пошел ночью.
Вот и сейчас, ощутив порыв свежего ветра, Николай невольно подумал о том, как бы их прогулка не сорвалась. Но погода непредсказуема. Ею нельзя управлять – она сама себе полновластная хозяйка. И даже если на город и обрушится дождь, тут уже никто ничего не в силах изменить. Кем бы он ни был.
Дверь Дома культуры скрипнула, и майор обернулся. Это была Рута. Она улыбнулась офицеру.
– Здравствуй, Коля, – тепло поприветствовала она его.
– Здравствуй, Рута, – улыбнулся в ответ Коновалов и протянул ей букетик полевых цветов.
– Спасибо. Давно ждешь?
– Нет, – честно сказал он. – Пойдем?
– Пойдем. О! – Женщина посмотрела на небо. – Кажется, скоро пойдет дождь.
– Неудачно он пойдет. Как раз когда мы собрались погулять.
– Коля… – Рута закусила губу. – А пойдем ко мне? А то ты еще ни разу не был у меня в гостях.
– Если ты не возражаешь.
– Не возражаю. Потому что дождь все равно будет. Я это знаю.
– Я тебе верю. Тогда пойдем.
Женщина взяла Николая под руку, и они пошли в сторону уже знакомого дома. Ни Рута, ни Василий не ошиблись – они не дошли до дома несколько шагов, как с неба сорвались первые крупные капли.
– Скорее, – женщина потянула майора за руку, и они побежали к двери подъезда.
Это был не ливень, но сильный дождь. Коновалов и Рута не успели намокнуть. Они оказались в просторном и полутемном подъезде. Женщина достала из сумки ключи, подошла к одной из дверей на первом этаже и открыла ее.
– Проходи, Коля, – сказала она. – Вот здесь я живу.
Она щелкнула выключателем, и Николай ступил в маленькую прихожую. Рута повесила на вешалку свой летний плащ и сбросила туфли.
– Проходи в комнату, – сказала она и указала рукой. – Будешь кофе или чай?
– От чая бы не отказался, – кивнул офицер.
– Хорошо. Я сейчас поставлю чайник.
Майор прошел в комнату. Она была не очень большой, но довольно уютной. Первое, что бросалось в глаза, это книжный шкаф. Сам по себе он был небольшой, но взгляд притягивали в первую очередь его резные завитушки, цветы и фигурки, украшавшие дверцы сверху и сбоку. Коновалов невольно залюбовался. Конечно, шкаф был старый, явно сделанный еще в прошлом веке, но от этого не терял своего очарования.
Остальной интерьер комнаты был не таким броским. Невысокий диван, накрытый вязаным пледом, письменный стол, стул, тумбочка, крохотный столик, на котором стояла вазочка с цветами. На стенах висела пара картин: одна изображала морское побережье, другая – городской пейзаж. Оглядевшись, Николай снова посмотрел на шкаф и подошел поближе. Не открывая дверцы, он начал изучать корешки книг. Большинство из них были на литовском, поэтому майор даже и близко не представлял, о чем эти книги. Рута, как и обещала, начала понемногу учить его. Коновалов запомнил несколько слов – память у офицера была хорошей. Но его словарного запаса было явно недостаточно, чтобы прочитать названия томиков и фолиантов. И ни одной книги на русском языке. Хотя нет. Вон, кажется, Чехов. Интересно, что там? Рассказы или пьесы? В голову закралась мысль, что чего-то как будто не хватает. Или наоборот – что-то здесь лишнее.
Мысли Николая прервала вошедшая в комнату Рута.
– Красивый шкаф, – сказал он.
– Нравится?
– Очень. Необычная работа. Ни разу таких не видел.
– Его покупал мой дедушка. У очень хорошего мастера. Это было еще до революции.
– Да, я так и понял.
– Чай скоро будет готов. Могу я попросить тебя выдвинуть стол? – она кивнула на стоящий возле шкафа столик с цветами.
– Мы здесь будем чай пить?
– Конечно. Но, если хочешь, пойдем на кухню.
– Нет-нет, давай лучше здесь. Тут очень уютно.
Женщина улыбнулась и снова скрылась на кухне, а майор, переставив вазочку на письменный стол, подвинул столик ближе к дивану.
Дождь все еще шел, когда они сидели и пили горячий чай. И внезапно Коновалова осенило: в комнате нет ни одной фотографии. Вот что показалось ему немного странным, когда он смотрел на резной шкаф. Сколько он помнил, фотографии, расположенные за стеклом шкафа или висящие на стене едва ли не в каждой квартире, были привычными атрибутами интерьера. Но здесь фотографий не было. Как будто женщина жила совсем одна и у нее не было ни родных, ни близких, ни друзей. Впрочем, не ему об этом судить. Хоть Николай с Рутой и стали близки, но он очень мало знал о ее жизни. Лишь только то, что она ему рассказывала. И на их первом свидании женщина дала понять, что не очень хочет говорить о семье. Офицер и не настаивал. Мало ли у кого что в жизни бывало? Или, может, у литовцев не принято выставлять напоказ семейные фотографии? Но профессиональное чутье разведчика все равно подкидывало ему мысли, что здесь кроется какая-то тайна. А опасная или нет – этого майор понять не мог.
– Коля, – нарушила тишину Рута.
– Да.
– Я хотела тебя спросить…
– О чем?
– Ты извини, если мой вопрос покажется тебе неприятным… Йонас – тоже твой друг?
– Йонас? – переспросил Коновалов.
– Да. Йонас Петраускас.
– Нет, он мне не друг. Просто… – Николай замялся, пытаясь подобрать нужные слова и при этом стараясь не сильно соврать. – Я с ним общаюсь по работе. Есть один, скажем так, небольшой вопрос, который мне нужно решить. Поэтому мне пришлось обратиться к Йонасу. А что?
Женщина помолчала немного.
– Йонас – плохой человек, – ответила она. – Скользкий, как змея и… – Она замолчала, подбирая нужное слово.
– Мутный, – подсказал офицер.
– Да, мутный. С ним не надо дружить, Коля.
– Да я, собственно, и не собирался. Я согласен с тобой, что-то в нем такое есть. Темное, я бы даже сказал, подозрительное. Но все-таки чем же он так плох?
Майор и сам знал ответ на этот вопрос, но ему стало интересно, что скажет Рута.
– Понимаешь, Коля, Йонас – такой человек, которого интересуют только деньги, и ничего больше. Он скупает краденые вещи, и ему не важно, что на них может оказаться кровь других людей. Если к нему придет бандит и попросит продать ему пистолет, чтобы убить кого-то, Йонас это сделает. Потому что ему заплатят. А еще может тебе соврать, если ему это будет выгодно. Я бы такому человеку ничего не доверила. У него и прошлое очень темное.
– Он уголовник?
– Да, он сидел в тюрьме. Говорят, что за воровство. Я не удивляюсь. Он может украсть, продать, предать. Знаешь, как он поступил со своей двоюродной сестрой?
– Неужели он ее убил? – приподнял брови Коновалов.
– Хуже. Когда здесь были немцы, они