— Олдер! — схватив брата за плечи, Дариен прикрыл его собой, а тот, вцепившись ему в руку, потерял сознание.
… Когда Гирмар увидел, как его сын падает прямо под копыта взбесившемуся коню, внутри у него точно что-то оборвалось. Он шагнул вперед, собирая волю в кулак, отдавая запаниковавшим слугам приказы, а внутри у него с каждым мгновением росла холодная, черная пустота… Белолобого удалось успокоить, закрывший собою брата Дариен, не пострадал, да и сам Олдер был хоть и без сознания, но жив… Но Гирмар, двигаясь с резкостью механической игрушки, не остался подле сыновей, и не подошел к бьющейся в истерике на руках служанок Олинии, а направился к уже взятому под уздцы Белолобому. Конь дрожал, испугано косил лиловым глазом на слуг и Гирмара, а тот, подойдя к жеребцу, провел ладонью по его хребту и влажным от пота бокам. Поднес руку к лицу — на ладони остались четкие следы свежей крови…
— Стоять! — прозвучавший в голосе Гирмара металл, заставил собравшихся во дворе слуг втянуть головы в плечи, а как раз, подобравший с земли седло и потник Белолобого Калист, и вовсе съежился, поспешно зашептав.
— Я ж только прибраться, хозяин… Я ж…
Но Гирмар, не слушая его оправданий, уже осматривал седло и лопнувшую, подпругу, а потом, вырвав из рук слуги потник, извлек спрятанный в скомканной материи шип с изогнутыми, остро заточенными концами, и подчеркнуто-спокойно спросил:
— Это ведь ты седлал лошадей, не так ли?
Калист немедля рухнул Гирмару в ноги.
— Я не виноват, хозяин! Я бы никогда не посмел! Подложили, когда я из конюшни отлучился!
— Да неужели!..
В трясущемся от страха слуге было что-то такое, что сводило на нет все его трусливые оправдания, и вызывало у Гирмара настойчивое желание растереть это отребье в порошок сию же минуту, но вместо этого Остен все же сосредоточился на найденном им шипе. Как и многие мужчины этого рода, он унаследовал колдовской дар — силы, правда, ему выпало не так уж и много, но и она порою была изрядным подспорьем…
Не подвела эта сила и теперь: Гирмару понадобилась лишь пара мгновений, чтобы определить — слуга без сомнений касался найденного им шипа… Ярость — страшная, звериная, затопила сознание Остена. У него не осталось никаких желаний кроме одного — раздавить, уничтожить подлую тварь!..
Гирмар пнул под ребра, лежащего у него в ногах слугу. От сильного тычка Калист завалился на бок. И, думая, что на него сейчас обрушится хозяйская плеть, закрыл голову руками, не переставая причитать о своей невиновности. Но Гирмар и не думал браться за плеть — с искаженным от гнева лицом он вскинул руки, а с его губ сами собою сорвались короткие строки несущего смерть заклинания.
Скорчившийся на песке Калист завыл дурным голосом, и попытался было отползти от Гирмара, но уже в следующий миг руки слуги подломились, и он вновь повалился на землю, а из его ушей и носа хлынула кровь.
Через пару минут все было окончено. Гирмар, чувствуя, как затопившая его разум ярость сходит на нет, отвернулся от еще неостывшего трупа и встретился взглядом с пришедшим в себя Олдером. Сын, опираясь на поддерживающего его Дариена, смотрел на отца широко распахнутыми глазами и Гирмар, словно бы устыдившись своей вспышки, отвернулся от него, и, точно не замечая собравшихся вокруг него людей, обратился в пустоту.
— Надеюсь, кто-нибудь уже сообразил, что надо послать за врачом…
Эти простые слова оказали едва ли не магическое воздействие — людской муравейник ожил и привычно засуетился. Ни о какой поездке теперь и речи не было, так что коней увели, тело убрали, искалеченного сына со всеми возможными осторожностями перенесли в его комнату, а Дариен верной тенью последовал за братом. Все еще заходящуюся рыданиями Олинию, Гирмар сам на руках отнес в ее покои, и, уложив на кровать, устроился рядом, молча наблюдая за пытающимися напоить ее успокаивающим отваром служанками. Он давно привык к смертям и крови, но сейчас они едва не потеряли сына. Их общего ребенка, первенца, единственную нить, что еще связывала их между собою… Гирмар еще раз взглянул на Олинию — опухшая от слез, с рассыпавшейся прической и потекшей, размазавшейся по щекам краской для ресниц, она каким-то образом была ему ближе и понятнее, чем привычная, холодная красавица, которую он уже столько лет про себя именовал супругой, но никак не женой… И эту, бьющуюся в рыданиях женщину ему хотелось утешить, вот только он не знал, что для этого следует сделать…
— Олиния… С Олдером все будет в порядке. Он в сознании, за лекарем уже выслали. — Гирмар не особо надеялся, что эти слова помогут, и не ошибся в ожиданиях. Олиния продолжала рыдать, не обращая на него никакого внимания, и Гирмар, вышел из комнаты, произнеся на прощание.
— Когда лекарь прибудет, я попрошу, чтобы он осмотрел и тебя тоже…
Врачеватель, к счастью, не заставил себя долго ждать — маленький, чуть полноватый человечек с круглым лицом и обширной лысиной, был хорошо известен в окрестных имениях — он помог появиться на свет по меньшей мере дюжине будущих хозяев Амэна, лечил женские недомогания их благородных матерей, и великолепно разбирался во всех детских хворях, которые не минуют ни бедного, ни знатного. Всех своих клиентов он знал, как облупленных, а потому с порога взял быка за рога — посетовав на то, что к его приезду ничего не готово, он быстро выставил из комнаты Олдера не только набившихся туда слуг, но и самого Гирмара, оставив себе в помощники лишь дюжего Альга. Дариена, как ни странно, лекарю выпроводить не удалось, так что Гирмару пришлось коротать время в полном одиночестве, а ожидание тем временем затягивалось…
Когда же из комнаты Олдера донесся отчаянный вскрик, Гирмар едва заставил себя оставаться на месте. Лечение редко бывает безболезненным, и сейчас он своим вмешательством ничем не поможет! Тем не менее, кулаки Гирмара то и дело сжимались, когда до него доносились глухие сдавленные стоны сына, сопровождаемые неизменно-тихим бормотанием лекаря…
Наконец, врачеватель вышел из комнаты, тыльной стороной руки вытер потный лоб и устало посмотрел на Гирмара.
— Слава Малике, жилы не задеты, так что твой сын не станет сухоруким… Но насчет остального — не уверен.
— Что ты хочешь этим сказать? — Гирмар, нахмурившись, шагнул к маленькому лекарю, но на него грозный вид хозяина имения не возымел особого действия и он произнес прежним — ровным и усталым тоном.
— У Олдера сломана ключица и плечевая кость, раздроблена лопатка. Я ему сустав буквально по кускам собирал. Кости без сомнений срастутся — в его возрасте даже такие переломы заживают довольно быстро. Я взял кости в лубки, но вот насколько правильно все срастется, и насколько подвижным будет сустав, сказать заранее невозможно…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});