А тот был рад стараться, отыгрывая театрально.
— Пошли зимой на Ледник двое, свободные, сами по себе. Любители. Насмотрелись фильмов, решили романтики хапнуть. Дошли ближе к вечеру до подножия, остановились в домике у геолога старого. Бражки выпили, а как без этого? Геолог с востока, а там традиция — гостя обогрей и напои. Вот он и напоил до состояния не стояния, хех!
И вот первый горе-альпинист заявляет, что прямо сейчас пойдет. Вершину хочет первым покорить. Бражка в голову ударила, вот он и начал чудить. Дурак одним словом, чего с него взять?
Геолог со вторым альпинистом начали его уговаривать, а тот ни в какую. Ушел. Да в самую метель. Что делать? Второй альпинист взял снарягу и за ним пошел, вызволять приятеля. Догнал уже на середине пути.
Давай, говорит, назад. А тот ни в какую. Ну пришлось и первому за ним лезть, чтобы в случае чего подстраховать.
Лезут. И тут вдруг первый поскользнулся и вниз. Но успел за ногу дружка своего схватить. Висят над обрывом.
Тяжело. Да еще устали, Да еще пьяные, хоть и хмель весь вышел от страха.
Второй понял, что еще чуть-чуть и вдвоем погибнут. Вытащил ледоруб и руку товарищу своему — хрясь! — и отрубил. Тот — с обрыва.
Вернулся к геологу. Говорит, что сорвался товарищ его. А геолог видит, что ледоруб в крови и ботинки тоже — и все понял. Но молчит.
Альпинист отдышался, да вниз ушел под предлогом, что поисковикам сообщить надо. Геолог только дверь закрыл, сел к столу, чтобы еще бражки хапнуть, да спать ложиться, как вдруг слышит, как у домика ходит кто-то. А потом в дверь постучал — тук! тук! тук!
А потом дверь со скрипом сама по себе вдруг открывается, а на пороге сорвавшийся альпинист стоит! В крови весь, синий лицом. Мертвец!
Тянет кровавый обрубок и хрипло так говорит…
Клим глянул на всех, выждал театрально паузу, когда все едва дышали, ожидая, чем же закончится история.
А потом как заорет:
— ОТДАЙ МОЮ РУКУ!
Маринка взвизгнула, а Клим прыснул от смеха. Все тоже засмеялись, хотя и знали, чем закончится история.
— Дурак! — крикнула девушка, ударив рассказчика в плечо. — А если бы я рванула куда-нибудь от страха и опять ногу подвернула? Мало мне медведя что ли⁈
— Черный альпинист отдал бы тебе свою ногу! — могильный голосом ответил Клим, за что еще получил порцию подзатыльников.
— А если серьезно, то в горах много чего необычного бывает, — сказал Клим, когда все успокоились.
— Опять пугать будешь? — надула губки Маринка.
— А чего вас пугать? — улыбнулся тот. Но сразу же стал серьезным. — Говорят, что в горах ходит снежный человек. Точнее снежная женщина.
— А ты что ее сам видел? — спросил Гришка, улыбаясь.
— Нет, сам не видел. Но Дубинин говорят, видел. Да он сам как-то рассказывал. Водки перепил, и язык развязался у него. Говорит, встали они как-то группой зимой возле северной части Торкуза. Палатки разбили. И вот слышат, снег хрустит так, будто идет кто-то. А ночь стоит — хоть глаз выколи. Кто может на леднике ходить в такую погоду? Другой группы точно нет. Может, заблудился кто?
Марина начала ворчать, что Клим опять хочет ее напугать, но все из группы зашикали ей и она замолчала.
Клим продолжил свой рассказ:
— Вышли из палаток, начали светить фонарями. А метрах в тридцати от их лагеря, возле торосов ледяных, стоит кто-то. Высокий, сутулый. И словно бы в шубе, мех белый виден. И глаза только в ночи блестят красноватым светом. Как в рассыпную не побежали? Дубинин говорит, страх такой сковал, что пошевелиться невозможно было. А сутулый этот словно бы что-то ищет в сугробах. Потом увидел альпинистов, глянул на них. Дубинин говорит, что чуть с ума не сошел, когда в лицо ему заглянул. Женское. Но не человеческое. Как маска. Страшно.
Артем потянулся к Генке взять кипятка, а тот, не ожидая такого, вздрогнул, подумав, что это тот самый йети. Все хохотнули, но нервно.
— Снежная дева эта издала такой низкий протяжный звук. И широкими шагами прочь ушла. Всю ночь, говорит, не спали. В палатке одной собрались, и светильники жгли, ледорубы только в руках сжимая. Когда же светать стало, решились выйти. При свете дня уже не так страшно было. Подошли к тем торосам, а там следы такие огромные, будто кто вместо ботинок тазики на ноги надел.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Брехня! — отмахнулся Володя.
— Не брехня, — покачал головой Клим. — Спроси сам у Дубинина.
— И спрошу, — покачал головой тот.
— И спроси.
— И спрошу.
— И…
— Тихо! — выдохнул я, прислушиваясь.
— Что случилось?
Я обернулся, Присмотрелся.
Там, в кустах, метрах в трехстах от нас, кто-то был. Точно не медведь, хотя лучше был бы он.
— Снежная дева? — одними губами спросила Марина.
Ей никто не ответил.
— Кажется, к нам гости, — ответил я, привставая с места.
Там, внизу, и в самом деле кто-то был.
— Гости без предупреждения не ходят, — задумчиво произнес Клим, тоже всматриваясь в полумрак. — А это даже огней не зажгли и фонарика.
— Значит, они не хотят, чтобы мы о них знали, — улыбнулся Володька, и сам еще не зная, насколько точно попал в цель.
А мы с Генкой и Артемом переглянулись — почему-то сразу поняли, кто именно к нам направляется.
Глава 11
Шрам
— Ребята… — начал Генка, но Артем его перебил.
— Я пойду, проверю. Сидите тихо.
— Я с тобой, — произнес я, чувствуя, что происходит что-то непредвиденное.
Зачем детина вернулся за нами, если решил отпустить? Передумал? И для этого прошел столько по следу, вместо того чтобы заниматься своими — какие они ни были, — делами? И самое главное — что именно он от нас хочет?
Тот огромный мясницкий нож не давал мне покоя. Я догадывался, что особого диалога не получится, и внезапные гости пришли к нам не для того, чтобы угостить тортиком или медом.
А подозрения только усилились, когда Артем шепнул мне:
— Нужно уходить.
— Ты что-то знаешь, чего не знаем мы? — спросил я, пристально глянул я на парня.
Артем нервно хохотнул.
— Я знаю, что нас сейчас убью. Поэтому и говорю, что нужно уходить. Но сначала давай убедимся точно кто к нам пожаловал.
Мы сделали небольшой крюк, обошли тропинку, по которой двигались незваные гости и затаились в кустах. Двое шли особо не прячась, чувствуя себя уверенно. Попутно разговаривали.
— Зачем в доме оставил рыжуху? — спросил первый, тот, со шрамом на лице.
Голос у него был сухой и напоминал змеиное шипение.
— Да я только на две минуты, — пробасил детина. — вышел в туалет, по надобности.
— Тебе же было сказано, чтобы не снимал никогда повязку с тела!
— Да что мне, даже в туалет с ней ходить что ли⁈
— Да, даже в туалет!
— А если развяжется, когда я на очко сяду? Ты потом из дерьма ее вылавливать будешь?
— Тебя нужно в дерьмо окунуть, чтобы знал в следующий раз, — человек со шрамом замолчал, потом, чуть успокоившись, спросил: — Уверен, что это те сопляки?
— Больше некому. Точно они.
— Тогда валим всех, а трупы в яму.
— В новую что ли? Далеко тащить ведь.
— В старую, баран! В старую! И закопать.
— Зачем? Косолапый следы подчистит. Обглодает — одни чистые косточки оставит.
— Ладно, — согласился Шрам. — Только потом проверь, чтобы никаких вещей и улик. А лучше сожги все, вместе с костями. И рыжье мне верни, бес!
— Жарайды.
Путники прошли совсем близко, мимо нас. А мы с Артемом даже перестали дышать, притаившись в кустах. Мы поняли, что влипли в какую-то очень нехорошую историю и просто так ее, на азарте, как там, в электричке, разрулить не получится.
— Возвращаемся, — шепнул я Артему.
Тот лишь кивнул головой. Но даже не встал.
— Живей! — прошипел я. — Надо ребят предупредить!
Мы бросились обратно в лагерь и сбиваясь, объяснили всем, что нужно как можно скорей уходить. Ребята оказались понятливыми и уже были собраны к нашему подходу. А когда услышали про то, что нас хотят убить, без лишних слов рванули прочь из этих мест.