Стряхиваю мешающий лиф и, согнув ноги в коленях, расставляю их шире. Мне не нужны сейчас дополнительные ласки, я хочу Дениса в себе.
Но Гордеев, будто вспомнив про мою эрогенную зону, склоняется над грудью и, опалив горячечным дыханием, вбирает в рот сосок, пальцами продолжая орудовать в моих складочках, вызывая у меня стоны.
Когда напряжение становится невыносимым, я кончаю позорно быстро, но для Дениса все только начинается. Навалившись на меня всем телом, он одним движением входит в меня и закидывает обе мои скрещенные ноги себе на плечо. Придерживая их одной рукой, и лаская другой мою грудь, он вколачивается в меня, доводя до безумия.
Массаж входа в пещерку и ритмичное надавливание где-то в глубине, клитор сдавленный сведенными бедрами, пощипывание сосков… Это больше, чем я могу вынести.
Плевать, если Ольга под дверью подслушивает, если Михаил в это время дрочит на жену из-за угла. Я не могу остановить стоны, мольбы и всхлипывания.
А Денис беспощаден, он упивается тем, как я комкаю сбившееся одеяло, как дрожит мое влажное от испарины тело, как приоткрываются искусанные губы.
Каждый раз, когда я снова готова получить разрядку, это чудовище меня темп, мучая, вырывая из меня просьбы пощадить, обещания сделать все, что угодно.
Но вот и он сжаливается. Отпустив мои лодыжки, Денис поворачивает меня на живот и длинными толчками доводит меня до оргазма. Только когда он выходит из меня и подтягивает мое обмякшее тельце к члену, я соображаю, что мы занимались сексом без резинки.
– Открой рот, – это первые его слова, которые он произнес с момента этого затмения. Пальцами они возвращается между складочек и нащупывает скользкую горошинку.
Припухшая киска еще переживает сладкие спазмы, клитор пульсирует, а Гордеев не перестает меня терзать, словно не может насытиться моей слабостью и покорностью.
Головка упирается мне в губы. Мне выпадает шанс сладко отомстить.
Глава 27
Я не знаю, правильно я все делаю, мной движет кто-то другой. Какая-то другая совершенно раскованная Ксения приоткрывает распухшие от поцелуев губы и пропускает головку во влажную мякоть рта.
Упругая плоть скользит по языку до самого горла и назад. Я смыкаю губы на члене, поражаясь тому, какой он нежный и гладкий, и, обхватив ствол дрожащей ладошкой, я перехватываю инициативу. Уже сама вбираю и посасываю, наглаживаю языком, толкаю в щеку…
Денис порыкивает с каждым погружением, и так немногословный, сейчас он кажется вообще потерял дар человеческой речи.
Острое удовольствие, на грани болезненности, которое дарят мне его пальцы, наталкивает меня на мысль и подстраиваюсь под ритм, задаваемый его рукой.
О какое наслаждение слышать его хриплые вздохи, когда я языком задеваю уздечку, видеть, как напрягаются мышцы на животе, когда губы скользят по стволу.
Я завожусь от этого даже сильнее, чем от того, что Денис творит у меня между ног. И напряжение все нарастает. Когда он кончает мне в рот, я тоже кончаю вместе с ним, там в своей голове. И мы падаем на подушки, дыша как загнанные лошади. Молчим.
Денис, потому что почти все время молчит.
Я, потому что пока не могу переварить то, что испытала.
Повозившись, Гордеев добывает из-под нас одеяло и закукливает меня в него до самого подбородка. Мне пока жарко, но слишком тяжело шевелиться. Поерзав, я вытягиваю наружу одну ступню. Так вроде лучше.
Глаза снова начинают слипаться.
И вот вроде засыпаю почти под мерное глубокое дыхание, а в голове мысли всякие бродят. И меня начинает надирать.
– Ну чего ты елозишь? – бурчит Денис. – Как уж на стекловате.
– А ты не спишь, да? – с надеждой спрашиваю я.
– Уснешь с тобой… Ну чего? Ты, видимо, не уймешься. Что там у тебя назрело?
– А ты вчера был такой… ну злой. И сегодня со мной почти не разговаривал…
Тяжкий вздох.
– Ты не отстанешь, да? – обреченно спрашивает Денис.
– Ну…
– Я был не злой, просто я не люблю делиться. С детства.
Офигеть объяснил, у меня даже глаза распахиваются. И как это понимать?
– Прекрати сопеть, – командует Гордеев недовольно.
Как это прекрати? У него там кто-то машинку отобрал, а прилетело мне!
Начинаю сопеть еще выразительнее.
Денис мужественно игнорирует все признаки очередного надвигающегося вопроса.
Естественно, я не выдерживаю.
– А кто покусился на твое?
– Не знаю, но если этот хмырь еще раз нарисуется рядом с тобой, то придется уделить ему внимание.
Хмырь? Какой хмырь?
– Это ты про кого? – осторожно уточняю я.
– Про того, кто терся возле тебя в больнице.
– Он меня просто подвез, мне к брату было надо. А ты откуда знаешь?
– За твоим братом приглядывают люди Макса, о любой странной активности мне докладывают.
– Так возле брата не было странной активности…
– Зато возле моей бабы была, – рявкает, разозлившись Денис. – Сладкий мамин пирожочек на черном внедорожнике, таскающий за тобой сумки, мне не нравится. И тебе стоит это учесть.
– Это мой временный научрук… – оправдываюсь я непонятно за что.
– Не колышит.
– Но ты уедешь, а я останусь. Мне, что, теперь ни с кем не общаться? – мне становится обидно.
– Ксюша, я все сказал.
Ставя окончательную точку в разговоре, Гордеев поднимается и скрывается за дверью, которую я раньше не замечала. Собственно, времени разглядывать все у меня не было, да и поза кверху задом огранивает обзор. Судя по звуку льющейся воды, там душевая.
Что-то жужжит в сброшенных на пол джинсах Дениса, но брать его телефон я не собираюсь. Вдруг и за это предусмотрена какая-то кара?
Но пока я роюсь в сумке, пытаясь найти расческу, начинает уже звонить мой телефон. Опять неизвестный номер.
Когда ж меня бросит триггерить? Как увижу незнакомые цифры, сразу в дрожь.
– Алло, – справившись с собой, отвечаю на вызов.
– Ксюша? – выясняет голос со знакомыми интонациями.
– Да, – сердце ухает вниз.
– Лютаев, – представляется мужчина, и меня немного отпускает, но тут же паника поднимает голову.
– Что с братом?
– Нормально с ним все. Я до Гордеева не могу дозвониться, он трубку не берет. Вы вместе?
– Он в душе, – говорю я и краснею.
Мне кажется, что сразу становится понятно, что Денис в душе после нашего секса, но Лютаев никак не реагирует на компрометирующую информацию.
– Пусть наберет меня. И по твоему вопросу кой-чего прорезалось, пока непонятно, что к чему пришить. Но машинку твоего брата мы проверили. Там повреждения однозначно рукотворные. Твой брат часто бросает машину где ни попадя?
– Нет, – сглатываю я. – Он и водит не так часто. На работе у них служебный транспорт. Машина в основном стоит под окнами.
– Это там, где Гордеевские предки живут? – уточняет Лютаев.
Я сначала киваю, а потом соображаю, что Максим этого не видит.
– Да, соседний дом.
– Ну ок, там камер понатыкано хоть жопой жуй. Посмотрим, может, еще не все затерли.
– Спасибо, – блею я.
Кто-то, кто повредил Лешке машину, знает, где он живет?
– Не за что пока. Давай, и скажи Гордееву, чтобы мне перезвонил.
Когда Денис выходит из душа, я все еще сижу на кровати с расческой в одной руке и с телефоном в другой.
– Тебе Максим Лютаев звонил, – прихожу в себя я.
Гордеев только кивает и начинает одеваться.
– Ты хотела уехать. Приводи себя в порядок, а мне надо с Мишкой переговорить, – в конце фразы тон Дениса становится угрожающим.
Я хоть и хочу, чтоб рога Михаилу пообломали, но ведь он все-таки не сделал ничего плохого. И тут вспоминаю, что Гордеев не любит делиться. Надо думать, приятель со школьных времен должен об этом знать. Так что пусть эти взрослые мужики сами разбираются. Я пойду погрею мерзнущую задницу в душе.
Поскольку во времени меня никто не ограничивал, я не ограничиваюсь быстрым душем и от души нежусь в горячей ванне. Разомлевшая после физических постельных упражнений и водного релакса, завернувшись в огромное полотенце я выплываю в спальню.