Господи, чего меня из крайности в крайность мотает? Если это продлится долго, я стану истеричкой.
– Денис, а ты надолго в городе? – спрашиваю, чтобы понять, как долго мне нужно продержаться.
Голос Ящера холодеет еще на несколько градусов:
– А что уже мечтаешь избавиться? Тяготишься отработкой? – его слова хлещут меня, как кнутом. – Не переживай, ты нужна еще на пару раз.
И отключается.
Глава 23
На глаза наворачиваются злые слезы. Хотела вспомнить про свое место?
Получите, распишитесь.
Ящер быстро тебе его показал.
И чего я нюни распускаю? Он же предупреждал. Спрашивал, понимаю ли, на что подписываюсь. Я свое получила, теперь его очередь.
Все так. Все складно. Но когда разумные доводы могли победить эмоции?
Понимание, что я всего лишь девочка на пару раз больно ранят.
Остаток дня провожу в депрессивном состоянии, даже запираюсь в комнате, чтобы не грубить ни в чем невиноватой маме, потому что не уверена, что могу себя контролировать.
Так и засыпаю, уговаривая себя, что потерпеть осталось пару раз. Сделаю, что захочет, и свободна. Главное, пока буду «терпеть» не стонать слишком откровенно. У меня еще осталась гордость.
Утром я все еще дуюсь на весь мир до тех пор, пока не раздается звонок телефона.
Домашнего.
Я подхожу к аппарату как к замершей перед броском змее.
Эта самая Маша звонит. Последние цифры ее номера отпечатались у меня в памяти, это точно она. Лешка ничего не говорит, но зачем-то же она названивает!
– Алло, – беру я трубку.
Молчание.
– Мария, это вы? – решаюсь я.
Молчание.
– Если вы звоните Леше, то его сейчас нет, – рассказываю я, непонятно зачем, но раз брат за нее волнуется, то, может, и она за него? – Он в больнице…
Судорожное всхлипывание подтверждает мою гипотезу, но на том конце продолжают молчать.
– Ему лучше. Что-нибудь передать надо?
И снова тишина.
– Четвертая городская, хирургическое отделение…
Мой монолог прерывают гудки.
Кладу трубку. Что ж. Это явно Мария Николаева. Но понятнее мне не стало.
Как меня все это раздражает! Еще неделю назад жизнь была простой и понятной, и самой серьезной проблемой был сварливый характер научрука. А теперь свалилось это, и все на меня одну! И время поджимает! Уже почти десять, скоро выходить, а я не знаю, что надеть. Вчера, плескаясь в своих переживаниях, я даже не уточнила про форму одежды. Сомнительно, что меня там ждет великосветский прием, кажется, у мужчин намечается приватный разговор, и огород копать тоже придется вряд ли. Не представляю Ольгу даже рядом с грядкой.
И пожеланий Ящера не спросила. Хороша «грелка», никакого сервиса!
Злясь на всех вокруг напяливаю джинсы и свитер. Все, кэжуал, блин. Трусы кружевные? Кружевные. Значит, я в униформе.
Гордеев звонит, когда я уже шнурую ботинки.
– Ты готова? – холодный тон режет словно скальпель, вспарывает затянувшуюся рану.
– Готова.
– Спускайся.
Гудки.
Иду. Можно подумать, у меня есть выбор.
Машина припаркована у самого подъезда, что меня сильно радует, потому что, не смотря на солнечный день, ветер ледяной. Стоит мне выйти, первый же порыв прохватывает меня до дрожи. Однако, Ящеру, стоящему рядом с машиной с сигаретой в руке и в куртке нараспашку, холод как будто нипочем. Николай отсиживается за рулем. Ну хоть у адепта здорового образа жизни мозги на месте.
Юркаю на заднее сиденье, и через пару минут Гордеев присоединяется ко мне. В машине хорошо: тепло и вкусно пахнет, только Коля поглядывает на меня неодобрительно. Его глаза, следят за мной в зеркало заднего вида. Можно подумать, я – серьезная угроза.
М-да, два дня Колю не видела и забыла, как это, чувствовать себя потенциальной террористкой и просто мутной недобабой.
Дорога проходит в молчании. Все недовольны всеми. Первым сдается Николай и негромко включает музыку. Так хотя бы не слышно моего сопения. Только сейчас спохватываюсь, что не представляю, насколько далеко нам ехать.
Оказывается, недалеко. Всего-то до Дубового умёта. Звучит-то как: всего-то. Элитный респектабельный поселок, вообще-то. Но на самом деле, я просто радуюсь, что это тяготящее молчание прерывается.
– Денис! – радостно приветствует нас хозяин дома.
И он, и Ольга выходят на крыльцо, как только мы покидаем машину. Автоматические ворота за спиной с лязгом закрываются, и я чувствую себя неуютно.
– Как вчера все прошло? Много нашли у Казимирова?
– А ты откуда уже знаешь? – со смешком спрашивает Ящер, протягивая руку для пожатия.
– Да уже болтают.
– Вроде тихо работали, – хмыкает Гордеев.
Ольга, стоящая под руку с мужем, пытается поймать взгляд Дениса, но он на нее не смотрит, хотя она и принимает всякие соблазнительные позы: то ножку отставит, то прогнется, выставив бедро, обтянутое шерстяным платьем. К моему злорадству примешивается толика досады. На меня-то Гордеев тоже не смотрит. И зачем потащил? Только чувствую себя глупо в свитерке и джинсах на фоне Ольги в платье и аместистих.
– Давай сразу перетрем, а потом отдыхать будем, – предлагает Михаил.
Гордеев согласно кивает.
– Девчуля твоя собачек моих посмотрит, щенки есть, – Михаил обращается ко мне: – Я развожу. Оль… – начинает он и тут же осекается, – Николай тебя проводит, он тут хорошо ориентируется. А мы с Денисом ненадолго скроемся.
С этими словами мужчины уходят в дом. Ольга, фыркнув, идет вслед за ними.
А мне что делать?
– Пойдем, пёселей покажу, – бурчит Коля, на которого возложили обязанность меня развлекать.
У нас с ним тоже неконнект, но уж лучше нудный Коля, чем эта мерзкая Ольга.
Видимо, у меня на лице все написано, потому что мой сопровождающий, решает меня предупредить:
– Ты с ней поосторожнее. Ольга – баба мутная…
– Мутнее меня, что ли? – искренне удивляюсь я Колиному заявлению.
– Дурой не прикидывайся. Я тебя предупредил.
Ну ладно. Буду осторожнее. Я к ней даже подходить не буду.
Николай оказывается ярым собачником, а перед щеночками тает совсем. Однако, через некоторое время ему требуется отлучиться, а я решаюсь прогуляться по участку, который больше напоминает оттяпанный кусок леса. Как я и думала, огородом тут и не пахнет.
Надышавшись свежим воздухом и нацепляв репьев на пальто, я бреду обратно в сторону дома, когда в просвете между кустами замечаю нечто, приковывающее мое внимание. А именно: черная кожаная куртка авиатор.
Поскольку я уже извелась от тоски в одиночестве, я направляюсь к Гордееву, но застываю, не дойдя до него двадцати шагов. Он не один. На фоне черной кожи явственно видна рука в песочного цвета дубленке. У меня перед глазами темнеет не то от обиды, не то от злости. Я делаю еще несколько шагов вперед, и вся картина предстает передо мной.
На фоне перголы, увитой красно-желтыми с вкраплением багрянца лианами дикого винограда целуются двое. Наверное, стань я свидетелем сексуальной сцены, я была бы шокирована меньше.
Может, это всего лишь мои наивные представления, но я всегда считала, что поцелуй – квинтэссенция близости.
В груди все болезненно сжимается. Воздух в легких собрался колючим ледяным шаром, который я не могу выдохнуть. Я смотрю и не могу отвести глаза.
Каждая деталь будто вырезается перочинным ножом на коже: эти пальцы, унизанные кольцами, перебирающие короткие темные волосы на его затылке, собственническая рука на его плечах…
Вид этого поцелуя подкашивает меня. Бьет под дых.
Перед глазами все плывет. Я делаю шаг назад. Тихо. Осторожно.
Чтобы ни одна ветка под ногами не хрустнула. Не потому, что боюсь помешать, а потому, что не хочу видеть превосходство в глазах Ольги, которая знать не знает, что между нами с Денисом. А может, знает? Может, он ей рассказал?
Зачем он притащил меня сюда?
«Я хочу, чтобы ты поехала», – сказал он.
Зачем? Чтобы потешить Ольгино самолюбие? Еще раз ткнуть меня носом в то, что я – никто?