части оказались вовлеченными в борьбу на нашей стороне. Решили выделить по десять человек из бронированного отряда и из московского, хотя последний оказался настолько революционным, что не было ни одного красноармейца, который не принял бы участия или в агитации или в охране Совета.
Всего набралось приблизительно 120 человек. Решили устроить засаду в двух соседних комнатах (№ 5 и № 3), а в комнате № 4 должен был заседать Исполком. Потушили электричество. Я приказал немедленно коменданту тов. Спирину открыть кладовую и передать московскому отряду пулеметы. Их расставили в комнатах, где находилась засада, и в зале, через который проходили в комнату заседаний Исполкома. Решили, что если Муравьев явится на заседание хотя бы с полсотней человек, все равно открыть пулеметную стрельбу, но не дать возможности выйти из комнаты живым Муравьеву и его банде.
Иванов, «левый» эсер, по-видимому, узнал про засаду и предложил перейти в другую комнату. Но я, чтобы избежать этого, просто объявил собрание открытым. Таким образом, вопрос разрешился, мы остались в необходимой для нашей цели комнате.
Сделав некоторое вступление, я предоставил слово Муравьеву. Я не буду писать о том, что говорилось на этом заседании. Скажу только, что «левые» эсеры «закатили» такую декларацию, что во время российского соглашательства правые эсеры и то выносили более ясные и более «революционные» декларации. Наша фракция, особенно товарищи Фрейчан и Иванов, дали Муравьеву и фракции эсеров достойный отпор, называя его авантюристом и шулером. Муравьев нервничал, кусал губы. В заключительной своей речи я в резкой форме заявил, что «мы не за вас, а мы против вас».
Фракция «левых» эсеров, встретив такое сопротивление со стороны нашей фракции, потребовала перерыва. По-видимому, они догадывались, что наша фракция что-то замышляет, готовит для них неожидаемый сюрприз.
Надо несколько слов сказать о том, что происходило во время заседания за дверью, в отряде, которому было поручено арестовать Муравьева.
Лишь только Муравьев вошел в комнату и закрылась дверь, как отряд немедленно вышел из засады и окружил комнату за дверью, которая до половины была закрыта газетой, чтобы из комнаты заседания не видно было, что происходит в зале. На дверь были направлены пулеметы, полукругом расположилось 100 или 120 вооруженных людей.
Во время заседания за дверью произошел шум. Меня стали вызывать в отряд. Открывают дверь и машут рукой. Мне несколько раз приходилось покидать место председателя и идти успокаивать.
Муравьев начал смутно догадываться, что что-то готовится. В один из таких наиболее шумных моментов вышел «левый» эсер Иванов, командующий симбирской группой войск. С его появлением еще больше поднялся шум. Он вернулся бледный и попросил, чтобы я вышел и успокоил бойцов. Когда я вышел, то оказалось, что был разоружен адъютант Муравьева. Адъютант подошел ко мне и попросил возвратить ему оружие. Я ответил: «Мы сейчас, товарищи, разберем, а вы пока посидите», а ответственным товарищам их отряда заявил, чтобы они зорко смотрели за ним.
Был еще ряд подобных моментов, которые усиливали тревогу «левых» эсеров и Муравьева с его тремя телохранителями. Муравьев к концу заседания страшно побледнел, растерянно посматривал по направлению к двери, на его лице не было ни улыбки «Наполеона», ни удали «Гарибальди», с которыми он себя сравнивал в тот вечер перед красноармейцами.
Я объявил перерыв. Муравьев встал. Молчание.
Все взоры направлены на Муравьева. Я смотрел на него в упор. Муравьев тоже. Чувствуется, что он прочел в моих глазах что-то неладное для себя и сказал: «Я пойду успокою отряд». Он повернулся и направился со свитой солдатским шагом к двери.
Для слабых момент, психологически невыносимый.
В это время за дверью приготовились для ареста. Тов. Медведь ждал условного знака, который я должен был ему подать в нужный момент.
Муравьев подошел к выходной двери. Ему осталось сделать шаг, чтобы взяться за ручку двери. Я махнул рукой. Тов. Медведь скрылся… Через несколько секунд[26] дверь перед Муравьевым распахнулась, блестят штыки…
Муравьев оказался поставленным лицом к лицу с вооруженными, со злобно сверкающими глазами красноармейцами-коммунистами.
– Вы арестованы!
– Как, провокация? – крикнул Муравьев и схватился за маузер, который висел у него за поясом. Тов. Медведь схватил его за руку. Муравьев выхватил из кармана браунинг и хотел стрелять.
Увидев вооруженное сопротивление, отряд начал стрельбу. После шести-семи выстрелов с той и с другой стороны Муравьев свалился убитым в дверях Исполкома, из головы потекла кровь.
Все это произошло в одно мгновение. Изменник, пытавшийся нанести удар в спину советской власти, уничтожен.
Так кончилась предательская авантюра неудачного «Бонапарта», авантюра, которая могла бы поставить Советскую Россию перед фактом беспрепятственного занятия белочехами всего Поволжья, а может быть, привести и к удушению революции.
Муравьевщина серьезно осложнила обстановку на Восточном фронте. Если армия оказалась непоколебимой, то среди командного состава имелись и явные предатели, и люди, обманутые Муравьевым.
Всех, кто был в зале, охватило оцепенение, когда оказалось, что Муравьев убит. Многие не ожидали того, что произошло, хотя нам было ясно, что Муравьев живым не сдастся.
Вбегаю в гимнастический зал и призываю всех к революционному порядку. «Как бы ни были неожиданными и, быть может, для многих тяжелы моменты, мы обязаны владеть собой и довести до конца начатое нами! – крикнул я на весь зал, и все встрепенулись и обернулись ко мне. – Сейчас, ввиду серьезности момента, мы должны как можно быстрей действовать. Управление войсками в Симбирске в настоящий момент беру на себя я. Итак, еще раз приказываю – к порядку! Часовые, по местам!» – Все соглашаются.
Быстро занимают все выходы в здании Совета, лихорадочно расставляют пулеметы. Интернационалисту Райсу поручаю разоружить те части, которые шли за Муравьевым; Предиту, начальнику 2-й латышской роты, – защищать здание Совета в случае нападения.
Тов. Швер, член Симбирского комитета партии большевиков, редактор «Известий», в эту ночь действительно доказал свою революционность и преданность делу революции. Молодой, шустрый, но вместе с тем серьезный, он явился незаменимым. И надо отдать должную справедливость, что значительная часть успеха операции выпала на его долю. До этого я его очень мало знал.
Наша фракция в Симбирском губисполкоме была незначительна – всего восемь – десять человек, но в эту ночь каждый из нас оказался на высоте положения.
После убийства Муравьева я встал на площадке лестницы второго зтажа. Принесли воззвания, которые были отданы до заседания в типографию. Через очень короткий промежуток времени появились одна за другой делегации из отрядов с вопросом: «Где Муравьев?» Я объяснял им, что произошло, и раздавал воззвания. Они сравнительно быстро присоединялись к нам.
К матросам, которых Муравьев выпустил из симбирской тюрьмы и