К этому времени Олиния уже хорошо знала, кто из прислуги не особо любит Дариена. При муже, особенно после наказания Калиста, никто из таких недоброжелателей и пикнуть бы не посмел, но в отсутствие Гирмара, и при молчаливом попустительстве хозяйки они вновь подняли головы. Укусить ведь можно не только в открытую, но и исподтишка, но не менее больно!..
Вот так, исподволь, в доме и началась новая травля Дариена — почти что незаметная, мелочная и жестокая. Олдер, чувствуя, откуда ветер дует, пытался защитить брата в меру сил, но тут он мало что мог сделать. Слугами распоряжалась Олиния, а она на возмущенные протесты отпрыска лишь чуть удивленно поднимала брови или говорила: «Позже разберусь». Стоит ли добавлять, что это «позже» не наступало никогда… Лишь Райген внешне никак не проявлял своего отношения к ученикам, оставаясь для них лишь строгим воспитателем — его время попросту еще не пришло…
Гирмар отсутствовал около восьми месяцев, а вернувшись, сразу почувствовал произошедшие за это время изменения. Побледневший, осунувшийся Дариен. Помрачневший Олдер… Расспросив сыновей, Гирмар из недомолвок Дариена и разгневанного шипения Олдера быстро понял, что происходило в его отсутствие, и этим же вечером поговорил с Олинией — это был нехороший и долгий разговор и прошел он за плотно закрытыми дверями. После этой, отнюдь не приятной для обеих сторон беседы, Гирмар не остался у супруги, а ушел отдыхать в свои комнаты, Олиния же спустилась на первый этаж и вышла в сад — спать она не могла из-за переполнявшей ее обиды и унижения. Еще бы! В этот раз Гирмар, выясняя отношения, впервые опустился до воинской ругани, обозвав ее, венчанную жену, глупой сукой… И все из-за кого? Из-за прижитого им на стороне отродья. Которое ей из-за его прихоти приходится видеть каждый день!
Заполонившая душу горечь уже готова была пролиться обильными слезами: Олиния всхлипнула, поднесла к глазам платок, и в тот же миг, откуда-то сбоку раздался голос: «Госпожа огорчена?», а из тени, отбрасываемой стеной, к Олинии шагнул невесть как оказавшийся в саду Райген…
В этот раз женщина не стала думать о приличиях, и противиться охватившим ее чувствам: прижавшись к груди своего поклонника, она выплакивала скопившуюся обиду и жаловалась на несправедливую жестокость мужа и коварство приведенного в дом ублюдка, а Райген, оглаживая ее темные локоны, шептал, что скоро Дариен исчезнет из имения, и все станет на свои места…
А еще через двадцать дней Гирмару пришло приглашение от брата — он звал его со всею семьею в Милест, чтобы совместно встретить грядущий праздник. Поскольку все дела в имении были улажены, Гирмар ответил согласием, и еще пара дней ушла на сборы и неизбежные в таких случаях хлопоты. Изрядную долю хаоса в создавшееся оживление вносил, конечно же, Олдер, в предвкушении поездки носившийся по всему имению, точно смерч, и, ни Райген, ни отец, ни более спокойный и обстоятельный Дариен ничего не могли с этим поделать.
Утро отъезда было ясным и чуть-чуть морозным: на пожухлой траве лежал иней, холодный воздух чуть покалывал кожу на лице. Олдер, уже весь в предвкушении вот-вот готовой начаться поездки взглянул на дорогу, на уже устроившегося в седле отца, но потом взгляд мальчишки упал на подведенных ему и Дариену коней, и хорошее настроение Олдера как ветром сдуло. Мало того, что Дариену, который держался в седле несколько хуже брата, подвели Белолобого — коня хоть и хорошего выезженного, но довольно норовистого, так еще и сбруя на нем оказалась попроще, чем у предназначавшегося Олдеру жеребца…
Подобное уже было — то во время семейного обеда неожиданно выяснялось, что Дариену досталась пересоленная еда или тарелка из людской, то его вещи оказывались плохо выстиранными… А мать каждый раз притворно удивлялась небрежению слуг, и заверяла сына, что это все случайность.
Олдер надеялся, что с возвращением отца все эти «случайности» наконец-то сойдут на нет, но мать, похоже, снова взялась за свое — даже отца не побоялась! Олдер, бросив быстрый взгляд на Гирмара, убедился в том, что тот, отдавая последние наставления остающимся в усадьбе слугам, не заметил подмены, и, решительно тряхнув головой — оставлять очередную маленькую подлость без внимания он был не намерен!
— Постой! На Белолобом я поеду! — шагнув к брату, Олдер перехватил узду у уже готового сесть в седло Дариена, а тот, взглянув на хмурящегося брата, слегка качнул головой.
— Я справлюсь. Не стоит, Олдер…
Но тот лишь еще больше нахмурился.
— Стоит! Пусть видят, что у нас все поровну!
Решительно отодвинув Дариена от лошадиного бока, Олдер взглянул в сторону устроившейся в носилках матери и замер — Олиния, поднеся дрожащие пальцы к губам, смотрела на него широко раскрытыми, полными ужасами глазами.
Мальчишка, не понимая внезапного страха матери, чуть качнул головой, но уже в следующий миг отвернулся от Олинии и заскочил в седло Белолобого. Едва Олдер вдел ноги в стремена, как конь под ним с громким болезненным ржанием встал на дыбы. Олдер сумел удержаться в седле, но Белолобый под ним словно взбесился — с диким ржанием он, то вставал на дыбы, то прыгал козлом, норовя скинуть с себя мальчишку. Потерявший повод, судорожно вцепившийся в переднюю луку Олдер слышал сквозь истошное конское ржание крик Дариена, испуганный и сердитый голос отца, но разобрать, что он говорит, никак не получалось. Все силы и внимание уходили на то, чтобы при очередном кульбите Белолобого не вылететь из седла, и Олдер держался… Ровно до тех пор, пока неожиданно не лопнула подпруга, и он упал прямо под копыта непонятно отчего ошалевшего коня.
Встреча с землей ознаменовалось дикой болью и громким хрустом где-то в плече, а еще через миг тяжелое конское копыто ударило его в лопатку. Снова хруст и боль. Почти не помня себя, мальчишка рванулся в бок, покатился по замерзшей земле. И почти в тот же миг кто-то кинулся к нему, оказался рядом.
— Олдер! — схватив брата за плечи, Дариен прикрыл его собой, а тот, вцепившись ему в руку, потерял сознание.
… Когда Гирмар увидел, как его сын падает прямо под копыта взбесившемуся коню, внутри у него точно что-то оборвалось. Он шагнул вперед, собирая волю в кулак, отдавая запаниковавшим слугам приказы, а внутри у него с каждым мгновением росла холодная, черная пустота… Белолобого удалось успокоить, закрывший собою брата Дариен, не пострадал, да и сам Олдер был хоть и без сознания, но жив… Но Гирмар, двигаясь с резкостью механической игрушки, не остался подле сыновей, и не подошел к бьющейся в истерике на руках служанок Олинии, а направился к уже взятому под уздцы Белолобому. Конь дрожал, испугано косил лиловым глазом на слуг и Гирмара, а тот, подойдя к жеребцу, провел ладонью по его хребту и влажным от пота бокам. Поднес руку к лицу — на ладони остались четкие следы свежей крови…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});