телу бегут мурашки, руки становятся холодными. А лоб покрывается испариной.
Ужасно обидно!
В большом торговом центре суета. В кафешках обжимаются парочки, а солидные мужики, обвешанные пакетами, терпеливо ждут своих жен. Только я одна маюсь как неприкаянная.
Согласна, может и не права. Тимофей занят на работе. Но за пять месяцев, что мы живем вместе, он ни разу не предложил съездить куда-нибудь вместе. Даже в этот дурацкий торговый центр.
Не нужна я ему. Дело только в детях.
Стискиваю зубы. Опускаю глаза. И сейчас молчит, зараза! Где он? С кем? Ничего не знаю.
Горло перехватывает спазм. Только бы не разреветься.
— Вам плохо? — слышится рядом взволнованный девичий голос.
— Нет, все в порядке, — улыбаюсь натянуто. — Просто здесь очень душно и пить хочется.
— Так вот же кафе, — взмахивает рукой миловидная девчонка в белой майке с логотипом. — Заходите! У нас очень вкусный кофе. И морсы есть!
— Спасибо, — делаю шаг в просторное светлое помещение. Плюхаюсь на первый попавшийся диванчик. Перевожу дух.
— Что вам принести? — спрашивает меня улыбчивый официант.
— Облепиховый чай и эклер, — выдаю, косясь на листовку с предложением дня. И как только официант уходит, лезу за телефоном.
В салоне меня ждут через час. Там можно будет и переодеться. Мельком гляжу на оповещения. Штук пять от Нади. Парочка от мамы. И ни одного от мужа.
«Я для себя все решила, — мысленно заявляю темному экрану телефона. — Работаю. Откладываю деньги на квартиру. А после Нового года подаю на развод. Пусть Морозов и дальше шарахается со своей Аркилиди».
А когда поздно вечером на площадку Массимо выходит Тимофей, сердце пропускает удар. Аж мурашки бегут по спине. Таким Морозова мне видеть не доводилось. В порванной испачканной рубашке, с взлохмаченными волосами и с синяком на скуле, он по меньшей мере выглядит бродягой. Если бы не взгляд. Свирепый и жадный.
— Кто это? — охает Светлана Годарова.
— Мой муж, — признаюсь, подрываясь с места. Во все глаза смотрю на приближающегося Морозова.
И неожиданно понимаю, что люблю его. Всякого. Светского и галантного, властного и совершенно дикого. Люблю его одного и всегда буду любить. До последнего вздоха.
Глава 21
Тимофей
— Все в порядке, мужики! — протягиваю я права ребятам из вневедомственной охраны. — Приехал. Отвлекли. Сразу кнопку забыл нажать.
Пацаны улыбаются. Наверняка по моей довольной роже считали, кто меня отвлек.
— Ничего, бывает, — бухтит старший.
Достаю из кармана три тысячных купюры.
— Штраф за мою забывчивость, — улыбаюсь во все тридцать два.
Пацаны робко забирают деньги, а я готов весь мир озолотить. Хорошо-то как!
Наскоро прощаюсь с парнями. Все-таки хорошие люди! И зайдя в квартиру, лениво смотрю на свое отражение в высоком зеркале в резной золоченой раме. Рядом на полу валяются немые свидетели полной капитуляции. Сумка, шелковый нарядный комплект, подвергшийся основному натиску, и белые стринги. Маленькая кружевная тряпица заводит не на шутку. Простая, наивная, вполне в духе Леры. Но меня пробивает до печенок. Желание вновь бурлит в крови. Сердце заходится в предвкушении.
Рука тянется к кружевному лоскутку. Торможу в последний момент.
Фетишист хренов! Там Лера в ванной. А я тут над ее бельем медитирую.
Одним движением хватаю все Лерины вещи. Сваливаю горой в кресло, стоящее в прихожей. Все остальное потом. Крышу сносит, и я знаю только один способ вернуть ее на место.
Вновь прижать жену. Почувствовать ее запах, ощутить биение сердца, скачущего в унисон с моим. Стать одним целым и взмыть к звездам. Одновременно оторваться от грешной земли, а потом рухнуть в изнеможении на белые простыни.
По дороге к ванной яростно стягиваю с себя рубашку. Расстегивать пуговицы нет ни сил, ни времени. Рубашка летит куда-то в сторону. А за ней следом отправляются брюки.
Ванная комната встречает меня клубами пара и песней «Соло итальяно», несущейся из динамиков. Подхожу к душевой кабине и охреневаю от увиденного.
Моя жена танцует, закрыв глаза. Крупные капли африканского душа стекают по лицу и груди. Сливаясь в единое целое, бегут по плоскому животу, устремляясь вниз. Красиво. Безумно сексуально и заводит с пол-оборота.
Вот только это шоу для одного. И я не уверен, что предполагается зритель. Замираю около распахнутой двери. Слова застревают в горле, а Малыш уже давно в боевой стойке.
Прислонившись к мраморной стене, беззастенчиво пялюсь на жену. Тело призывно изгибается, руки подняты вверх, а приподнявшаяся грудь колышется в такт мелодии.
Будто зачарованный, делаю шаг под воду. Прижимаю девчонку к себе. Малыш тут же упирается в плоский животик, а руки обвивают талию.
— Тима, — выдыхает жена. — А я тут купаюсь…
— Вижу, — ухмыляюсь я довольно. — Потанцуем, красотка, — добавляю хрипло. — Я соскучился…
— За пять минут?
— Это была целая вечность без тебя…
— Правда?
Маленькая ступня скользит по моей ноге, подбирается к ляжке.
Этой пытки я точно не выдержу.
Подхватив жену под бедра, прижимаю к стене.
— Давай потанцуем, Лерочка, — рычу я, мало что соображая.
И тут же ощущаю, как высокая упругая грудь вминается в мою, как ноги обвивают чресла, а руки — шею.
Одной ладонью поддерживаю Леру за попу, а другую — упираю в стену.
Сосредоточившись на толчках, снова выпадаю из реальности. Жена постанывает, выгибается в моих объятиях. Царапает плечи и спину.
— Вместе, Лера… Вместе, — хрипло выдыхаю я в последний момент.
Оказавшись в постели, укладываю жену себе на грудь.
— А теперь спать, — командую я сонно.
«А поговорить?» — слабо интересуется здравый смысл, прежде чем снова пропасть.
«Потом. Все потом», — отмахиваюсь я, нежно целуя жену. И сжав в пятерне упругую Лерину ягодицу, вырубаюсь окончательно.
А среди ночи просыпаюсь в пустой кровати. В первый момент не понимаю, почему нахожусь в берлоге на Гвардейской. А Лера? Дети?
Лера! Ушла она, что ли?
Толком не проснувшись, скатываюсь с постели. Заглядываю в полутемную ванную и сортир.
Нет ее!
«Неужели ушла?» — шарахает по шарам.
«Фигушки, — отмахиваюсь я мысленно. — В квартире установлен «умный дом», он никого не выпустит без моего ведома».
«Где ты, жена?» — протираю спросонья глаза. Как сомнамбула перехожу из комнаты в комнату и натыкаюсь на Леру на кухне.
В шелковой рубашке жена стоит у окна и, обхватив себя руками, смотрит на ночной город. Панорама еще та. Я за