— Тебя каким боком моя жена волнует…
— Тима, что-то я не понимаю тебя, — хмуро бросает Богдан, ерзая на лавке. В отсвете фонаря я вижу обескураженное лицо друга. Обиделся Столетов. На мой тон, на мое нежелание реагировать…
— Ты меня в чем-то подозреваешь? — зыркает воинственно. — Интересно, в чем?
«Давай, скажи! — подначивает мелкий пакостник засевший в душе. — Обвини его во всех грехах! Одна фраза и вашей дружбе кранты».
«Нет, он не мог! И Лера не могла», — сам себе мысленно даю отрезвляющего пинка.
— Объясни мне, Фей, — в голосе друга сквозит плохо скрываемая угроза.
— Это моя жена и мои с ней отношения. Сказал, молодец. Но Дан, я сам разберусь. Понял?
— Ясен пень, — вздыхает Столетов. — Хотел как лучше…
— А получилось, как всегда, — умерив злость, усмехаюсь скупо. И хлопнув друга по плечу, предлагаю примирительно. — Ладно. Поехали домой. Жахнем вискаря. Что-то день сегодня тяжелый…
Глава 17
17
Тимофей
Дом встречает меня темными окнами и закрытой дверью. Лишь кухонное окно отсвечивает тускло. Наверняка, горит подсветка над рабочей зоной. Лера, когда на кухне, включает еще и люстру. А тут… Скорее всего, для меня оставила. Ну и на том спасибо!
— Спят, наверное, — вздыхает Богдан, входя за мной в дом. И неожиданно спотыкается о какие-то сумки, стоящие в прихожей.
— Твою мать, этого не было… Какого? — хватается рукой за стену, пытаясь удержаться. Ругается, пытаясь рассмотреть что-то в темноте.
— Да тихо ты, весь дом перебудишь! — цыкаю раздраженно. И включив свет, обалдело смотрю на сумки, стоящие в прихожей.
— Это еще что такое? — рявкаю в изумлении.
— А я откуда знаю! — сварливо огрызается Богдан.
Нехорошее предчувствие екает где-то под ложечкой.
Какого хрена происходит?
Тревога накатывает душной волной. В висках стучат молотки.
Если бы Лера хотела уйти, то не ставила бы сумки около порога. А если ушла и не все забрала. В машину именно эти два баула не влезли.
Лоб покрывается испариной, а ноги несут меня к лестнице. Взбежав наверх, не даю себя труда отдышаться. Бегом устремляюсь к детской.
Упираюсь взглядом в белую двустворчатую дверь с наклеенными по филенкам зайцами, утятами и котятами. Тупо рассматриваю зверье, наклеенное Лерой. Стараюсь выровнять дыхание.
Но глуповатый заяц с морковкой смотрит на меня с укором. Утки спешат прочь. Плохой знак. Обычно встречают радостно.
Осторожно приоткрываю дверцы. Наскоро стаскиваю с ног туфли. Лера меня убьет, если вопрусь в детскую в уличной обуви! Да и за костюм может попасть. К дочкам заходить только в чистой домашней одежде… Таков уговор.
Тяну шею, пытаясь разглядеть спящих в кроватках малышек. Но вижу только подушечки и пеленки. Кроватки пусты. В два шага оказываюсь рядом.
Внимательно разглядываю пустые люльки под полупрозрачными балдахинами. Никого. Пусто!
Со всех ног несусь в спальню. Может, Лера уснула с дочками на нашей кровати?
Такого никогда не было. Это опасно. Малышки могут скатиться на пол. Но все бывает в первый раз…
Сердце ухает с удвоенной скоростью. И пропускает удар, стоит только войти в спальню. Никого нет.
Шагнув к рабочему столу, замечаю листы, исчерканные иероглифами, словарь, блокнот с пометками.
Китайский, твою мать!
Неужели, Богдан прав. Лера взяла детей и ушла к неведомому мужику. К кому? Куда? И почему я ничего не заметил?
Достав из кармана айфон, звоню жене. Вот устрою я ей сейчас выволочку. Это что за номера? А поговорить нельзя? Влюбилась в другого, так и скажи! Не фиг сбегать из дома под покровом ночи!
Что за детский сад, честное слово!
Телефон, конечно же не отвечает. Да и кто бы со мной разговаривал в такой ситуации?
Лера, девочка моя, что же ты творишь?
Устало тру лицо и все пытаюсь сообразить, как поступить дальше. Бессмысленно таращусь в окно. Темнота, хоть глаз выколи.
Надо будет фонарей понаставить в частном секторе.
— Ну и где мне тебя теперь искать? — вернувшись к столу, спрашиваю у кривых иероглифов, начерканных быстрой рукой.
Отрешенно спускаюсь вниз. Ни одной мысли. Куда и зачем уехала Лера? А главное, почему?!
— Нет их, — бросаю на ходу Богдану.
— Побухали, называется, — бухтит он и добавляет в сердцах. — Из-за твоей Леры вечно проблемы. Где ты ее только откопал?
Наверное, это становится последней каплей. Будто кто-то спусковой крючок снимает с моей хваленой выдержки. Сам не осознаю, как сжимаю кулак. Ракетой направляю его в челюсть Столетова. Тот не успевает увернуться. Не ожидал. Я тоже.
— Ты чего, Тима? — кряхтит Богдан, не понимая. Потирает челюсть, пытаясь в себя прийти от удара.
— Нечего мою жену полоскать на каждом углу. Ты чего добиваешься, Столетов? Думаешь, мы разведемся и сам нырнешь под теплый бок?
Ответка прилетает незамедлительно. Я тоже не остаюсь в долгу. Врезаю по ребрам. И тут же ощущаю как в шею бьет чугунный кулак Столетова. Но дикая слепая ярость уступает место веселью.
В разные стороны летят стулья. Опрокидывается стол. С грохотом падает с полки заварочный чайник.
Да и мы сами катаемся по полу, продолжая мутузить друг друга. Но теперь уже выпустив пар, смеемся, подначивая друг друга.
— О, господи! Что вы тут устроили? — доносится от двери испуганный голос.
Словно как в пятом классе, когда нас застукала Щербинина во время разборок на заднем дворе школы, раскатываемся в разные стороны.
— Размяться немного решили, — поднявшись, отряхиваю штаны. Откидываю в сторону рваный на спине пиджак.
Рядом бок о бок встает Дан.
— Что надо, Щербинина? У нас дружеский спарринг, — бурчит на автомате.
— Да вы на себя посмотрите, — охает Надежда. — Тима, ты же мэр… Хоть в зеркало на себя полюбуйся! Как ты завтра на работу пойдешь?
Неспешно подхожу к зеркалу. На скуле ссадина. Сейчас еле заметная, но к утру расцветет фиолетовым. Как там японцы называют такие синяки.
Цвет спелой сливы? Оно самое и есть!
— А семья моя где? — интересуюсь как можно равнодушней. Эта курица точно в теме. Небось, за кошелками приперлась.
— Девочки у меня. Мне Лера разрешила, — поспешно ойкает Надя.
— А она сама где? — повернувшись, давлю взглядом.
— А она тебе разве не звонила?
Демонстративно лезу в карман. Достаю сотовый и внимательно проглядываю пропущенные звонки. От жены сегодня ни одного.
— Нет, — мотаю головой