием. Конечно, на таком не улетишь, но “уже что-то”, как сказала Ира.

— Воздушный шарик! Настоящий! — восклицает Чарли, когда Ира передает ему веревочку. Теперь, когда его глаза свободны от повязки, кажется, что Чарли даже смотрит на шарик и видит его. Но, конечно, это не так. Чарли мог различать только солнечный свет и темноту. — А какого он цвета?

— Зеленого, — отвечает Ира.

— Как трава и деревья?

— Да. Как трава и деревья.

— А на нем можно улететь?

— Нет, милый, нельзя. Он слишком маленький.

— Ну и ладно. Все равно он мне нравится! И я могу просто представить, что лечу!

Какое-то время Чарли играет с шаром, а потом Ира зовёт его за фортепиано, и мальчик от радости даже выпускает веревочку, позабыв сразу обо всем.

Аня успевает поймать шарик, чтобы он не улетел к высокому потолку, и садится в кресло рядом с инструментом. Для Чарли ставят стул с подушкой, чтобы он доставал руками до клавиш.

— Ну что, ты помнишь ту песенку, которую мы учили? — спрашивает Ира, помогая Чарли поставить пальцы в нужную позицию.

— Помню! — с готовностью объявляет мальчик. — Давай сыграем ее для Ани!

— Давай! — и Ира подмигивает смутившейся девушке. С этим воздушным шаром Аня смотрится изумительно, но Ира старается не думать об этом, чтобы не отвлекаться.

Они играют в четыре руки. Аниным вниманием полностью завладевают детские ручки Чарли, которые двигаются с уверенностью, не меньшей, чем у взрослого музыканта.

Их произведение занимает не больше минуты, но вознаграждается аплодисментами, и от восторга Аня сама едва не упускает шар.

— Тебе понравилось? — спрашивает Чарли, и щеки его разрумянились.

— Очень понравилось! Ты просто молодчина! Здорово получилось!

— Это все Ирин меня научила… Я никогда не буду играть так же здорово, как она.

— Это еще что за ерунда? — Ира треплет мальчика волосы на макушке. — Да ты еще меня перегонишь, вот увидишь! Тебе только пять лет, а мне было семь, когда я начала играть. У тебя все еще впереди, Чарли.

— А ты, Ирин, научишь меня?

— Конечно, милый.

***

Для Евгения Александровича день выдался странным с самого утра. В молодости он верил во всякие мистические вещи, в пророчества, судьбу и тому подобное. Нельзя сказать, что с годами он перестал в это верить. Просто перестал думать об этом, потому что переключился на вещи более земные, вроде воспитания ребенка и работы в консерватории.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но сегодня что-то странное и необъяснимое творилось с ним. Началось все во сне, если можно так сказать. Евгению приснился жутко неприятный сон, а, проснувшись, он ничего не мог вспомнить, кроме этого ощущения какой-то нависшей беды. Он сразу подумал про Аню и ее повторяющиеся сны и решил, что, наверное, это у них семейная болезнь.

Но уже за завтраком Евгений вдруг вспомнил. Ему снилась Ирина. Причем во сне они с ней ругались. А точнее даже не ругались…

Евгений с удивлением вспомнил себя выкрикивающим какие-то злые слова. А Ира сидела, положив руки на колени и не поднимая головы. Она была взрослой, но так похожей на ту маленькую робкую девочку, ключ к сердцу которой он искал долгие и трудные годы работы с ней. Она снова была такой же, как в первый день, когда мать привела ее на занятие. Маленькой, зажатой, закрытой, отстраненной. Она словно переживала огромную внутреннюю драму, но на лице ее не отражалось ничего. Это было каменное лицо, холодное лицо. Мертвое лицо.

И Евгений помнил свой неудержимый гнев по отношению к ней, и этот гнев пугал его больше всего. Во сне ему хотелось влепить ей пощечину, он еле сдерживался от этого. А потом Ира просила у него прощения, вот только за что, Господи, за что? И она ушла, и Евгений ощутил во сне, что навсегда ее потерял, но в тот момент он не чувствовал сожаления по этому поводу. Только злость и боль. И кажется, в той комнате была еще Аня, но он упорно не замечал дочь. Он видел только спину Ирины, когда та уходила, и он знал, что ее душа для него больше никогда не откроется. И будет только эта спина и сгорбленные усталые плечи.

Евгений вспомнил ещё раз, как хотелось ему задержать Ирину, чтобы она не оставляла его. Худшее для него — причинить ей боль. Ира должна быть счастлива. И точка. Достаточно для нее страданий.

Однако Евгений никогда не задумывался о том, что он готов был дать ей, чтобы Ира стала счастливой. Кроме тренировок и нечастых разговоров по душам, кроме поддержки. Мог ли он дать ей что-то еще? Мог ли пожертвовать чем-то?

— Конечно мог бы… — сказал он вслух. Это я был неправильным. Я просто дурак.

Вот только возможно ли что-то исправить теперь?

“Откроет ли Ирина мне свое сердце или пошлет куда надо со всей моей стариковой любовью? Я должен был раньше. Должен был раньше переступить через собственные предрассудки. Захочет ли она меня прощать?”

Евгений вошел в Анину спальню. Он вытащил из-под кровати большую картонную коробку. Для других она была набита старым хламом, а для Евгения — полна сокровищ. Здесь было два толстых альбома с фотографиями, еще черно-белыми, а также снятыми на пленку. Здесь даже был личный дневник Ани, который та вела в одиннадцать лет. Посмеиваясь, Евгений отложил дневник в сторону, не посмев взглянуть на девичьи секреты.

Он открыл альбом на самой первой странице и погрузился в прошлое. Это была самая легкая дорога, потому что каждая фотография открывала целые дни, которые следовали за ней. Память сама рисовала картины и оставалось только следовать за ней по петляющей дорожке событий.

А ещё он нашел очень любопытный снимок. Евгений прищурился, потому что на миг ему показалось, что зрение подвело его. Еще фотография с выпускного? Но что на ней делали они с Аней?

Евгений рассматривал незнакомый снимок так и сяк, но никак не мог понять, откуда он взялся. Они стояли у рояля. Вот только Евгений уже стоял посередине и обнимал за плечи двух девушек, одна из которых совершенно точно была его дочерью.

— О, святый Боже! Кажется, у меня маразм! — в ужасе воскликнул Евгений Александрович. — Этого просто не может быть!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Чуть позже, когда ему удалось немного успокоиться, он открыл Инстаграм Ирины, нашел фото четырехлетней давности и достал то странное фото из альбома, Евгений начал сравнивать их. Сравнивать детально и не спеша. И тогда он заметил разницу. У Иры того времени была совсем другая стрижка, и волосы были заметно короче.