— А как относится к нему Сейди?
— У нее свои фантазии, но меньше всего я хотела бы, чтобы в ее жизни появился такой мужчина. Когда ты удочеришь ее, ты станешь ей единственным отцом.
— Ты и вправду считаешь, что чемодан, набитый игуанами, ничего не значит?
— Я надеюсь, ты забудешь эту шалость. Она еще слишком мала, своенравна, и боюсь, мне не всегда удается добиться от нее послушания. Но все изменится, как только ты станешь ее отцом. Она будет уважать и любить тебя, когда узнает поближе.
— Надеюсь.
— О, Морис... мне так жаль, что мы заговорили о Рейфе и Сейди, когда нам следовало думать только о нас двоих. Нам не хватает времени побыть наедине. Ты проявил такое терпение, а я заставила тебя ждать слишком долго. Ты... и представить себе не можешь, как много значит для меня сегодняшняя ночь.
— И для меня тоже.
— Ты веришь в любовь? В истинную любовь?
— Я верю, что мужчина и женщина, созданные друг для друга, могут обрести счастье вдвоем, если им не мешают другие. — В его голосе прозвучали странные нотки.
— Другие? — переспросила она.
Он отставил бокал, и Кэти вновь наполнила его и вложила в руку Мориса.
— Выпей за истинную любовь, — шепотом попросила она.
— За нас, — пробормотал он.
— За истинную любовь, — мягко настаивала она. — Повтори.
Но он молча осушил бокал.
Когда он потянулся к Кэти, она не выдержала и отпрянула.
— В чем дело, дорогая?
— Морис, мне... так неловко...
— Доверься мне, — прошептал он. — Доверься своей вере... в истинную любовь.
Она ощутила его ладонь на своей груди, и ее пронзила дрожь.
— Все будет хорошо, — произнес он, и его горячие пальцы скользнули за вырез ночной рубашки.
Мысль о белых, пухлых пальцах Мориса на ее теле всегда вызывала у Кэти неприязнь. Но сегодня ей почему-то казалось, что ее ласкает не Морис, а Рейф и именно его опытные руки пробуждают в ней пламя желания.
Кэти вспомнила о зелье, подлитом Питой в шампанское, и расстроилась. Значит, она испытывала желание к Морису только благодаря воспоминаниям о Рейфе?
Минуту-другую Кэти боролась с искушением позволить Морису продолжать ласкать ее, а самой представлять, будто рядом с ней находится Рейф, но потом она ужаснулась. Это было бы жестоко и несправедливо. Поступив так, она бы солгала Морису.
— Я... не могу, — виновато пробормотала она, отодвигаясь.
Сумеет ли она выдержать свадьбу? Кэти вспомнила о матери, о долгих месяцах подготовки к торжеству. За невестой предстояло следовать двенадцати подружкам, а четырем девочкам — нести цветы. Мать никогда не простит Кэти, если она не войдет в притвор испанской колониальной церкви в белой фате и платье из ирландского льна, отделанном венецианским кружевом ручной работы. Одно только платье, выписанное из Парижа, обошлось в целое состояние.
Арми хватит удар. Этот брак с самого начала был его идеей. Он тревожился, видя, как Кэти угнетена разрывом с Рейфом, и постепенно убедил ее, что единственный способ отомстить Рейфу — выйти замуж за другого мужчину. Разумеется, достойного. С помощью искусного маневрирования Арми поощрял ее встречи с Морисом.
Кэти стояла неподвижно, ощущая себя в ловушке и слишком остро чувствуя присутствие высокого, терпеливо ждущего Мориса. Но представшая в ее воображении картина свадебного платья, висящего на манекене в спальне в их доме «Каса Техас», заставила ее сердце забиться еще лихорадочнее. Внезапно Кэти поняла, что сегодня не готова сделать решительный шаг.
— Прости, — прошептала она и в панике метнулась к ванной, намереваясь спрятаться за прочной дверью, в надежде, что Морис сдастся и оставит ее в покое.
Но он бросился вслед за ней. И прежде, чем она успела закрыться, вставил ногу в щель между дверью и косяком. Кэти вскрикнула, когда Морис распахнул дверь и из темноты возникла его рука. Морис притянул ее к своей твердой груди. Горячие губы нашли ее рот. А руки принялись ласково поглаживать волосы.
— По-моему, как француз, я просто обязан показать тебе, каким чудесным может быть секс.
— Нет... я хочу... — Но она не могла оскорбить его, назвав имя другого мужчины.
— Ты хочешь только меня! Тебе нечего бояться, дорогая.
— Нет...
Но его пальцы коснулись ее затылка, а горячее дыхание на губах вызвало в Кэти нарастающую дрожь желания. Его руки сжались, он притянул ее к себе, заставляя запрокинуть голову и завладевая ее губами в жадном поцелуе, таком продолжительном, что Кэти чуть не задохнулась. Она отбивалась, колотила по его массивной груди кулаками, но вместе с тем его смелые, крепкие губы доставляли ей неизъяснимое наслаждение.
Пол задрожал под их ногами, по стенам пробежал красный отблеск, как от пожара. Неужели Пита опять что-то напутала с заклинанием? Или это еще один подземный толчок?
Руки Кэти обмякли и безвольно опустились на его плечи. Она представляла себе, что ее целует и обнимает Рейф.
Противостоять безудержному потоку фантазии ей не удалось!
Предполагалось, что, выпив зелье, она влюбится в Мориса, но, как обычно, заклинание Питы подействовало иначе.
Сколько ночей она мечтала о таком наслаждении! Рейф словно околдовал ее. Ночами она мучилась бессонницей, желая ощутить рядом тепло его тела, и во сне, и утром, после пробуждения, и потому шесть с половиной лет она ложилась в постель одна.
Кэти вздохнула, отдаваясь столь опасной, но властной потребности представлять на месте Мориса другого, бесконечно желанного мужчину.
Еле слышно она прошептала:
— Как давно это было...
— Ты изголодалась — так же измучилась и изголодалась, как и я... дорогая, — отозвался он вкрадчивым шепотом, выдающим безудержную и опасную страсть. Подхватив на руки, он понес ее к постели, а она крепко обвила его шею.
Он поставил ее на пол возле кровати, и они простояли рядом долгую минуту, не прикасаясь друг к другу и просто наслаждаясь желанием. А потом его губы и язык вновь нашли ее рот.
Несколько быстрых движений — и ее рубашка и пеньюар упали на пол, обнажив соблазнительное тело.
Нагота придала Кэти бесстыдную смелость, уверенность в своих чарах. Она начала прикасаться к нему так, как некогда ласкала Рейфа. Одной рукой она вытащила шелковый свитер из-под ремня брюк и, просунув другую под шелк, погладила мускулистый живот и широкую грудь.
Быстро раздевшись, Морис увлек ее на постель и накрыл своим телом. Он знал не только, где именно следует ласкать ее, но и как ласкать, чтобы вызвать в ней трепет и умолять о большем. Вскоре она почувствовала, что тает под его руками.
А когда он довел ее до высот блаженства и трепет охватил обоих, она выкрикнула в экстазе не «Морис», а «Рейф».