прилегавшую к нему сельскую округу[265]. Указанная закономерность в равной степени была характерна для всех типов римских автономных общин: муниципиев в собственном смысле слова (сообществ латинских граждан), колоний римских граждан и других, а также для позднеримских муниципиев после ликвидации этих различий в период, последовавший за изданием знаменитого «Эдикта Каракаллы»[266].
Природа автономной юрисдикции средневекового города была принципиально иной. Хотя города были тесно связаны с округой экономически[267], юрисдикция учреждений городского самоуправления никогда не распространялась за пределы собственно городской черты, границей которой была линия городских укреплений. Исключение составили лишь североитальянские города-коммуны, но и там «завоевание кондадо» произошло относительно поздно — не ранее конца XII — начала XIII в. Это отличие не было случайным. Верхушку городского населения в Средние века составляли представители торгово-ремесленных слоев. По своему образу жизни и роду занятий они не были первостепенно заинтересованы в землевладении как в источнике доходов[268]. Главным критерием полноправного статуса бюргера (в том числе и в Северной Италии[269]) стало не владение землей, а обладание домом или участком для его постройки непосредственно в городе.
2. Принципиальное различие природы античных и средневековых учреждений городского самоуправления проявлялось и в том, что в системе автономного статуса городов Средневековья особое место заняла судебная автономия. Ниже будет показано, что если античный город подчинялся судебной юрисдикции наместника провинции и его представителей на местах (черта, особенно выраженная в период Поздней империи), то и на долю городского судопроизводства оставался весьма узкий круг второстепенных дел (причем скорее административных, чем уголовных). Статус средневекового свободного города, как правило, начинался с оформления городской судебной юрисдикции, пусть и разделенной с королями и сеньорами. Поэтому характеристику автономного статуса городов Средневековья целесообразно начинать с характеристики их судебных прерогатив, а разговор об административной автономии вести уже после анализа особенностей автономий судебной и фискальной.
3. Говоря о средневековом городе, наделенном правом самоуправления, я имею в виду вовсе не только город-коммуну. К настоящему времени установлено, что многие города, формально не имевшие коммунального статуса, на практике пользовались не меньшим, а иногда и большим кругом властных полномочий, чем некоторые города-коммуны. В этом смысле весьма показателен пример городов Фландрии, которая наряду с Северной Италией была наиболее урбанизированным регионом Европы. Между тем лишь три фламандских города (Сент-Омер, Эр и Куртрэ) были коммунами в собственном смысле слова, тогда как такие крупные и свободные города, как Гент, Брюгге и другие, не имели коммунального статуса[270]. Однако еще более явно отмеченная нами тенденция прослеживается на примере городов Англии, которые вообще не были охвачены коммунальным движением, но вместе с тем многие из них на протяжении XIII–XIV вв. постепенно обрели статус самоуправляющихся (не без влияния континентальных примеров)[271].
С учетом высказанных замечаний я постараюсь представить контекст, современный исследуемому нами пиренейскому средневековому городу.
2. Автономия как неотъемлемый признак муниципальных учреждений
Автономия судебной власти
Как уже говорилось, в определенной мере элементы городской автономии в судебной сфере прослеживаются уже на примере римского муниципия. Тогда ее наличие подразумевало, с одной стороны, четко определенную сферу судебной юрисдикции, закрепленной за муниципальными судебными инстанциями, а с другой — наличие у муниципальной общины собственных, ежегодно переизбираемых магистратов с судебными полномочиями. Моделью для формирования статуса таких магистратов стали должностные обязанности римского претора. Подобно последнему, высшие должностные лица муниципиев были наделены судебной юрисдикцией (пусть и ограниченной). В своей деятельности они были подотчетны народному собранию (комициям), а также местному сенату (курии) — «ordo decurionum». При этом суды более высоких инстанций не вмешивались в компетенцию местных судебных магистратов, за исключением особых случаев, оговоренных в законодательстве[272].
В самоуправлении средневекового города судебная автономия имела много большее значение. Особенно наглядно эта закономерность прослеживается на примере северофранцузского города-коммуны. Для средневековых юристов наличие собственных судебных учреждений, представленных мэром и членами городского совета — эшевенами, или «присяжными», было главным проявлением муниципального статуса. В этом смысле коммуны противопоставлялись городам-некоммунам, лишенным собственных судебных органов, в которые судебные заседатели, полностью или частично, назначались сеньором, пусть и с согласия жителей[273]. Более того, складывание средневековых муниципальных учреждений по сути было прежде всего формированием муниципального суда. Оно могло происходить в двух основных вариантах — постепенного установления контроля горожан над коллегией судебных заседателей, изначально назначавшихся сеньором, и образования по их образцу коммунальных судебных коллегий «присяжных» во главе с мэрами с последующим постепенным расширением их юрисдикции. Именно так возникали городские советы, не утратившие судебных функций[274].
Эта общая тенденция в разных регионах имела специфические формы. Так, в городах Прованса и Лангедока в XII в. оформился режим консулата. Консулы, возглавлявшие муниципальное управление, были прежде всего судьями. Впоследствии в некоторых городах Прованса по североитальянскому образцу сформировалась система подестата. Однако и подеста были в основном судебными должностными лицами и получили часть юрисдикции, ранее контролировавшейся консулами[275]. В вольных городах Фландрии и Брабанта коллегии эшевенов, изначально назначавшихся сеньорами из числа горожан, сначала превратились в муниципальные судебные учреждения, а затем и в подлинные городские советы, хотя и возглавлявшиеся графскими или епископскими бальи. Но, например, в Льежской области коллегия эшевенов сохранила характер сеньориального суда, а наряду с ней оформились чисто городские коллегии «присяжных» во главе с бургомистрами[276].
Даже в период наивысшего расцвета городских учреждений их судебная власть, как и власть судебных магистратов римских городов, никогда не была абсолютной: суды горожан делились юрисдикцией с сеньориальными судебными институтами[277]. Такое подразделение вполне соответствовало общему раздробленному, разделенному характеру феодальной власти. Сказанное прослеживается, в частности, па примере тех «вольных городов» Бельгии, в которых коллегии эшевенов остались под контролем сеньоров. В то время как эти коллегии рассматривали все дела, относившиеся к системе землевладения, действовавшие наряду с ними горожане-присяжные ведали вопросами, связанными преимущественно с областью муниципальных постановлений и поддержанием внутреннего мира.
Подобными же чертами городские учреждения обладали и в Англии, где уже в XII в. прослеживалось постепенное разделение юрисдикции между королевскими судами шерифов и собственно городскими судами. В Лондоне такой суд представлял собой коллегию олдерменов во главе с мэром и изначально рассматривал дела, связанные главным образом со сферой торговли. В Ирвиче в XIII в. также сложился особый суд горожан — «портмэнмот» из 12 портмэнов. Спецификой английских городов была тесная связь этих судов, постепенно превращавшихся в городские советы, с купеческими гильдиями, игравшими особую роль в муниципальной организации[278].
Автономия в фискальной сфере
Если судебная автономия была важнейшим признаком свободного статуса города, то фискальная выступала в